Имени Бахрушина - Наталья Думова

В 20‑х годах, когда умерла Мария Николаевна Ермолова, музей обогатился ее архивом, вещами из ее особняка на Тверском бульваре. Посетители музея почтительно рассматривали скромное черное платье великой артистки, бережно хранимый ею кусок доски от старого пола сцены Малого театра, по которой ступали Щепкин, Мочалов. Эту дорогую сердцу Ермоловой реликвию подарили ей рабочие сцены.

Среди поступлений были не только такие, которые отражали историю теат- pa, но и связанные с современностью, с возникновением нового искусства: многочисленные афиши времен гражданской войны и первых лет Советской власти, эскизы декораций новых спектаклей, программы, газетные рецензии, фотографии… Продолжали скапливаться материалы о русском искусстве за рубежом. Близкий друг Бахрушина, журналист Александр Плещеев, живший в Париже, каждый месяц присылал в музей увесистые бандероли с вырезками из газет, журналами, афишами и программами русских драматических и балетных представлений за границей.

Бахрушин тщательно сортировал, систематизировал эти материалы. С годами он не изменился. Все с той же страстью занимался поисками театральных реликвий, стремился не только сберечь, но и приумножить богатства музея. К казенной копейке Алексей Александрович относился с такой же бережливостью, как раньше к собственной. В опубликованном «Литературной газетой» некрологе говорилось: «Он считал каждый советский грош и умел на скудные средства бюджета пополнять беспрерывно и без того полные музейные сундуки».

В поисках экспонатов Бахрушину помогали сотрудники музея, помогал и сын Юрий, в будущем специалист по истории русского и советского балета (с 1924 по 1935 год заведовал постановочной частью Оперной студии и театра им. К. С. Станиславского). Свои мемуары он не успел довести до послеоктябрьского периода, но некоторые памятные эпизоды первых лет Советской власти описал. В их числе — рассказ о судьбе семейного склепа Бахрушиных, помещавшегося под алтарем храма при Сокольнической больнице. Когда Совнарком издал декрет о ликвидации всех домовых церквей и семейных склепов, Алексей Александрович ужаснулся: нужно разрушить гробницы родителей, родственников, умершего в детстве сына Александра… Пользуясь добрым знакомством с О. Д. Каменевой, обратился к ее мужу — председателю Моссовета Л. Б. Каменеву. Тот сказал:

— Изменить распоряжение правительства или не подчиниться ему я не могу. Единственный выход — ликвидировать помещение склепа, точно его и не существовало вовсе.

«В хмурый зимний день, — пишет Ю. А. Бахрушин, — мы в последний раз вошли в склеп проститься с нашими стариками. У входа стояли каменщики с разведенным цементом и готовыми кирпичами… Как только мы вышли, каменщики взялись за дело. Скоро на месте, где был склеп, высилась общая больничная стена, Так и спят до сих пор мои деды в своем нерушимом уже никем покое, под своими мраморными гробницами, и быть может, не перегорели еще все лампады их неугасимых светильников…».

А жизнь продолжалась. Бахрушин, как и прежде, был одним из самых заметных представителей культурного мира Москвы, активно участвовал в Деятельности Российского театрального общества. Без него не обходилось ни одно театральное событие. «Мы видели его с лицом радостным на торжественных юбилеях отдельных театров, на торжествах по случаю получения высокого звания тем или другим артистом, на премьерах и т. д., — вспоминал Луначарский. — И если хотелось поздравить тех, кого непосредственно эти торжества касались, то хотелось вместе с тем поздравить и «театрального дедушку» А. А. Бахрушина. Это всегда был его праздник».

Все так же он оставался ходячей театральной энциклопедией. Хорошо знал почерк известных артистов и писателей, по одной строке мог определить подлинность рукописи даже XVIII‑XIX веков. Обладал удивительной памятью на имена и события, связанные с историей театра, мог ответить на любой вопрос, будь то дата премьеры спектакля, фамилия исполнителя той или иной роли или факт из жизни актера, драматурга, композитора.

Бахрушин издавна был непревзойденным мастером организации выставок. Несть числа экспозициям, в создании которых он участвовал, начиная с той, первой — в Ярославле в 1899 году. Но, наверное, самой представительной, удачной, яркой стала развернутая в музее выставка, посвященная десятилетней годовщине революции, Она так и называлась — «Десять лет Октября». «Это начинание, — писала «Литературная газета», — могло быть осуществлено во всем блеске лишь потому, что Бахрушин не спал дней и ночей, организуя — и опять- таки на грощи — этот торжественный парад советского театра», О выставке как о большом успехе Бахрушина вспоминал и Луначарский: «Каким именинником выглядел он, когда показывал свой музей, расцвеченный превосходной коллекцией макетов, характеризовавших наше театрально–декоративное искусство за десять лет! Своим глуховатым басом он говорил мне, и глаза его добродушно блестели из–за очков: «Вы знаете, Анатолий Васильевич, нет десятилетия в истории нашего театра, — а я ведь эту историю немного знаю, — которое бы так богато было разнообразной изобретательностью по части театрально–декоративного мастерства».

Но вот два документа из архива, которые показывают, что не все было так радужно в жизни Алексея Александровича. Об этих документах ни словом не упоминается в статьях и некрологах, посвященных Бахрушину, хотя они датированы как раз годом его смерти.

Документ первый — заявление директора Государственного театрального музея А. А. Бахрушина в Замосйворецкую избирательную комиссию (январь 1929 года):

«Считая неправильным лишение меня избирательных прав в текущую избирательную сессию, прошу Замоскворецкую районную комиссию пересмотреть вопрос и восстановить меня в правах, которыми я пользовался за. все время существования Советской власти. Причины, побуждающие меня к изложенной просьбе, таковы:

— Всю жизнь отдав на дело собирания основанного мной Театрального музея, носящего мое имя, я еще в 1913 году принес его в дар Государству, передал всю коллекцию и трехэтажный каменный дом Всероссийской Академии наук.

— Советское правительство, оценив мою деятельность, в 1919 г. присвоило Музею мое имя, включив его в состав научных государственных учреждений.

— Будучи абсолютно лояльным по отношению к Советской власти, я с первых дней революции встал в ряды лиц, активно содействовавших ее укреплению.

— За все 11 лет, состоя на Государственной службе и неся ряд общественных должностей, я ни разу не подвергался ни административным, ни дисциплинарным взысканиям.