Проклятие зверя: 3 дочь, 13 невеста (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas"

Отец был НЕ прав только в том, что меня должна была волновать такая ерунда, как порча невесты брата. Отнюдь! Я был не против такого расклада, если бы…

Вот только это «если бы» существенно меняло суть.

Селение стояло за несколько сотен верст от нашего главного лагеря. Это было необходимо, дабы волколаки не чуяли призывность невест в кровные дни, а, сходя с ума в Лунные, не мчались потрошить резервацию.

Расстояние спасало людей от лютости Зверей и только приставленные имели возможность чаще бывать в селении и то — менялись каждый сезон, ибо справиться с буйством крови долгое время было не под силу никому.

Никому… кроме меня и то, с каждым новолунием я всё острее чувствовал сладость человеческих самок, и мне порой тоже приходилось выпускать пар и позволять Зверю брать вверх над моей слабой людской сутью.

До сего дня не приходилось вплотную приближаться к резервации. Ванер, Ижер и я с разных сторон делали обход, проверяя ближайшие земли на наличие чужих, а потом, пока я и Ванер оставались в тени леса, Ижер, как главный из нас, скрывался в хороминах, где со смотрителем решал насущие вопросы, которые был обязан донести до Альфы.

Но сегодня, только Ижер обернулся человеком, надел на себя припасённую для таких случаев одежду, хранившуюся в специальном тайнике между валунами у кромки леса, дабы не смущать люд, кои не привык ходить напоказ обнажённым телом, и пошёл в село, меня точно магнитом утянуло прочь.

— Я скоро, — обронил Ванеру, лежащему в тени мохнатой ели и лениво смотрящему на крыши хоромин резервации, загороженной высоким частоколом.

— Угу, — кивнул волколак.

Я оббежал село и становился с другой стороны, краем уха слыша, как собаки от двора до двора лаем заходились. Чуть схоронился за деревьями, чтобы они примолкли и выжидающе стал рассматривать округу.

Недолго сидел, один из зубьев частокола сдвинулся, друг за другом на свободу вылезла стайка детворы: семь мальчишек и пяток девчонок. Разного возраста, от пяти до пятнадцати точно, но всё одно — мелких для того, чтобы гулять за пределами резервации без надзора!

Они весёлой гурьбой побежали к речке, что по эту сторону была чище и удобней для купания.

Я лишь проводил их равнодушным взглядом — это ведь были люди, и меня ничуть не дёрнуло следить за их гулянками.

Продолжал ждать.

Из щели, которую не замкнули, следом показалась пестрая живность людей: несколько куриц и петух. Важно, но с опаской выбрались за пределы ограждения села, и принялась ворошить траву и землю.

Уж вроде засомневался в своём чутье, как вдруг в щель частокола бабочка пролетела, а следом личико девочки с белыми точно молоко волосами показалось. Моё сердце глухо ударилось в груди, я ощерился тихо странной боли.

Она! Это была та самая девочка! В простеньком сарафанчике, лаптях, а светлые волосы тугой косой плетены, да верёвкой подвязаны. Совсем мелкая ещё, года три…

Выглянула, округу обводя любопытным взглядом, а найдя, что искала — а это была та самая яркая, пятнистая бабочка, — кое-как, в ногах и подоле сарафана путаясь, на свободу выбралась.

Улыбнулась лучисто, да за крылатой побежала, ладошками стараясь поймать. Бабочка резво перелетала с места на место, и у человечки никак не получалось её заловить.

Я терпеливо смотрел. Меня не накрывало нежностью и желанием оберегать — во мне Зверь просыпался. Лютый и голодный…

До слюневыделения хотелось тощую шею перегрызть, дабы не мучилась глупая особь более, и когда она уже ступила было к деревьям, даже не дёрнулся — не пристало мне за человечкой бегать, потому и продолжал наблюдать. Сгинет аль нет. Там лес дремучий, живности хищной много, несмотря на соседство с нами.

— Славка, а ну стой! — из мыслей вязких, что проще самому мелкую грохнуть, выдернул вопль мальчишки. Я с неудовольствием глянул на реку, где купалась ребятня. Мальчишка годов десяти, в реке бултыхаясь, увидал, что мелкая близ леса шастала, и тотчас встрепенулся:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Стой! — горланил яростно. Это был Иржич, единственный сын смотрителя. И то, как он мелкую Славкой назвал Зверю не по нраву пришлось. Славушка ей дали имя от дня помещения в резервацию, и я, как проклятие своё, его даже наедине с собой не произносил. А теперь его звучание, пусть и на пацаний манер, резануло по сердцу.

Зверь сильней ощерился. Кровь перед глазами плеснулась.

— Стой, кому говорю! — мокрый, полуголый Иржич бойко по лугу бежал от реки, да прямохонько к девчонке. Она за игру это приняла, хохотнула заливисто, и удрать попыталась. Но поймал её вовремя — не успела кануть в дремучем лесу человечка глупая.

— Что ж, не судьба! — Рыкнул я глухо, больше с досады, и прочь посеменил.

Я избегал видеться с людьми, всячески выискивал повода не появляться в их резервациях, и даже знать не желал, как там дела. У меня своих проблем хватало, потому лишь краем уха слышал — всё, как обычно.

Девочек обучали вои людей. С младенчества закладывали в неокрепшие умы мысль, что быть невестами — очень важная роль. Что только избранные годны на эту великую миссию, и именно этим представительницам человечества дарована такая честь — стать единственной для Зверя и матерью нового существа.

Это помогало не выслушивать истерики и причитания в том количестве, что раньше обрушивались, когда невест на гон забирали силой. Теперь всё шло ровно и без лишней нервотрёпки.

Самки людские росли с тем, что так и надо, принимали участь, как должное. А ежели учесть, что Альфа той, кто сможет удрать от Зверя дарует свободу и богатство — многие невесты бежали с пущим рвением. Ибо умирать под волколаком, как бы их к тому не готовили, не шибко хотелось, а вот оказаться в злате, да свободной — их наивные душеньки грело.

Потому им и давали основы выживания и немного заставляли укреплять тело, дабы в загоне они не сразу падали, а могли хоть немного Зверю противостоять.

Это конечно дело обречённое, но всё же, для волколаков — брачный гон — ритуал, наши самки умели дать достойный отпор, а вот человечки… Часто оказывались под женихом, не миновав и пару саженей. Потому и решено было — бегу девок учить! А при старте давать фору несколько часов и зелья давать — силу дающее на нашей крови сделанное.

Это хоть как-то помогала девкам продержаться дольше обычного, а Зверь больше сил израсходует, пока бегает за суженной. Того глядишь, на насилие меньше останется здоровья. Нам-то оно тоже не особо желаемо — раздирать слабых самок. У нас другие на них виды, но ритуалу не изменяли, без него Зверь ещё страшнее и жертв больше может забрать.

* * *

На очередном обходе парой лет спустя я остановился на полянке невдалеке от резервации, прислушиваясь к звукам леса. Так ЕСТЬ хотелось, что прям невтерпёж стало. Я выискивал, где ближайшая жертва, но тут носа коснулся чужой запах — чуть сладковатый, молочный… такой вкусный, что я жадно слюну сглотнул. Обшарил округу взором пристальным, кем бы немедля закусить, ну и повыть нестерпимо захотелось. Так душу томление сдавило и сердце бой участило, что морду к небу поднял и с тоской, нутро раздирающей, протяжно завыл:

— У-у-у, — поперхнулся своим же звучным пением, толком его не протянув — в глотку насекомое попало. Прокашлялся надсадно, чертыхаясь на все лады, а потом затаился — рядом кусты хрустнули. Вырвался нехотя из паутины до селе неизведанных желаний и в слух обратился. Треск повторился, ещё один… Я зверем ощерился, встречая гостя нежданного, да так и застыл с клыками напоказ — с подветренной стороны дурной заяц выскочил и мимо промчался, следом птицы с веток верхних взмыли под облака.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Эх, дичь глупая. Как можно Зверя не чуять?! Может виной лето раннее. Кровь играла, живность парами шмыгала, семьи создавали.

Зелень везде, запахов уйма.

Утонуть в них можно, задохнуться от сладости!