Та, что меня спасла (СИ) - Ночь Ева

На нас слишком много тряпья. Но это не мешает. Мы обнимаемся и целуемся. Мои губы накрывают её. Кружат, засасывая. А затем она делает то же самое. Робкое прикосновение её языка сводит с ума. Хочу её до темноты в глазах, но не делаю никаких шагов, чтобы сблизиться.

Тая первой стягивает с меня футболку. Гладит ладонями грудь. Любовно обводит каждую мышцу. Спускается к животу, а затем – к джинсам. Замирает. Прислушивается. За дверью возится зверь. Это Че.

Она поглаживает мой член сквозь ткань. Задумчиво и словно нерешительно. А затем, вздохнув, расстёгивает «молнию», выпуская вставшую плоть на волю.

– Я… хотела, чтобы это было по-настоящему первое свидание, – признаётся она. – Ужин. Цветы. Разговоры. Может, поцелуй. И ничего больше. Цветы! – вскидывается она огорчённо. – Я оставила их в машине!

– Я подарю тебе новые. Другие. Всё равно тебе не понравился тот букет.

– Понравился, – чуть не плачет она. – Просто… очень большой. Никогда у меня не было такого.

– Тш-ш-ш… – успокаиваю её, заключая расстроенное лицо в свои ладони. Глажу большими пальцами скулы и виски. – Всё хорошо. Не надо. Это всего лишь букет. Так что ты хотела, Тая? Чтобы ничего этого не было, да? Ничего не будет. Просто полежи со мной немного рядом. А потом я уйду. Оставлю тебя в логове этого чёртового дракона.

Она затихает на секунду, а затем вздыхает:

– Не могу. Ты нужен мне, Эдгар. Вот сейчас – нужен. Это как… сочинить красивую песню и оборвать её на полуслове рваной нотой. Люби меня, пожалуйста. Нежно-нежно, как умеешь только ты.

– Тебе не с чем сравнивать, – срывается с губ, и я готов себя ударить за подобные слова. Зачем я делаю это? Зачем вбиваю ей в голову сомнения?

– А я и не хочу сравнивать, Эдгар, – льнёт она ко мне. – Не хочу. Мне никто не нужен, кроме тебя. Только ты, понимаешь?

Я понимал. Но поверить до конца не мог. Слова её – как последняя капля, что доточила плотину, и она рухнула под напором течения. Только щепки во все стороны полетели.

Я стягиваю с Таи джинсы. Пальцы купаются в пенном кружеве её белья. Целую её, глажу. Горячая, такая податливая, гибкая. Ей хватает несколько поглаживаний и нажатий на нежную плоть – и она бьётся в экстазе. Дрожит, извивается, зажимая мою руку ногами.

Жду, пока она затихнет, но её спокойствия хватает на краткий миг. И вот она тянет вниз мои джинсы и бельё. Я накрываю её телом. Вхожу медленно. Хорошо. До фанатичной дрожи. Это как вернуться домой после долгой разлуки. Узкая. Горячая. Моя.

– Люблю тебя, – шепчет она перед тем, как мы сливаемся окончательно. И я больше не сдерживаюсь. Бьюсь о её берег. Получаю наслаждение. Отдаюсь ей телом. Распахиваю душу в этом почти безмолвном единении.

– Люблю, – толчок. – Моя, – ещё движение вперёд. – Навсегда, – выхожу почти полностью, чтобы вернуться назад.

– Эдгар! – выкрикивает она – и мы заканчиваем эту песню одновременно. На высокой ноте. На торжествующем аккорде. Пьяные от счастья. Если бы у каждого из нас внутри жила лампочка, сейчас бы она засияла ярко-ярко и осветила эту комнату.

Я не спешу выходить. Мне хорошо. А ещё мелькает мысль: если она ещё не беременная, у меня есть шанс сделать нас родителями. Я хочу этого так сильно, что теряю себя в этом понимании. Кажется, я созрел. Окончательно и бесповоротно. А поэтому у меня ещё больше желания покончить со всеми тайнами и страстями, что кружат вокруг меня, как стервятники в ожидании добычи. Не дождутся.

12. Тая

Я уснула у него на груди. А проснулась в одинокой постели. Ранним утром, ещё за окном предрассветные сумерки серели. Пусто. Холодно. Неуютно. Горько. Я всё понимала, но расставаться с Эдгаром – всё равно что кожу содрать.

Не помню, как я одевалась. Зато по огромной квартире пронеслась вихрем. Исчез не только Эдгар. Он увёл с собой Че. И от этого стало втройне одиноко.

– Он ушёл, Тайна, – полуголый Аль курит на кухне в форточку. Пускает тонкую струйку дыма. Сидит на подоконнике, поджав под себя ногу. На нём только джинсы. Интересно, он ложился спать?

Я падаю на стул. Очень хочется плакать, но креплюсь изо всех сил. Затем срываюсь, бегу к двери, распахиваю её решительно. На пороге меня ловит Аль. Сжимает в объятиях, не давая выскочить в подъезд.

– Тихо, тихо. Ну, же. Успокойся.

Он уговаривает меня, как маленькую, а я больше не сопротивляюсь: на пороге лежит мой букет. Огромный и очень трогательный в полумраке.

– Я не убегу. Отпусти, Аль.

Он осторожно убирает руки, а я, пошатнувшись, наклоняюсь вперёд. Поднимаю розы и прижимаю их к груди. Пахнут. Тонко-тонко, как дорогой парфюм. Как воспоминание о вчерашнем вечере.

– Только не плачь, Тайна, – у моего дракона голос хрипит, как саксофон. – Кажется, я вчера в ударе был. Ты прости.

Аль умеет просить прощения. У Эдгара с этим плохо.

– Всё хорошо, – растягиваю губы, но глаза у меня, наверное, как у побитой собаки. – Я не буду ронять слёзы. Не из-за чего.

– Чёрт! – бьёт Аль кулаком по стене. – Я ему завидую. Гинцу твоему. И спрашиваю: почему он, а не я? Вот так любить – это сложно? Больно? Страшно? Скажи, Тайна, признайся. Ты ведь умрёшь за него, да? Если вдруг понадобится?

– Так любить просто, – качаю головой. – И ему не нужно, чтобы я за него умирала. Я не могу всего объяснить. Это и химия, и эмоции, и привязанность. Ты же помнишь: мы начали не с того. Все эти недомолвки, обиды – пропасть. Не человек умирает, Аль, а любовь. От недоверия. От неумения слышать друг друга.

– Но сейчас ведь всё хорошо? – продолжает он саксофонить. Для него почему-то важно, что я скажу. Ещё один взрослый мужчина спрашивает меня, как жить дальше. У Аля сложный период. Это видно, это ощущается.

– Сейчас сложно, – говорю правду. – Что-то происходит. Эдгар хочет, чтобы я посидела в сторонке.

– А ты, само собой, делать этого не собираешься, – он то ли улыбается, то ли ухмыляется. – Но на твоём месте я бы посидел на попе ровно.

– Ещё один командир на мою голову, – мне бы хотелось вспылить, вспыхнуть, но после вчерашнего и слишком откровенной ночи выходит слабый пшик – спичка зажглась и тут же потухла. – Я собираюсь быть очень осторожной. И да, посидеть немного в глубине твоей квартиры-студии. Затаиться.

– Я помогу тебе, Тайна, – Аль ёжится. Ему, наверное, холодно. Утро сегодня такое. Хмурое. Дождь, кажется, собирается. – Стану твоими ушами и глазами. Соберу сплетни. Для меня это просто. Естественно. И без проблем.

– Зачем тебе это, Аль? – я колеблюсь. Вряд ли Эдгару понравится, если он узнает, что Альберт шпионит для меня.

– А зачем нужны друзья? – пожимает он плечами. – Не для него, нет. Для тебя я сделаю это. И немножечко для себя, любимого. Это будоражит. Заводит. А мне не хватает эмоций, драйва. В вечном поиске вдохновения. Так долго сидел в болоте, что тиной пророс насквозь. Самое время встряхнуться. Талант – он, знаешь, многогранен. Махать виртуозно языком не каждый может. А я умею.

Хвастун. Но вслух я этого не произношу. Он уговаривает, а я всё ещё не соглашаюсь. Мне нужно как-то выстроить своих «солдатиков», чтобы выиграть войну. Но больше всего мне не хочется мешаться у Эдгара под ногами. Не усложнять жизнь больше, чем есть на этот момент. Но и в стороне сидеть сложа руки не хочу.

– Ладно, – решаюсь на малое. – Только очень осторожно. И дай слово, что ничего не будешь скрывать из того, что узнаешь.

– Правду и ничего кроме правды, – смотрит он на меня бесстыже-честными глазами.

Он уклонился. Я чувствую. Слово не дал. И соврёт или утаит, если сочтёт, что кое-что знать мне не нужно. Но с этим я разберусь попозже.

– И ещё. У тебя машина на ходу?

Аль морщит страдальчески лоб, закатывает глаза, трёт переносицу.

– Мой «Кадиллак» – старая рухлядь. Или тебя «Мерседес» интересует? С длинным таким… э-э-э… задом. Такой нет. То ли пропил, то ли в карты проиграл.

Клоун. Всю кровь выпьет, пока из него что-то выжмешь. Угрожающе свожу брови и делаю шаг ему навстречу.