Московский бродвей - Фридрих Незнанский

Все складывалось лучше некуда. Через несколько минут Бородулин принес из архива газету «Московский комсомолец» двухнедельной давности, где в разделе хроники следователь прочитал о скандале, который Анжелика учинила в холле «России». Бородулин внимательно прочитал заметку. Показания Сафина подтверждались полностью. Журналист даже мягко намекал на то, что «певице удалось договориться с дежурными милиционерами».

Сафин, улыбаясь, следил за Бородулиным и, кажется, был даже чем-то доволен. Он спросил:

– А в газете про меня ничего не написано? Кстати, мы договорились, чтобы они не составляли никаких актов.

– Значит, – продолжал Бородулин, отложив газету, – Анжелика сразу успокоилась, когда вы подошли?

– Нет. Не сразу. Она кричала. А я стал ее успокаивать.

– Что она кричала?

– Ругала Консона и Разину.

Бородулин еле сдержал улыбку. Об этом в «Комсомольце» написано не было, однако признательные показания Сафина, конечно, ценней, чем какая-то там заметка… Еще чуть-чуть, подумал следователь, и, пожалуй, удастся вырваться в отпуск куда-нибудь к морю. Улик против известной певицы становится все больше и больше.

– Что именно она кричала?

– Кричала, что расправится с этой мерзавкой Разиной и с подонком Консоном. Что испоганит его гадскую рожу, а Разина сделает четвертую пересадку кожи после нее.

– Долго это продолжалось?

– Нет, не очень. Минут десять-пятнадцать.

– Потом вы поднялись к ней в номер.

Сафин кивнул.

– И что дальше?

– Анжелика стала рассказывать, что Разина и Консон не дают ей спокойно жить, мешают ее концертам… Я не очень хорошо помню. Но из ее слов выходило, что они пытаются взять ее бизнес под свой контроль.

– Она была одна?

Сафин кивнул, но как-то не очень уверенно. Бородулин, конечно, обратил внимание на это, но переспрашивать не стал.

– А потом, – продолжил Сафин, – она попросила меня отомстить Консону.

– И вы согласились?

Сафин кивнул:

– Да. Она предложила деньги.

– Сколько?

– Тысячу долларов…

– Хм… Интересно. А почему вы так быстро согласились?

Сафин пожал плечами:

– Когда женщина просит, мужчина не должен отказывать.

– Значит, у вас не было личной неприязни к Консону и его сыну?

Сафин ненадолго задумался и ответил:

– Да нет… Кроме того, что он мне еще с детства надоел со своими песнями.

Закончив допрос, Бородулин вызвал контролера, тот увел Сафина в камеру следственного изолятора, и еще раз перечитал протокол. Выходило, что Анжелика Раззаева наняла Сафина, чтобы тот отомстил Консону за какие-то неприятности, которые он ей доставил. И тот решил совершить покушение на Давида, сына певца. Однако Сафин напрочь отрицал свое участие в случае в Останкинском телецентре. Это несколько озадачивало Бородулина. Особенно смущала схожесть способа нападения – ранение в плечо. В общем-то Сафин показал, что Анжелика просила никого не убивать, а просто напугать. Но кто напал на Симеонова? Если бы это был Сафин, то для него нет никакого смысла скрывать: рано или поздно все выяснится.

В любом случае следующим шагом должен был стать допрос самой Анжелики Раззаевой…

Глава 5.

Когда мы подъехали к «Олимпийскому», вокруг гигантского стадиона уже собралось очень много народа. На большом щите перед входом все могли лицезреть портрет самой Анжелики – худое скуластое лицо, раскосые глаза, волосы, вольно спадающие на лоб. Концертное шоу именовалось «Ты не одна», – заглавную песню я уже несколько раз слышал по телевизору. Клип крутили постоянно, поэтому было трудно не запомнить незатейливый мотив, и особенно страстный, надрывный голос Анжелики. Теперь мне предстояло посмотреть на нее живьем… Публика, в основном молодежь, курила, смеялась, пила из бутылочек разные напитки – словом, оттягивалась как могла. Чувствовалось, что концерт – это для них всего лишь повод пообщаться и провести время.

Едва мы нашли место для парковки и вышли из машины, как в сгущающихся сумерках появилось впечатляющее зрелище – гигантская, составленная из огненных искр буква А. Вокруг тут же зажглись фейерверки поменьше, обычные спиральки, звездочки и шары, которые подчеркивали впечатляющие размеры инициала певицы. Толпа даже притихла и как завороженная уставилась на огромную литеру.

– И как ты предполагаешь пробиться сквозь эту толпу? – поинтересовался я у Лены, когда, вдоволь налюбовавшись эффектным зрелищем, мы смешались с поклонниками Анжелики.

– Через служебный вход, – беспечно ответила она, взяла меня за руку и повела сквозь толпу.

Мы с трудом обошли здание и оказались возле неприметной металлической двери с угрожающей надписью: «Посторонним вход строго воспрещен!» Рядом с дверью тоже собралась изрядная толпа. Мы пробились к двери, Лена нажала кнопку звонка. Дверь чуть приоткрылась, и в проеме показалось лицо охранника с вопросительно-раздраженным выражением. Лена, однако, ничуть не смутилась, назвала свою фамилию, после чего охранник посмотрел список и пропустил нас внутрь.

– Вот как хорошо иметь среди своих знакомых эстрадных звезд, – похвасталась Лена.

– И адвокатов, – закончил я.

Мы довольно долго шли по каким-то узким коридорам, стены которых были покрыты облупившейся краской, а под потолком змеились толстые трубы, обитые рифленой фольгой. В конце концов коридор чуть расширился, по сторонам начали попадаться двери с надписями «Артистическая уборная номер…». Лена вела меня так уверенно, будто сама бывала здесь ежедневно. В конце концов мы остановились у двери, на которой был прикреплен лист бумаги с надписью: «Анжелика. Персональная грим-уборная».

– Пришли.

Лена постучалась и, когда изнутри донесся раздраженный крик «Ну кто там еще?!», открыла дверь.

Мы оказались в небольшой захламленной комнатке, по стенам которой были развешаны всевозможные сценические костюмы. Разноцветные, блестящие, самых невероятных форм и фасонов. Здесь были и длинные темные платья с блестками, и коротенькие юбочки кислотных оттенков. В углу примостились три или четыре гитары. На полу валялись несколько пар обуви. Угол уборной отгораживала легкая ширма, а рядом с ней находился столик для грима – широкое зеркало, десяток ярких ламп по его сторонам, масса разнокалиберных коробочек с красками, тонкие кисти, множество губных помад, похожих на разбросанные по столу охотничьи патроны. Полстены занимал большой плакат – точная копия того, что мы видели перед «Олимпийским».

– Кто там? – послышался очень недовольный голос из-за ширмы в углу.

– Это мы, Анжела, – сказала Лена.

Тут же появилась взлохмаченная голова.

– А-а, Лена, привет! А это… – Анжелика перевела взгляд на меня.

– Да, это Юра. Адвокат, – представила меня Лена, – я тебе о нем говорила. А это Анжелика, – повернулась она ко мне.

– Я уже догадался. Здравствуйте.

Голова исчезла, из-за ширмы снова раздался голос Анжелики:

– Садитесь. Я сейчас оденусь и выйду. У меня есть немного времени. Минут десять-пятнадцать перед концертом. Что, на улице много народу?

– Полно, – ответила Лена, – не пробиться.

– Хорошо… – Голос стал довольным. – Значит, снова аншлаг. Как вчера и позавчера. Мои недоброжелатели снова будут скрежетать зубами… Ну и пусть скрежещут. Это им полезно.

Голос Анжелики был резким и капризным, как у маленькой девочки, которая потеряла любимую игрушку. Я краем уха слышал, что кто-то из журналистов даже сравнивал ее голос с насколько рваным, настолько же очаровательным вокалом Эдит Пиаф. Впрочем, на мой взгляд, журналисты, как всегда, преувеличили…

– Вот и я. – Анжелика вышла из-за ширмы. Надо сказать, по телевизору она выглядела куда эффектнее. Понятно – хитрости при съемках, особый грим, специальные ракурсы, компьютерная обработка… В клипах она походила на этакую красивую и опытную, хоть и молодую, женщину, прошедшую через все испытания, посылаемые жестоким миром, в котором ей приходится жить, и при этом не потерявшую нежности и любви. Собственно, об этом и были все песни, включая ту, по названию которой именовался сегодняшний концерт.

Но из-за ширмы появилась просто обычная девчонка, невысокая, с худенькими и тоненькими ручками-ножками, обиженно надутыми губками и несколько уставшими глазами. В принципе Анжелика не обладала сколько-нибудь впечатляющей внешностью. Встретил бы я такую на улице – и даже не обернулся бы. Совершенно обычная девушка, ну только глаза чуть раскосые, что не совсем характерно для Москвы. Хотя была у меня одна знакомая – коренная москвичка и при этом настоящая саамка… И фамилия у нее была соответствующая – Серин-Оол… Так что если разобраться, то и в Москве можно встретить хоть кого… Но, очевидно, на сцене она становилась совсем другой, нам в этом, судя по всему, сегодня предстояло убедиться.

– Анжела, мы сейчас, конечно, не будем вдаваться в подробности, – сказала Лена, – тем более у тебя концерт, нужно быть в настроении.