Анна Каренина. Вариант ХХІ века - Владимир Гурвич

Каждый в их семье знал, что муж для нее – самый главный человек. Их дети хорошо усвоили этот урок: лучшее всегда приберегается матерью для отца и надо быть тише воды и ниже травы, когда папа устал или отдыхает. Таков порядок был заведен в их доме, и Долли, словно дневальный, с ревностью следила за его исполнением. Она считала, что все в ее жизни уже определено и идет, как надо. Она и помыслить не могла, что счастье ее очень хрупко и зависит, в первую очередь не от преданности ее мужа, а от степени важности, которую он придает их браку и особенно ей самой.

Все рухнуло, как карточный домик, в один момент. Смертельно раненная его предательством и униженная тем, что все ее жертвы ради него ничего в его глазах не стоят, Долли стала одержима мыслью об отмщении. Он должен страдать, так же, как и она, а лучше еще больше. Но в то же время она отдавала себе отчет, что не представляет свою жизнь вне роли жены своего мужа. Она настолько срослась с ней, настолько чувствовала себя в ней комфортно и удобно, что готова была пойти на компромисс, который бы позволил ей осуществлять и дальше самую большую потребность своей жизни. Она мучительно искала такую возможность, смутно ощущая ее в том, что дальнейшее ее счастье зависит не от преданности мужа, а от степени важности, которую он придает их браку и от его оценки ее, как жены. Но пока эти мысли бродили в ней только на уровне неясных ощущений, не прошедшая обида на мужа, не позволяла принять их как руководство к действию. Кто-то извне должен был донести их до ее сознания, и тогда она сумела бы опереться на них, как на фундамент, на котором смогла бы в дальнейшем возводить свое разрушенное семейное счастье.

XVII

Долли думала о наболевшем и ждала, что вот-вот дверь отворится и войдет Анна. Она должна была приехать сегодня утренним поездом. Стива поехал за сестрой на вокзал и, судя по времени, они уже где-то рядом с домом. Долли хотела встать и подойти к окну, чтобы не пропустить момент, когда машина мужа с гостьей подъедет к воротам, но, запутавшись в лабиринтах своих мыслей, пропустила эту минуту. И от того, что Гриша еще играл, Долли не услышала легких шагов на лестнице. Она посмотрела на часы. Стрелки показывали двенадцать.

– Довольно, – скомандовала она сыну. – На сегодня достаточно.

Мальчик тотчас же с визгом побежал вон из комнаты. Он распахнул дверь и тут же столкнулся с Анной, входящей в этот самый момент в гостиную. Гриша чуть не сбил ее с ног. Анна засмеялась и подхватила мальчугана на руки, прижала его к груди и начала целовать.

– Гриша, Гришенька, – повторяла она, задыхаясь то ли от быстрой ходьбы, то ли от смеха, – Как же ты вырос. – Мальчик, не ожидавший оказаться на руках незнакомой тети, отчаянно вырывался. Анна аккуратно поставила сорванца на пол и присела перед ним на корточки. – Ты помнишь, меня, помнишь? – спрашивала она, заглядывая ему в глаза и пытаясь вновь чмокнуть его в упругую щечку.

– Не помню, – пробурчал недовольный Гриша и, рванувшись из ее рук, побежал прочь.

Анна поднялась и, улыбаясь, приблизилась к Долли. Женщины обнялись и расцеловались: Долли немного отстраненно и сдержанно, Анна страстно и порывисто. Долли уловила легкий аромат дорогих духов и, прикинув в уме, сколько они могут стоить, горько вздохнула. Она никогда не умела пользоваться духами просто так, в дорогу. Для этого ей обязательно нужен был веский повод. Только ради мужа она могла позволить нанести несколько капель дорогущей влаги за ушки.

– Проходи, садись, – Долли усадила гостью на диван.

Анна скинула шарф с плеч и растрепала волосы. Черные кудри рассыпались по ее плечам, выгодно оттеняя фарфоровую матовость кожи щек и шеи. Лицо Анны, словно подсвеченное изнутри, сияло такой красотой и свежестью, что Долли сделалось досадно. Досадно за себя. По возрасту они приблизительно ровесницы, но Долли выглядела гораздо старше Анны. Долли спрятала пальцы рук, чтобы не видно было отсутствие маникюра. Пальчики Анны с ярким лаком на ногтях, напротив, порхали, как легкие бабочки вокруг лица, то поправляя непослушную прядь волос, то расправляя складки модного платья, ладно сидевшего на ее стройной фигуре. Долли рассматривала гостью краем глаза, чтобы той не было заметно ее откровенное любопытство. То, что она видела, унижало Долли, как женщину. Перед ухоженной и холеной Анной, она чувствовала себя золушкой, замарашкой, к тому же обманутой мужем.

Долли ждала, что вот-вот Анна начнет разговор, ради которого она приехала в их дом, и ей становилось неприятно от мысли, что сейчас придется говорить о Стиве, об его шашнях и о своем позоре. Она знала, какое мнение распространено в таких случаях. Если изменил муж, то, стало быть виновата жена: распустилась, перестала следить за собой. Где-то в глубине души Долли соглашалась с этим, но у нее есть смягчающее обстоятельство. Ее материнский подвиг – это ее защита и оправдание от подобных нападок.

Конец ознакомительного фрагмента.