Один из нас - Майкл Маршалл

Внутри то же, но наоборот. Здесь на стену проецируются виды Бербанка, Глендейла и Голливуда в реальном времени. В Лос-Анджелесе появился большой новый район, пейзаж совсем не изменился, а тоннели, ведущие на территорию района, превращают его в общественный парк. Защитникам окружающей среды все это не очень понравилось, но они нищи как церковные крысы и их даже не приглашали на публичные обсуждения.

Подъезжая к воротам – дыре размером десять на шесть футов[25] в идеальной в остальном панораме, – я нажал на сенсор на панели приборов. Мое имя, геном и кредитный рейтинг были мгновенно переданы на матрицу автомобиля, чтобы их могли считать сканеры компьютера, расположенного на входе. Матрица имела тройную степень защиты, включая правительственный протокол стандарта для кодирования данных, поэтому на взлом понадобилось бы минут двадцать. Я не верю, что у всех людей, которые разъезжают по нашей территории, достаточно денег, чтобы проживать здесь. Особенно это касается тех, кто шатается в моем квартале.

Данные совпали, и мне позволили проехать за барьер. Въездные ворота закрылись за мной, и я оказался в тоннеле под стеной. Машина слегка урчала, пока конвейерная лента несла ее к внутренним воротам. Наконец ворота распахнулись, и я опять очутился на поверхности.

Я подключился к локальной навигационной сети и велел доставить меня домой как можно быстрее.

Изнутри Гриффит выглядит так, будто его проектировал человек, закинувшийся кислотой в Диснейленде. На склонах виднеются участки с виллами разной этажности, которые здорово смотрятся и здорово стоят. Остальные же дома располагаются удивительно однообразно. Улицы через равные интервалы прерываются открытыми пространствами, застроенными разного рода магазинами, поэтому от «Старбакс» до «Бордерс» или «Бэйби Гэп» не больше пяти минут езды. В основном публика стекается сюда. Многие места превратились в пешеходные зоны, а фасад каждого заведения просто вопит о его специализации. Рестораны имеют форму подаваемой там еды, а магазины – форму товаров: обувные выглядят как обувь, видеомагазины имеют тонкую прямоугольную форму, а «Гренки Херби», где Херби продает не менее двух сотен вкусов маленьких поджаренных кусков хлеба, выглядят как гренок невероятных размеров. Не надо уметь читать, чтобы понять, где что продается: идеальный ландшафт для поствербального общества[26]. По территории проходит новейшее метро, украшенное дизайнерскими граффити, в центре размещается группа больших гостиниц, а в каньонах располагаются специализированные магазинчики. В Гриффите нет ничего старше 10 лет. Даже смог здесь искусственный, с гарантией отсутствия вредных примесей.

Дурное, выпендрежное и бессмысленное место. Мой дом.

Когда машина повернула к нужному зданию, я взял управление на себя. Смелею, когда вижу парковку. Раньше «Фолкленд» был одним из самых роскошных отелей в округе, но кто-то решил, что отель двумястами ярдами ниже по дороге будет еще круче. И здание опустело практически за сутки – некоторые постояльцы даже сами тащили свой багаж. Через неделю оказалось, что «Фолкленд» полностью заброшен. К тому моменту, когда я задумался о постоянном месте, где бы можно было преклонить голову, зданию навесили ярлык «своеобразного» и превратили в комплекс апартаментов. Специальная команда декораторов придала внутренностям здания запущенный вид. Они прекрасно справились, но если потереть влажным пальцем стены в квартирах, можно увидеть, что жир и копоть на них – имитация, как закадровый смех, только в жилищном бизнесе.

Я попросил одного из служителей припарковать машину и, как всегда, мысленно с ней попрощался. Сейчас я могу, если захочу, позволить себе сжимающийся автомобиль, но не очень им доверяю. Слишком много историй о людях, которые клали их в карман перед посещением ресторана, и машина начинала вдруг расти прямо во время ланча. А ведь мало кому захочется, уписывая спагетти, обнаружить двухтонную тачку на коленях.

Лора Рейнольдс не пришла в сознание, но была жива, поэтому я опять взвалил ее на плечо и заторопился домой. Весь первый этаж напоминал цирк уродцев, куда пришли искатели острых ощущений и путаны, – он был постоянно наполнен шумом, исходившим из сотен небольших киосков и павильонов. На первый взгляд это выглядит неплохо, как худший кошмар стареющих пердунов, но поделюсь секретом: наркотики здесь, как правило, паленые, а с девочками лучше не связываться. Почти все они специалистки по ролевым играм: медсестры с катетерами, парковщицы с квитанциями и толпы школьниц, поклоняющихся отвратительным поп-группам и находящихся в перманентных ссорах с матерями. Единственное светлое пятно – гомеопатические бары, где можно упиться вусмерть с одного глотка пива: тут дежурят машины «Скорой помощи» с круглосуточно работающими двигателями.

Дек стоял у входа, и вид у него был очень напряженный. Антитабачные законы соблюдаются на территории Гриффита строже, чем в городе, и это выводит его из себя. Он стоял в гордом одиночестве.

– И где он, мать его? – спросил я, прямиком направляясь со своей ношей к лифтам в глубине холла.

– Уже едет. – Дек придержал двери, пока я входил в лифт. К счастью, к этому времени я уже вспомнил номер своей квартиры. – Он спал, когда я до него дозвонился.

Двое мужчин попытались войти в лифт вместе с нами, но Дек не пустил их. Он на два дюйма[27] ниже меня и довольно худощав, но это не должно никого вводить в заблуждение. Выглядит он уж слишком самоуверенно, однако естественность, с какой он носит шрамы, сразу же показывает, что он вполне может постоять за себя. Он постоянно поддерживает форму, работая время от времени телохранителем у местных бизнесменов, а в свободное время – вполне законопослушный гражданин. В старые добрые времена у нас была договоренность – никогда не работать в паре, но я знаю, что если мне надо будет прикрыть спину, Дек прикроет.

Когда мы подошли к двери квартиры, он взял у меня Лору и держал ее до тех пор, пока я шарил по карманам в поисках ключей.

– Надеюсь, когда-нибудь ты мне все объяснишь, – мягко произнес он.

– Когда-нибудь, угу. – Я распахнул дверь, прислушался, а потом помог Деку внести Лору.

Глава 4

Мы уложили ее на софу, я занялся приготовлением кофе, и тут в дверь позвонили. Оружие оказалось у меня в руках прежде, чем я это осознал. Дек поднял руки.

– Спокойнее, – сказал он, наклоняясь к глазку и ногой отодвигая стопку газет, которые принесли, пока меня не было. – Это старик.

– Надеюсь, вы понимаете, что оплата двойная, – сказал Вудли, входя в квартиру и ставя на пол два своих мешка. – Сейчас четыре часа утра.

– Заткнись и принимайся за работу, – распорядился я. – Я заплачу тебе в четыре раза больше, если ты смиришься с тем, что упоминание об этом за пределами будет стоить жизни. Тебе, не ей.

Вудли закашлялся, пытаясь скрыть хитрую гримасу. Не могу представить себе, что́ этот старый греховодник любит больше денег. Он посмотрел на Лору, заметил пропитанные кровью полотенца, побелел и слабо махнул Деку рукой.

– Прошу вас, молодой человек, выпустите.

По пути домой я умудрялся сохранять присутствие духа, но реакция Вудли, когда он увидел Лору, показала, насколько у нее все плохо. Я схватил один из его мешков и стал подталкивать старика в сторону спальни. В это же время Дек открыл второй мешок и выпустил дистанционников. Они походили на крабов, а размером были не больше тарантулов. Привлеченные запахом крови, машинки забрались на софу и стали тыкаться по углам.

В течение последних пяти лет мы с Деком время от времени прибегали к помощи Вудли. Он утверждает, что когда-то работал на секретные армейские подразделения в качестве дистанционного хирурга – проводил операции через спутник. У меня нет возможности подтвердить или опровергнуть это, но одно я знаю точно – Вудли не переносит вида крови. Однажды мы устроили ему проверку. Он ничего не имел против того, чтобы смотреть на кровь через объектив камеры, но не переносил ее в натуральном виде. Когда трибунал убрал его из армии (он утверждает, что несправедливо, хотя никогда не говорит, в чем его обвинили), Вудли так и не смог получить лицензию, поэтому вынужден был обслуживать людей вроде меня. Людей, у которых иногда возникали проблемы биологического свойства и которые не могли обратиться в больницу. Он мог быть старым идиотом – я, например, подозревал, что свои нитки он где-то подбирает с земли и ночует на берегу, – но, черт побери, шить он умел. Отлично зажившие шрамы у меня на плече, груди и правой ноге, бывшие до этого пулевыми ранениями, лучшее тому доказательство.

Я стоял в том месте, где мог видеть одновременно и Вудли и Лору, и наблюдал за тем, как хирург принимается за работу. Руки у него сильно дрожали, но беспокоиться не стоило – все приборы были оснащены защитой от вибрации. Он надел очки и перчатки и меньше чем через минуту дистанционники уже бегали вверх и вниз по рукам женщины. Через какое-то время один из них спрыгнул с софы, нырнул в мешок и появился с упаковкой плазмы в низкотемпературной оболочке. Вудли крякнул и нахмурился от напряжения.