Маньчжурский кандидат - Ричард Кондон

— Спасибо, Реймонд. Доктор Мараньон утверждает, что негодование совершенно безлично, в противовес ненависти, которая носит ярко выраженную индивидуальную окраску и фактически выливается в дуэль между ненавидящим и ненавидимым. Реакция негодующего обращена против судьбы. — Йен Ло помолчал, а когда заговорил снова, речь его замедлилась и зазвучала мягче: — Пожалейте Реймонда, если сможете. Помните — за его печальной, настороженной, но притворной каменной маской каждая мысль, каждый аспект его личности пропитаны необъяснимой горечью, а вся жизнь парня отмечена нестерпимой мукой. Прячась от мира, он оказывается в полном одиночестве, и одиночество ужасает его, потому что оно слишком близко к его отчаянию. Его душа вечно раздирается противоречиями: между желанием и нежеланием; между способностью и неспособностью; между любовью и ненавистью. Как учит доктор Мараньон, чувства такого человека подобны двум братьям, которые одновременно и сиамские близнецы, и смертельные враги.

Комиссия разглядывала воплощенную мечту Лаврентия Берии: этого изготовленного производственным методом убийцу, этого скучающего, слишком красивого блондина с узким подбородком и остроконечными ушами, чьи горчичного цвета глаза напоминали кошачьи; человека, который будет убивать снова и снова, если в него заложат такую инструкцию. Среди присутствующих все, за исключением четверых, на протяжении последних двадцати пяти лет сталкивались с убийцами отечественных политиков, людьми, соответствующими старомодным представлениям о злодеях, с диким взглядом. Каждый из них был потрясающим стрелком, одним на тысячу, поскольку без этого невозможно гарантировать успех. И тем не менее, чтобы убить Цезаря, послали сына Цезаря.[15]

У них на родине постоянно существовала потребность в надежных, достойных доверия, стойких к всевозможным потрясениям убийцах, поскольку убийство — это прием, требующий скрытности и контроля, а если убийство нельзя совершить втайне, то его следовало организовывать осторожно и без спешки, так, чтобы правящая клика не сомневалась, что это единичный случай, который не получит широкого распространения. Если убийцу предполагалось использовать на Западе, как вот этого молодого человека, где сенсации не только желательны, но и являются неотъемлемой частью политического процесса, удар требовалось наносить исключительно точно, в плане времени и места, в момент эмоционального апогея нации, чтобы тщательно отобранный мессия, который сменит убитого правителя, позже смог защитить своих людей от угрозы того, что на них тут же свалят убийство национального героя.

Березин задумался об исполненном гордости заявлении Иен Ло относительно того, что постгипнотическая амнезия может продолжаться вечно. Березин всю свою жизнь посвятил службе в органах госбезопасности, специально занимаясь проблемами Северной Америки, где этому убийце предстояло действовать. Если «запрограммированного» англосакса можно научить убивать снова и снова, а потом забывать об убийствах и даже не думать о них, то у него не возникнет чувства вины. А если у преступника не возникнет чувства вины, ему не угрожает опасность угодить в ловушку страха, он не побоится быть схваченным. Если убийца не будет испытывать чувства вины и опасения, что его могут схватить, внешне он останется нормальным, деятельным, здравомыслящим и уважаемым членом общества. Следовательно, рассуждал Березин, такой убийца фактически недосягаем для полиции, и, следовательно, применение метода, которым он был сотворен, следует очень, очень тщательно контролировать из Советского Союза. Точнее говоря, из Москвы. А еще точнее — из Кремля.

Гомель мысленно «размножал» Реймонда. Если Иен Ло способен создать одного такого, значит, он может создать и целое элитное подразделение, экстраординарную личную гвардию, о которой любой руководитель может только мечтать. Непреложная преданность, встроенная в сознание, к примеру, сотни человек, позволит лидеру не только захватить власть, но и удерживать ее как угодно долго, поскольку после того, как безупречные, самоотверженные охранники расчистят поле от соперников, их можно запрограммировать, чтобы сами они никогда ничего не замыслили против нового лидера и скорее умерли, чем позволили кому-то другому причинить ему вред.

Гомель внезапно испытал подъем, но тут же мелькнула мысль о невероятном могуществе Йен Ло, которая испортила всю картину. Йен Ло наверняка собирается создавать таких убийц и дальше. И кто знает, что еще он встроит в их сознание? Скажем, приказ убивать внутри той зоны, где, как предполагается, они не должны предпринимать никаких действий? Гомелю и раньше не нравился Йен Ло, а теперь он и вовсе возненавидел его. Но что можно поделать с таким человеком? Как управлять тем, кого нельзя запугать? Может, он уже запрограммировал неизвестных людей совершать убийства во властных структурах по всему свету, если до них дойдут слухи о его аресте, насильственной смерти, или, если уж на то пошло, смерти вообще?

Марко знал, что он болен, хотя понятия не имел, откуда возникла эта мысль или даже почему она возникла. Он видел совершенно спокойно сидящего Реймонда. Знал, что они пережидают бурю в отеле в Спринг-Велли, в двадцати трех милях от форта Монмут в Нью-Джерси, и что им действительно здорово повезло, что их пустили посидеть здесь, в фойе. Ведь всем известно, что, независимо от времени года, днем по средам это фойе зарезервировано членами местного клуба садоводов.

Капитану было скучно. Цветами он интересовался мало, разве что как способом заманить женщину в постель, и хотя все эти леди были очень милые, очень приятные, в возрастном отношении они выходили за рамки интересующей его категории женщин. Нет никакого сомнения, что он среди пожилых леди. Тем не менее, пока он сидел среди них, в результате какой-то искажающей иллюзии капитану казалось, что перед ним генерал-лейтенант Советской армии, три китайца, пять кадровых офицеров и шесть гражданских, все, без сомнения, русские, потому что в нижней части их брюки по ширине достигали двух футов, а пиджаки выглядели так, точно их кроил пьяный шимпанзе; плюс еще похотливая баба, не отрывающая взгляда от брюк Марко. Что же это такое, если не галлюцинация? Он болен, определенно болен, но не может объяснить, как об этом догадался. Спринг-Велли — прекрасное место для отдыха. Чудесное, просто замечательное. Он в Спринг-Велли.

Йен Ло между тем объяснял технологию применения своего метода. Первое погружение в подсознание происходит с помощью наркотиков. Субъекту упорно внушаются различные идеи и даются инструкции, тратить время на изложение которых в подробностях здесь не имеет смысла. После чего его вытаскивают из этого состояния и проводят четыре теста на проверку незыблемости внедренного контроля. Общее время погружения в подсознание субъекта при первом контакте составляет одиннадцать часов.

Второе погружение достигается с помощью манипулирования светом. Оно продолжается семь часов сорок пять минут и требует гораздо менее изощренной техники, чем первое. Простой тест на основе психиатрического досье, которое служба безопасности искусно собирала на каждого субъекта на протяжении нескольких лет, позволяет проконтролировать, как тот реагирует на определенные жесты, символы и голосовые команды. Решающим является первое, одиннадцатичасовое погружение; именно тогда устанавливается главная связь, которая в дальнейшем позволит осуществлять управление. К этой нерасторжимой связи позднее могут быть пристегнуты новые звенья, от которых станут поступать конкретные задания с помощью определенной символической команды или сигнала, заложенного в первой, долговременной связи. Впоследствии вся процедура — и отдачи приказа, и его осуществления будет полностью стерта собственной памятью субъекта. В то же мгновенье, как Реймонд убьет, он навсегда забудет, что убил.

На мгновенье в облике Йен Ло проглянуло самодовольство, но тут же исчезло, прежде чем его заметил кто-либо, кроме Березина. Пока все хорошо, продолжал Йен Ло. Субъект не вспомнит, что он сделал под воздействием внушения, или что ему было приказано сделать, или кто именно это приказал. Что полностью устраняет опасность внутреннего психологического надлома под воздействием чувства вины или страха попасть в руки властей, а также угрозу разоблачения при любом допросе в полиции, каким бы жестоким он ни был.

— Самая многообещающая особенность моей экстраординарной технологии, можно сказать ее «изюминка», состоит в способе допрограммирования, и этот фактор будет срабатывать, на каком бы расстоянии от Йен Ло субъект ни находился, два фута или пять тысяч миль, и произойдет абсолютно независимо от моего голоса или какой-либо другой формы моего личного участия в процессе. Между прочим, если уж об этом зашла речь, мы научили этому способу допрограммирования вашего председателя Комитета по электрификации сельской местности, которому предстояло в полном одиночестве провести долгую холодную зиму на полуострове Гидан. Нашим субъектом была некая запрограммированная юная балерина, уже давно очаровавшая наркома. Однако она была замужем и, по его мнению, неудачно, за молодым человеком, которого любила не просто страстно, но не замечая никого вокруг. Товарищ Сталин пожалел наркома и призвал на помощь меня. Нарком делал все, как мы ему объяснили, и в результате рядом с ним оказалась прелестная, очень юная, невероятно гибкая балерина, причем обнаженная, потому что ей казалось, что в одежде она мерзла. В результате внушения девушка усвоила настолько передовые сексуальные концепции, что нарком и оглянуться не успел, как холодная зима на далеком полуострове закончилась.