Литература ONLINE (сборник) - Александр Шорин

Восемь километров по лесной дороге до карьера – разве ж это расстояние для будущих геологов? Никто не стонал, девчонки даже развеселились, а самые бойкие из них стали петь популярные песенки, остальные подхватили: «Ксюша, Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша…».

Парни не пели – шли немного в сторонке, некоторые ухмылялись. Яшка, который, кстати, в летнюю сессию именно у математика получил «хвост» на осень, был мрачноват – шёл поодаль от других. Саша, воспользовавшись его задумчивостью, подхватила еловую шишку и запустила в его сторону. Промазала, но он заметил. Заулыбался, подмигнул. Потом подобрал и сделал вид, что бросает назад. Саша взвизгнула, кинулась прочь… Яшка за ней. Как-то незаметно они оказались в стороне от дороги, среди деревьев.

Им что-то кричали вслед, но они бежали, бежали…

* * *

…Поцелуи у него оказались вовсе не такими приятными, как она себе представляла. Слишком жадные. Слишком слюнявые. А руки его, вместо того чтобы обнимать, начали быстро-быстро расстегивать пуговицы на её джинсах.

– Эй! Ты чего? – она смотрела недоумённо.

Но лицо у Яшки было красное, перекошенное. А тело остро пахло потом.

Она попыталась наугад ударить его кулаком, но лишь отбила руку: словно об камень. Подумала: «Ну надо же!». И больше не повторяла попытки, лишь изо всех сил сжала ноги, и умоляла: «Не надо! Не надо…».

Тогда Яшка неожиданно сменил тактику: взялся за рубашку. Саша опомниться не успела – осталась в одном только лифчике, который тоже быстро улетел куда-то в кусты. Он тут же начал целовать её соски, а затем кусать – да так больно, что она взвыла:

– Уйди, я не хочу!

И вдруг Яшка быстро отстранился, повернувшись куда-то в сторону. Саша быстро посмотрела туда же и рефлекторно прикрыла обнажённую грудь руками. Там стоял Лёшка и смотрел на них своими огромными глазищами.

В первую секунду ей показалось – Яшка сейчас убежит. Может быть, так бы и случилось, если бы там было несколько однокурсников, но Лешка был один. Осознав это, Яшка чуть расслабился и спросил грубо:

– Чего выпятился? Голую девку не видел никогда? Брысь отсюда!

Теперь Саше показалось, что убежит Лёшка – тот непроизвольно сделал шаг назад. Но она вдруг посмотрела на него так умоляюще, что он остановился.

Остановился и сказал – неуверенным дрожащим голосом, даже чуть заикаясь:

– Я н-не ув-верен, что он-на хочет тут быть голой.

Яшка сверкнул глазами.

Сказал с ухмылкой:

– Он не уверен! А ну-ка п…й отсюда, телёночек. Вали-вали, если не хочешь, чтоб я тебя размазал по полянке.

Лёшка побледнел, но с места не сдвинулся. Сказал тихо, но отчётливо, уже без заикания:

– Пусть она сама скажет, чтоб я ушёл.

И тут Саша, воспользовавшись тем, что Яшка отвлекся, отпрыгнула, подхватила с травы лифчик и рубашку и побежала мимо Лёшки в сторону дороги.

Яшка матюгнулся, бросился было за ней, но споткнулся обо что-то и упал. Вскочив, понял, что уже не догонит, и повернул к Лёшке разъяренное лицо.* * *

…Я люблю наблюдать за этой парой с задней парты. Она – рыженькая, веснушчатая, смешная. Он – худой, светловолосый, с кудряшками. Между собой они говорят вроде и по-русски, а вроде и не по-русски: какие-то быстрые, им одним понятные слова, обрывки фраз, полунамёки на что-то им одним известное…

Ещё я заметил: во время лекций он выскребает откуда-то из-под парты засохшие жевательные резинки, мнет их в пальцах и передает ей. Рыженькая лепит из них всяких смешных зверьков: к концу пары их обычно уже пять или шесть, а между ними обязательно фигурка, напоминающая снеговика с забавной рожицей. Жвачный человечек.

А ещё я заметил, как она время от времени с нежностью гладит шрам на его щеке: шрам этот очень большой, некрасивый и, на мой взгляд, очень портит его смазливую физиономию. Гладит так, будто это грани драгоценного камня. С любовью гладит. И каждый раз, когда она это делает, произносит одно и то же слово. Слово это она произносит как-то по-особенному, с хрипотцой, будто перцем посыпает горячее мясо.

Как-то раз я расслышал, что это за слово. Она говорит: «Мужик».

Как рождаются рассказы

– Пойми, – убеждал мужик в длинном засаленном свитере, – ты сейчас, сразу, умеешь делать то, чему мы учились по три-четыре года. Да через месяц ты у нас мысли легко будешь читать!

Мыслей через месяц она, конечно, читать не научилась, но достигла такого состояния, что, проходя по длинному общежитскому коридору, могла сказать, в какой комнате какое сейчас настроение, без ошибок угадывала, кто с кем поссорился, и вполне могла, подержавшись за руку человека, внушить ему бесконечное доверие к себе.

Чудесным образом она вытягивала на экзаменах нужные билеты, а если вообще ничего не знала, рассказывала что-нибудь из другого предмета и получала автографы в зачетке. В трамваи и троллейбусы, которые должны были сломаться, она уже не садилась, как впрочем со временем перестала садиться и в неполоманные средства массового передвижения, потому что все эти удивительные способности имели и отрицательную сторону: на нее стали налипать болезни и дурные мысли попутчиков из переполненного транспорта.

А потом вдруг её чувствительность обострилась совсем в иную сторону: заходя в троллейбус, она чуть не падала в обморок, но уже не от дурных мыслей, а – элементарно – от запаха мужских тел. Как-то двое мужчин осторожно вывели её на остановке полуобморочную, смотрели сочувственно. Знали бы они, в чем тут дело, совсем иначе бы смотрели!

«А что, скажите, разве не для того цветок расцветает, чтобы его хотелось понюхать? А? Идиоты!» – думала она.

Впрочем, она была не права. Желающие «понюхать», естественно, нашлись. Была и любовь, и ее окончание, которое едва не стоило седых волос – чуть позже, при здравом размышлении, пришла к выводу, что то, что казалось вселенской бедой, всего лишь история, старая как мир. Стало чуть легче.

Подумалось (опять же при здравом размышлении), что если каждую такую историю переживать подобным образом – не то что поседеешь, а вообще полысеешь, да и нервов никаких не хватит.

Устаканилось все на варианте банальном, но надёжном: Он – влюблен, но не интересен; Она – приходит, готовит ужин, делает с ним секс и крепко спит. Есть в этом своя прелесть… По крайней мере в транспорте – без глобальных ощущений.

«И тут вдруг – на тебе пожалуйста: из п…ы на сковородку, или как это там без мата? С корабля на бал? Нет, вроде не то, потом придумаю что получше и впишу. Не суть. В общем, маленький, глаза ехидные и мелет всякую умную чушь. Норовит залезть куда надо и куда не надо. Куда не надо? В душу, конечно. Ан нет, поди и выдай, вот ведь хрень господня! Повелась я, ну до разумных пределов, ясен пень… А потом ещё чуть и ещё… Так глубоко, гад, залез, я теперь вот сижу и думаю: о-ё-ёй, ебическая сила! А ведь отлипать не хочется! Вот ведь как!», – мысли сумбурные, матерные почти, но при этом до странности приятные – будто как что-то делаешь из того, что не разрешают, а очень хочется: оп-ля через скакалочку в короткой юбочке, и пусть смотрят, как она задирается, коли кому интересно. На том и мир стоит.

В это время Он:

…мечтал о ней и писал стихи: так рождаются мелодрамы.

…думал о том, как любит он ту, другую, что всего ему дороже: так рождаются любовные драмы.

…лежал на холодном металле с тем безразличием на лице, какое бывает только у мёртвых: так рождаются трагедии.

…мчался к ней с цветами (или чего там она любит) и оч-чень серьезным предложением: так рождаются дети.

…исчез, как будто его и не бывало: так рождаются тайны и сны.

…писал всякую фигню, скучая: так рождаются рассказы.

Любовь и не-любовь

…Он вспорхнул из-за столика, как испуганная птица: фалды его пиджака дымились. На миг ему показалось, что он видит в её руке дуло дымящегося пистолета.

Пистолета в её руке не было, зато в ней быстро появилась смоченная в воде салфетка, с помощью которой неприятность быстро устранили.

Он ещё какое-то время хватал губами воздух, как рыба, лишенная воды. Она смотрела смущённо.

Через некоторое время оба начали думать. Он – разыскивая рациональное объяснение странному происшествию, она – о том, почему его не любит.

Все другие посетители кафе были заняты своими разговорами: их всех это происшествие никак не касалось.

Впрочем, вру: не всех. Юноша, одиноко сидящий за столиком в углу, время от времени поглядывал в их сторону.

Нет, снова вру: не в ИХ сторону, а в ЕЁ сторону.

Что-то толкнуло её поймать взгляд этого юноши: совсем ненадолго, но этого было достаточно для того, чтобы меж этими взглядами проскочила дуга высокого напряжения. Впрочем, кроме этих двоих, этого никто не заметил.

Ещё через несколько минут спутник девушки извинился и вышел в мужскую комнату, где пробыл совсем недолго, пытаясь почистить пиджак и холодной водой смыть странный туман, омрачивший его сознание. Под ледяными струями засела в его мозгу одна мысль: «Сейчас или никогда!». Он твёрдо решил, что опоздать не имеет права: сейчас он выйдет и немедленно, в ту же секунду, сделает ей предложение.