Каин еще не родился - Юрий Брайдер

Я: А почему нельзя?

Он: Отец с матерью еще одного ребенка хотят завести. (Неужели Каина?)

Я: Ну и пусть заводят на здоровье. Ты то чем мешаешь?

Он: Есть нечего будет.

Я: Неужто дуб всех не прокормит?

Он: Нет, вроде.

Я: Просто смешно! Ну ладно, родится у тебя брат, но ты отсюда не ушел. Что будет?

Он: Волки, вроде, должны прогнать.

Я: А ты все равно не уходишь. Что они могут тебе сделать?

Он: Разорвут, вроде. Или меня, или брата. А может отца.

Я: А говорили, что волки людей не трогают.

Он: Так то людей. Люди ничего такого, за что волки разорвать могут, никогда не делают.

Я: А если сделают?

Он: Значит, они не люди. (Ну и логика!)

Я: Ничего себе делишки! Разве вы на волков управу найти не можете?

Он: Где же ее найдешь?

Я: А рук у вас нет? Волки не заколдованные. Что их - перебить нельзя?

Он (испуганно): Как перебить? Совсем убить?

Я: Можно и совсем. Пускай не лезут!

Он: Про такое я, вроде, даже не слышал. Чтобы убить кого-нибудь. Разве можно? Мы же не подземники. Людям нельзя никого убивать.

Я: Волки - хищники. Их жалеть нельзя. Обвели вас всех вокруг пальца. Запугали. Где это видано, чтобы волки людей разрывали! Правильно я говорю?

Он (задумчиво): Правильно, вроде... Но, вроде, и неправильно. Если бы не волки, мать хоть каждый год по ребенку рожать могла бы. Так мы все на свете съедим.

Я: Не съедите. На дубе ананасов много. Потом новые дубы посадите. Огород разведете. Каких-нибудь животных приручите. Охотой займетесь, рыбалкой. Хватит еды.

Он: Выходит, мы животных есть будем? И рыб? (Смотрит на меня так, словно я, по меньшей мере, предлагаю ему стать людоедом.)

Я: Конечно! Зубки-то у тебя вон какие! Острые. Как у волка. Выходит, дед твой не одни только ананасы ел. Их можно и без зубов есть.

Он (трогает свои зубы): Острые. Но у волка вроде острее.

Я: Ты же с волками не зубами будешь драться. Возьми палку подлиннее, привяжи к ней что-нибудь острое, камень или кость - копье получится. Очень красиво им колоть. Р-раз - и волку каюк! Понял меня?

Он: Понял, вроде. (Авель явно в растерянности. Мои слова переворачивают все его представления о жизни. Слава богу, они у него еще не очень прочные.)

Я: Ну признайся, ведь не хочется тебе отсюда уходить?

Он: Нет, вроде...

Я: Ну и не уходи. А я против волков что-нибудь придумаю.

Он: А отец с матерью что скажут?

Я: Ты им пока ничего не говори. Тяни время. Не торопись. А потом я все на себя возьму. Договорились?

Он (тихо): Вроде...

Встаю. Пойду прогуляюсь. А он пусть посидит, подумает. Переварит мои слова. Для его травоядного мозга пища, конечно, непривычная. Отхожу, потом возвращаюсь. Есть еще один вопрос.

- Слушай, а кто такие подземники?

- Подземники? Ну... просто подземники и все.

- Кто они - люди, звери?

- Не знаю.

- Как они хоть выглядят?

- Ну... как все подземники. Вроде, как из земли сделаны. И пахнут землей.

- Ты их сам видел?

- Если бы видел, меня бы здесь уже не было. Они такие - чуть что, сразу каюк! (Молодец, запомнил мое словечко.)

9. КРОВАВЫЙ СЛЕД

Вот так проходила моя жизнь, тягучая и скучная, как научные обзоры Авдея Кузьмича. Никто особо не ограничивал мою свободу, и я несколько раз предпринимал дальние походы. Двигаясь в сторону восхода солнца, я дошел до топких, непроходимых болот, в которых жутко орали какие-то похожие на крокодилов твари. Двигаясь в противоположном направлении, я вышел к огромной реке, такой же чистой и холодной, как все реки и речушки в этих краях. В пути мне нередко встречались разные животные - большие и маленькие. Мохнатые полукошки-полуобезьяны взбирались мне на плечи, пестрые цапли приветственно махали крыльями, козочки, так испугавшиеся меня в первый раз, теперь доверчиво брали листья прямо из моих рук. И все это только потому, что я был голым. В природе здесь действовала своеобразная система "свой - чужой". Голый - свой. Одетый - чужой. Еще один способ унизить человека!

Только волки испытывали ко мне стойкую неприязнь. Умные и недоверчивые звери, видимо, печенками чувствовали мои далеко идущие планы.

Скоро я узнал, что в какую сторону ни пойдешь, везде рано или поздно натыкаешься на дуб, возле которого живет человеческая семья из двух-трех человек, а по соседству бродит волчья стая. Можно было подумать, что вся планета разделена на какие-то удельные княжества.

Возвращаясь к шалашу, я подкреплялся опостылевшими ананасами, потом ложился в тенек и, делая вид, что сплю, сквозь полуприкрытые веки издали любовался Евой. В отвлеченные разговоры с ней я больше не вступал, да и она, кажется, начала сторониться меня. Однако, всякий раз, когда я заводил беседу с кем-нибудь из мужчин, ее тревожный и растерянный взгляд неотступно следил за нами. Отдаю должное ее интуиции. И вообще, мне кажется, они с мужем совершенно разные люди. Ева устроена гораздо тоньше, сложнее. Даже я по сравнению с ней иногда чувствую себя глупым. И к дубу у нее совсем другое отношение. Ходит она к нему редко. А если и придет, то просто стоит, задумчиво поглаживая ствол, и не мечется, как Адам. Чувствуется, она себя с дубом ровней считает. А все звери и птицы так к ней и льнут. Как к родной мамочке.

В общении с Адамом я ограничивался негативной информацией типа: "Разве это еда? Вот у нас... Разве это горшок? Вот у нас... Разве этого погода? Вот у нас..." И так далее. Не знаю, действовало ли это на него. По-видимому, действовало. Человека, который никогда не ел редьку, при желании можно убедить, что она слаще меда.

Зато уж с Авелем я отводил душу. Очень скоро диковатый парнишка привязался ко мне. Идея человека-бога, человека-царя, человека-судьи не на шутку увлекла его. Он слушал меня, открыв рот.

Бесспорно, Ева догадывалась, о чем мы шушукаемся наедине. И ответные меры принимала. Сужу об этом потому, что не однажды уличал Адама в отступничестве. Однако я не отчаивался и терпеливо продолжал свою работу.

А время шло. Однажды Еве понадобилось для чего-то несколько новых горшков. Супруг, хоть и с большой неохотой, но все же согласился сделать их. По известным только ему одному признакам Адам долго подбирал ивовые прутья, бесконечное число раз сортировал их по разным кучкам и, если бы не постоянные понукания жены, наверное, так никогда и не приступил бы к работе. Делать горшки одинаковой формы было ему, видимо, неинтересно. Одна заготовка формой напоминала греческую амфору, вторая - таз, третья, из которой в разные стороны торчали сразу три горлышка, - выглядела вообще чем-то невообразимым. С этими каркасами он на следующее утро отправился в лес. Я, конечно, увязался следом.

Мы вышли к круглой яме, на дне которой бил родничок. Вода размыла склоны, и на солнце влажно блестели пласты жирной глины. Хорошенько перемешав ее ногами, Адам принялся обмазывать плетеные каркасы горшков. Делал все это он не спеша, с расстановкой.