Манифик - Тимур Александрович Темников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так, может, это вы ее инфицировали? – вдруг спросил Александр откуда-то из глубины кабинета.
Человек кряхтя повернулся к нему на кресле.
– Я тоже так сначала думал, – вздохнул он прерывисто, как обидевшийся ребенок перед тем, как сорваться в громкий истошный плач, – но, когда очередной раз в больнице лежал, где от алкашки прокапывался, мне сказали, что такие вот неприятные обстоятельства, дорогой Аристарх Николаевич, и у вас этот, как его, ВИЧ. Я сначала не понял, а потом до меня дошло. Я тогда испугался. Может, это я где подхватил, были там случаи, когда к друзьям уходил ненадолго, мамзели всякие встречались.
Дрозд только сейчас поняла, что не спросила даже имени человека напротив, и записала его на листке.
– Ну? – спросила Виталина. – Значит, могли и вы?
На что Аристарх Николаевич рассказал, что когда жена встретила его у больницы, то он побоялся завести разговор, а когда пришли домой, то рассказал, что теперь он не жилец, а ей надо провериться, может, она уже тоже. Та в ноги ему бросилась, руки целовала, просила прощения. Он опять не понял, а потом жена ему призналась, что у нее ВИЧ уже давно, и что живет она с ним долго, и все живут долго, просто таблетки надо пить, которые бесплатно выдают. И еще удивилась, почему так произошло, ведь она ему всегда сама презерватив натягивала.
Дрозд подумала, что патологоанатомы могли бы и поторопиться со своим заключением, а мужчина продолжал.
– Сама-сама! Вот дура! – возмутился лысый человек. – Она же тоже любила иногда синего на горло принять, да так, что уснет беспробудно, аж до хрюканья, как свиноматка, я ее и того, – он стукнул кулаком о ладошку, – а какой тут презерватив, с ним вообще неприятно как-то.
– Так ты ее насиловал, что ли? – брезгливо спросил Семен с другой стороны комнаты.
Теперь человек достаточно резво развернулся на кресле в его сторону, и даже тень страха упала на его лицо.
– Почему насиловал? Я по любви. Что ж я, любимого человека будить из-за такой ерунды стану?
В общем, после еще одного часа задушевных бесед выяснилось, что у клиента было алиби, которое требовалось еще, конечно, формально проверить, собрать показания от соседей, поговорить с местным участковым, но все сидящие в кабинете уже понимали, что опрашиваемый провалялся в запое, может, неделю, а может, месяц и вряд ли мог приехать в город, чтобы совершить расправу над женой. Да и незачем ему была такая расправа, он жил только благодаря убитой, ел, пил и осуществлял другие биологические потребности.
Когда его уводили обратно в обезьянник, чтобы проспался, а потом ушел в нужном ему направлении, Аристарх неожиданно затормозил перед самой дверью кабинета, вздрогнул, поднял вверх указательные пальцы, замер, словно на него снизошло озарение, оглядел потолок комнаты, будто заглядывался через него в небеса, и, широко открыв глаза, спросил:
– А с квартирой теперь что будет? Мы ведь с Катькой не расписаны!
Семен хлопнул его по плечу, возвращая к первоначальному направлению движения, и попытался что-то сказать, но Дрозд прервала его и ответила, что если нет наследников, то квартира отойдет государству.
– Жалко, – вздохнул лысый человек. – Но бог все видит. Гореть, видно, Катьке в аду, – добавил он с лицом мученика и попытался выйти из кабинета с помощью Семы и Шуры, которые по долгу службы и под давлением прежних угроз начальника нежно держали его под руки.
– Стоп! – скомандовала Дрозд.
Все трое замерли.
– Учитывая наличие мотива, а именно стремления завладеть собственностью жертвы, и декларируемых угроз в сторону жертвы, задержите-ка товарища на сорок восемь часов по подозрению.
Она ничего не ответила на вопросительные взгляды лейтенантов, отвернулась и только краем глаза сквозь стеклянную перегородку заметила, что их хватка утратила мягкость.
Дрозд казалось, что она давно адаптировалась ко всякого рода грязи, да и себя не чувствовала пушисто и незамаранно, но сейчас она подумала, что ей неприятно, ее выворачивает от таких признаний. Какой-то адский трешевый сюр. В мире животных. Главное, этот Аристарх все, что нес своим поганым ртом, воспринимал как само собой разумеющееся. Смотрел слегка подернутыми пеленой опьянения, но такими невинными глазами так, что, не вникая в суть разговора, можно было бы подумать, он говорит о простом, незамысловатом и совершенно естественном ходе вещей. При этом следователь с сожалением понимала, что у людей ее профессии постепенно вырабатывается толерантность, невосприимчивость к мерзости в обществе, как у алкашей к водке, и дальше повышение дозы приводит не к стремлению служить и защищать, а к отупению, потому что служить нужно было еще и вот таким вот представителям человеческого обезьянника. «Скорей бы шестьдесят – и на пенсию», – подумала она.
Нужно еще было выдать сладкой парочке снимки с камер и направить их назавтра выяснить, что за людей она сегодня отыскала. А сейчас пришло время возвращаться к другим делам, роскошью заниматься единственным преступлением Дрозд не располагала.
Вечером, убрав папки, закрыв кабинет и закинув на плечо сумку, она мысленно вернулась к делу убитой. Полный отчет от судмедэкспертов она сегодня так и не получила. Теперь ей стала понятна фраза убитой про «оставшуюся жизнь». Если она была ВИЧ-позитивна, то, вероятно, постоянно думала о смерти. Доживала остатки. А как она инфицировалась? Насколько Дрозд владела ситуацией, основной путь передачи вируса – общие иглы, а значит, наркотики. Дальше – незащищенные связи. Кто знает, что убитая вытворяла в пору своей молодости? При визуальном осмотре трупа не было ни дорожек, ни свежих проколов в обычных местах. Что тогда? Разгульная жизнь или способ заработка несчастной? Подполковник, скорей всего, прав. Проститутка. Секс за деньги. Только вот вряд ли она предупреждала клиентов.
Телефон следователя принял сообщение, завибрировал в ее сумке. Она посмотрела на экран и сказала про себя, что не стоит поминать черта, иначе он сразу появится. Подполковник сбросил ей ссылку на сайт. Сначала она решила не открывать ее до завтрашнего утра, рабочий день уже закончился, а сообщение не звонок, чтобы на него
