Магия в сердце - Лора Себастьян

– Я не знаю, какая цена может быть слишком высокой за такое, – возразила мать Корделии. – Если Топи обернутся против нас…

– Тогда мы уйдём, – сказала Минерва твёрдым тоном. – Мы уйдём куда-нибудь ещё, создадим новый дом. Мы поступали так раньше и можем поступить так снова. Пока мы все вместе, не имеет значения, где мы находимся.

Эти слова снова пробудили в сердце Корделии ярость. Они хотят сбежать! Оставить Топи – дом, место, где Корделия прожила всю свою жизнь, селение, которое её отец построил там, где были лишь болота. Они хотят убежать туда, где полгода холодно, где нет рек и болот, где нет Лабиринтового Дерева и плавучего рынка. Корделия слышала только рассказы о северных землях, где когда-то жили её родители, и отец обещал однажды, когда она подрастёт, свозить её туда, но жить там она не смогла бы. От одной только мысли об этом ей становилось плохо.

Отец учил её, что бегство никогда не было правильным ответом на что бы то ни было. Это не было правильным ответом, когда одна из старших девочек в классе, Делла, обзывала и толкала её на детской площадке в прошлом году, и это не было правильным ответом сейчас.

Более того, существовал способ вернуть её отца, и они не хотели его использовать. Кого волновало, сколько это будет стоить и чем это чревато? Корделия нашла бы способ перевернуть саму землю, если бы существовал хоть малейший шанс снова увидеть отца.

Астрид. Имя это казалось ей знакомым, но только смутно. Впрочем, Ларкин наверняка знает, что это за Астрид. Она всё помнит. Где-то там есть женщина, которая может вернуть отца из мёртвых. Это было всё, что нужно было знать Корделии, чтобы принять решение.

Болото забрало её отца, но оно не посмеет выжить её из родного дома.

Она выпрямилась, как можно тише спустилась по лестнице в свою спальню и начала складывать в холщовую сумку с завязками смену одежды и запасную пару обуви.

– Ты ш-што д-л-лаешь? – раздался невнятный голос. Корделия повернулась и увидела в дверях Дэша. Его глаза были заспаны, тёмно-каштановые волосы взъерошены и торчали во все стороны.

– Собираю вещи, – ответила ему Корделия. – Иди спать.

Но Дэш не послушался, вместо этого он протирал глаза и моргал, как будто думал, что ещё спит.

– Зачем собираешь? – спросил он, глядя, как она запихивает в сумку хлопчатобумажное сменное платье. – Куда ты идёшь?

На мгновение Корделия подумала о том, чтобы солгать ему, но какой в этом был смысл?

– Есть женщина, которая может вернуть отца из мёртвых, – сказала она ему. – И я намерена найти её.

Она не знала, чего ожидала от Дэша в ответ: то ли он скажет, что она сошла с ума, или заявит, что она ведёт себя глупо, или закричит, чтобы мама пришла и остановила её. Но он ничего этого не сделал. Вместо этого он зевнул и выпрямился.

– Тогда я тоже иду, – сказал он.

11

Ларкин проснулась от того, что кто-то ущипнул её за руку – скорее всего, Зефир. Ему часто снились кошмары, и иногда он просыпался посреди ночи, боясь снова засыпать в одиночку.

– Ты можешь остаться здесь, Зеф, – сказала она сквозь зевоту, поворачиваясь на другой бок, подальше от назойливых пальцев. – Просто дай мне поспать ещё немного.

– Ларкин, мне нужна твоя помощь, – прошептал в ответ чей-то голос.

И это не был голос Зефира.

Ларкин повернулась на голос и, разомкнув тяжёлые веки, увидела в лунном свете, льющемся через окно, Корделию, которая стояла рядом с её кроватью. Она была одета в ночную рубашку без рукавов, сшитую из хлопковой ткани цвета мёртвого коралла, но при этом на ногах у девочки были красные резиновые сапоги. Через плечо у неё была перекинута набитая до отказа холщовая сумка.

Ларкин села, моргая. Она наполовину ожидала, что её подруга исчезнет, потому что на самом деле просто примерещилась Ларкин, но Корделия осталась на месте.

– Кор? – спросила девочка, протирая глаза. – Который час?

– Не знаю. Поздний. Или ранний, наверное, раз уже за полночь, – ответила Корделия, потом спросила: – Кто такая Астрид?

Ларкин нахмурилась ещё сильнее.

– Астрид? – переспросила она, роясь в памяти.

– Она знакомая наших матерей. Кажется, она ведьма, – добавила Корделия.

– Я знаю, что слышала это имя, но не могу вспомнить где, – сказала Ларкин, пожимая плечами. – А зачем она тебе?

– Затем, что, кем бы она ни была, у неё есть сила воскрешать мёртвых, – ответила ей Корделия. – Так сказала твоя мать, но она не попросит её вернуть моего отца, даже во имя спасения Топей.

Ларкин выпрямилась, сонливость внезапно прошла. То, что она не умела колдовать, не означало, что она не прочитала все книги о магии в библиотеке своей матери, и она точно знала, о каком виде магии говорила Корделия.

– Магия воскрешения – тёмная магия, Кор, – осторожно произнесла Ларкин. – Она непредсказуема и опасна, и она…

– …всегда имеет свою цену, – закончила Корделия. – Твоя мама тоже так сказала, но насколько высокой должна быть цена, чтобы вернуть его, Ларк?

У Ларкин не было ответа на этот вопрос, но через пару секунд раздумья она покачала головой.

– Это всё равно неважно, – сказала она. – Я не знаю, кто она.

Корделия печально ссутулилась, плечи её поникли.

– Она наша тётя, – произнёс тихий голос из дверного проёма. Ларкин повернулась и увидела Зефира, одетого в пижаму и стоящего в дверях комнаты рядом с Дэшем. – Тётя Астрид. Мама водила меня к ней в гости в прошлом месяце.

– О чём ты говоришь, Зеф? – спросила Ларкин. У них не было другой тёти, кроме тёти Талии, и даже она была им не кровной тётей, так же как Озирис не был их кровным дядей.

Зефир пожал плечами.

– Мама забрала меня из школы и сказала, что я болею, но это было не так. Мы поплыли на лодке через болото, а потом долго шли пешком, пока не пришли к маленькому домику на берегу. Там жила тётя Астрид, и она дала мне немного порошка, от которого я сильно расчихался, чтобы она могла посмотреть, что делают мои сопли. Она даже не рассердилась, когда я расплавил её обеденный стол и сделал одну стену фиолетовой. Потом она дала мне много шоколада, и они с мамой ушли в соседнюю комнату, чтобы немного поговорить. Когда они закончили, мама отвезла меня домой.

Ларкин и Корделия переглянулись.

– Я не знаю, о чём он говорит, – сказала Ларкин.

– Она велела никому не говорить, иначе у нас будут