Кто-то,с кем можно бежать - Давид Гроссман

– Ого! Ты улыбнулся, сударь мой! Меня не обманешь, эта старуха знает, что означает эта улыбка! Ты, мальчик, любишь истории, с первого взгляда поняла, точно как моя Тамар! Раз так, расскажу тебе мою историю, в подарок за твой рассказ.

– Так за что мы выпьем? – спросила Лея и постаралась улыбнуться. Тамар смотрела на вино, зная, что если скажет о своём желании вслух, слова испугают её.

Лея сказала за неё:

– Выпьем, чтобы тебе всё удалось, и чтобы вы вернулись с миром. Оба.

Они чокнулись рюмками, потом выпили, глядя в глаза друг другу. Вентиляторы под потолком глухо крутились, расточая прохладу, но новый хамсин начинал проникать внутрь.

– Мне не терпится, чтоб это уже началось, – сказала Тамар, – эти последние дни, – она глубоко вздохнула, и глаза её на мгновение увеличились на лице под обритой головой, – уже неделю я не сплю, не могу ни на чём сосредоточиться. Это напряжение убивает меня.

Лея протянула через стол свои сильные руки, и их пальцы переплелись.

– Тами-мами, ты ведь можешь ещё передумать, никто тебя не обвинит, и я, конечно же, никому не расскажу, что у тебя была такая сумасшедшая идея.

Тамар покачала головой, отталкивая любую мысль об уступке.

Самир подошёл и прошептал что-то Лее на ухо.

– Подавай в больших супницах, – распорядилась она,– из вина предложи шабли. А нам ты уже можешь подавать курицу с тимьяном. – Самир послал Тамар широкую улыбку и вернулся в кухню.

– Что ты им сказала? – спросила Тамар. - Что ты рассказала ребятам на кухне?

– Что мы с тобой что-то празднуем, стой, а правда, что я им сказала? Что тебе предстоит долгая поездка. Подожди – увидишь, что они тебе приготовили.

– Я буду так скучать, – вздохнула Тамар.

– Такой еды у тебя там не будет.

– Теперь смотри, – лицо Тамар снова затвердело, – тут в конверте я тебе оставляю письма. Они уже с адресом и марками, – Лея обиженно скривила губы, – неважно, Лея, это не из-за денег, я хотела, чтоб всё было готово, и тебе не надо было идти покупать.

– И потому, что хотела всё сделать сама, как обычно, – уточнила Лея и покачала головой, как бы говоря, ну что поделаешь с этой девчонкой.

Тамар сказала:

– Ладно, Лея, оставим это сейчас. Что касается писем, ты помнишь, да?

Лея закатила глаза, как ученик, которого заставляют снова повторять ненавистный материал:

– Каждый вторник и пятницу. Ты их пронумеровала?

– Тут сбоку, на круглой наклейке. Перед тем, как отправить...

– Снять наклейку, – продекламировала Лея, – скажи, кем ты меня считаешь, дурой? Базарной бабой? Да! – она утрированно рассмеялась. – Это я и есть.

Тамар проигнорировала эту неизменную самоподколку.

– Очень важно отправлять по порядку, так как я им сочинила целую историю, и шутки о разных людях, которых я встречаю, что-то довольно дурацкое, но это будет успокаивать их, сколько возможно, чтобы не мешали, – она насмешливо изогнула губы, – такая история с развитием сюжета.

– Даже не верится. И это тоже было у тебя в голове? – При слове "голова" глаза Леи скользнули по жуткому на её взгляд обнажённому черепу.

– В принципе, – продолжала Тамар, испытывая в душе благодарность к Лее за то, что промолчала, – это должно усыплять их в течение месяца, примерно столько времени мне нужно. До середины августа. Две недели из этого они и так будут за границей. Отпуск – это святое, – криво улыбнулась, – в этом году это объясняется тем, что "жизнь должна продолжаться, несмотря ни на что", – она и Лея уставились друг на друга, вместе вздохнули, вместе удивлённо пожали плечами, решительно не веря, что такое возможно, и Тамар повторила:

– Главное, чтоб не мешали мне, чтоб не начали меня искать.

– И так непохоже, что они торопятся что-то делать, – пробормотала Лея. Она рассмотрела конверты, прочитала толстыми губами адреса с именами родителей Тамар, – Тельма и Авнер... красивые имена у них, – усмехнулась, – как в каком-нибудь сериале на учебном телевидении...

– Это скорее теленовелла из моей жизни в последнее время.

Лея сказала:

– Это мне напомнило что-то, что я видела как-то на стене: "Я убью маму, если она ещё раз родит меня".

– Вроде того, – засмеялась Тамар.

Самир и Авива вместе принесли из кухни второе блюдо. Сняв с тарелки серебристую крышку, Тамар увидела, что вокруг фаршированных виноградных листьев было выложено черешнями её имя.

– Это от нас всех на кухне, с любовью, – сказала Авива, румяная от жара кастрюль, – чтоб не забывала нас там.

Они ели молча. Обе притворялись, что получают удовольствие, и у обеих не было аппетита.

– Я что подумала, – сказала, наконец, Лея и отодвинула тарелку, – знаешь мой маленький склад продуктов? Через два дома отсюда. – Тамар знала. – Я положу тебе там матрац на пол, и не говори мне нет! – Тамар молчала. – Ключ будет под вторым вазоном. Если ты решишь, что тебе надоело спать в Саду Независимости, предположим – обслуживание номеров там будет не слишком стильным, приходи ко мне на склад, поспи ночь как человек, хорошо?

Тамар перебрала в уме все возможные опасности. Кто-нибудь может увидеть её входящей в склад и выяснить, кому он принадлежит. Лея, конечно, её не выдаст, но кто-то из работников кухни может проговориться по ошибке, и так узнают, кто она и раскроют её план. Лея с горечью смотрела на морщинки, пересекшие чистый лоб Тамар. Подавила вздох, да что это с ней в последнее время.

Но матрац на складе – это всё же хорошая мысль, подумала Тамар. Даже очень хорошая. Ей только нужно будет убедиться, что никто за ней не следит, когда она входит. Ничего не случится, если поспит там одну ночь и вернёт себе человеческий облик. Она улыбнулась. Её острое, напряжённое, собранное лицо потеплело. Одно мгновение она была сама сладость, и Лея растаяла:

– Приходи, мами, поспи, там есть кран и маленькая раковина, умойся. Туалета нет.

– Я как-нибудь управлюсь.

– Ах, мне так приятно, что могу немного помочь, – расчувствовалась Лея, и уже знала, что каждое утро будет спешить на склад, посмотреть, спала ли там ночью Тамар. Будет оставлять ей маленькие ободряющие записочки.

– Только пообещай, – попросила Тамар, увидев влагу в глазах Леи, – что если увидишь меня на улице, неважно, работаю я или просто сижу и отдыхаю в каком-нибудь углу – ты не подойдёшь. Даже если ты уверена, что я одна, не подашь виду, что знаешь меня. Хорошо?

– Упрямая ты, – сказала Лея, – но раз сказала – всё. Только объясни мне, как я пройду мимо, не обняв тебя? Не принесу тебе что-то поесть? И что, если со мной в эту минуту будет Ноа? Как она сможет не прыгнуть на тебя?

– Она меня не узнает.

– Да, – тихо сказала Лея, – так она тебя не узнает.

Тамар искала утешение в её глазах:

– Это так ужасно?

– Ты... – ты такая голая, что у меня разрывается сердце, хотела сказать Лея. – Для меня ты всегда красивая, – сказала она, наконец, – моя мама говорила, красивому хоть башмак на лицо надень – ему и это пойдёт. – Тамар благодарно улыбнулась ей, положила руку на её широкое плечо и сочувственно пожала. Потому что маленький водораздел горя, который во время всего обеда был натянут между ними, отклонился в сторону Леи, чья мама, конечно же, не её имела в виду в своём высказывании.

Тамар сказала:

– Не знаю, как я удержусь, если ты пройдёшь мимо с Нойкой. Знаешь, что я подумала? Это в первый раз я расстаюсь с ней так надолго.

– Я принесла тебе её фото, – сказала Лея, – хочешь?

– Лея... Я ничего не могу туда взять, – она вцепилась в фотографию, и её лицо округлилось, помягчело и расплылось, как рисунок акварелью, который слегка потёк и вылез за границы линий. – Птичка моя... если бы я могла взять. Я бы надышаться на неё не могла, ты знаешь.

Самир убрал тарелки, упрекнул обеих, что не всё съели. Бросил обеспокоенный взгляд на лысину Тамар. Они почти не заметили его: смотрели на снимок и таяли от общего счастья.

– В яслях, – рассказывала Лея, – с ними говорили о братьях и сёстрах, и когда её спросили, есть ли у неё брат или сестра, как ты думаешь, что она сказала?

– Что это я, – улыбнулась Тамар, перекатывая внутри каплю гордости, как вино в бокале. Они ещё долго смотрели на маленькую девочку с кожей цвета слоновой кости и раскосыми глазами. Слово в слово помнила Тамар, что рассказала Лея, когда они сблизились; что в мире, в котором она жила примерно до тридцати лет, в прошлой её жизни, она почти не была женщиной.

– Ко мне там относились с уважением, – рассказывала Лея, – но относились как к парню, не как к женщине. И у меня самой тогда тоже не было женских чувств. Никаких. С самого детства я не была ни настоящей девочкой, ни настоящей девушкой, ни женщиной, ни мамой. Ничего женского не было у меня. И только теперь, в сорок пять лет, благодаря Ное.

Толстый мужчина, беловолосый и краснолицый, поднял шум за одним из столов в центральном зале. Сердился на Самира, что подал ему вино недостаточно охлаждённым, кричал, что Самир дурак и невежда. Лея моментально кинулась туда, как львица на защиту детёныша.