Букет белых эустом (СИ) - Анна Корнова

— Это не мой парень, — Ульяне не хотелось, чтобы даже в разговоре её имя стояло рядом с Матвеем. — А ты что в Доме малютки чинил?

— Да у них там компы вирусов нахватали, я чистил.

— Ты так далеко на работу ездишь?

— Им айтишник по штату не положен. Я просто Екатерине Петровне помогаю, чем могу. Позвонила, сказала, что с техникой непорядок, вот я и помчался.

— Она родственница или твоя семья с ней дружит? — Ульяна вспомнила, как заведующая передавала привет родителям Михаила.

— Почти родственница. Можно и так сказать. Но это долгая история. Екатерина Петровна раньше в детском доме работала. Он в самом центре был. Будем через Даниловск проезжать, я тебе его покажу. Но там сейчас только здание, а ребят нет. Наш детдом с самарским объединили и под Самару перевели. А Екатерина Петровна в Доме Малютки стала работать.

— Ты детдомовский?

— Был, до шести лет. Потом меня усыновили.

— А ты знал, что это неродные родители? — голос Ульяны едва заметно дрогнул.

— Естественно.

— А как ты к ним относишься, зная, что неродные?

— Я их люблю, — улыбнулся Михаил.

— А про родных родителей тебе что-нибудь известно?

— Известно. От меня отказались потому что у меня врождённый порок сердца был. Мне операции делали, Екатерина Петровна со мной, как с собственным, нянчилась. Я не помню, маленький был. Потом родителям моим передала. Уже все вместе со мной мучились, — Михаил снова весело улыбнулся.

Ульяну удивляло, что о таких серьёзных проблемах парень рассказывает легко, как о чём-то забавном.

— А тебе не хотелось с родными родителями встретиться?

— Хотелось в детстве. Мечтал, что стану известным, богатым, приеду к ним на шикарной машине и скажу, что они мне совершенно чужие. Пусть локти кусают. Но это давно было, в классе пятом — шестом, так, детские фантазии. А ты зачем в Дом малютки приезжала? Работу ищешь или практику будешь проходить?

— Практику, — буркнула Ульяна, ей было стыдно признаться, что от неё тоже отказалась родная мать, хотя даже порока сердца у неё не было. Понимала, что ничего позорного в том нет, но почему-то не могла сказать.

Михаил ещё долго рассказывал про свою собаку, про работу, про друзей, но попутчица слушала его вполуха, разговор не поддерживала, и Миша умолк. Уже на въезде в Конашов он поинтересовался, где Ульяна живёт, куда подвезти.

— Спасибо! Не надо, тебе отсюда до дома пять минут, а мне на Первомайскую. Останови на углу, я дальше на автобусе доберусь.

— Ничего, машина довезёт. Мы её не толкаем, сама едет, — Михаил вновь заулыбался, и Ульяна подумала, как здорово жить тому, у кого всё ясно и определённо.

— Ты телефон оставишь? — не то спросил, не то попросил Миша. — Или мой запиши. Поедешь опять в Дом малютки, я бы тебя отвез.

Ульяна не стала объяснять, что ездить в Даниловск ей больше не надо, а, достав телефон, внесла номер Михаила, пообещав позвонить, как только возникнет необходимость поездки.

— Если по городу надо будет что-то перевезти, тоже звони, да и просто так звони, когда скучно будет.

Квартира встретила Ульяну полной тишиной. Мама сейчас бы расспросила, как прошёл день, потом они бы пили чай, и Ульяна, смеясь, рассказывала про то, как полдня искала в маленьком городке нужный адрес, про смешного улыбающегося Мишу. И сознание, что мамы в её жизни больше нет и никогда не будет, захлестнуло, накрыло тяжелой волной отчаяния. Какая разница: родная, чужая. Почему-то вспомнилась давняя поездка на дачу, они шли от станции, пятилетняя Уля сидела у отца на плечах, мама, хохоча, что-то говорила, отец смеялся, смеялась Ульяна. Над речкой кружили стрекозы, облако, похожее на слона, висело в голубом небе, в воздухе плыл аромат летнего счастья… Правильно сказала ей сегодня заведующая о том, что неважно биологические или небиологические родители, они её растили, они научили всему тому, что сегодня она знает, умеет, чувствует, и не станет она никогда искать «бабу, которой малютка новорождённая девятнадцать лет назад не нужна была».

Через неделю Ульяна защитила диплом и отправилась в Москву, помогать готовиться к школе внуку Федулова. Всю неделю она пыталась дозвониться по номеру, оставленному Викой, но трубку никто не брал. Однако Уля всё равно решила ехать, ведь у неё был адрес дома, в котором ждали гувернантку из Конашова.

В Москве она бывала и раньше — приезжала с родителями на каникулах, чтобы побывать в Третьяковской галерее, Историческом музее, в столичных театрах. В Москве жила двоюродная сестра отца, одинокая, энергичная, резкая в суждениях, редактор крупного издательства, родители вечерами подолгу сидели с ней на уютной кухне, что-то обсуждали, спорили, смеялись… Ульяна подумала, что надо бы навестить родственницу, и тут же вспомнила: она теперь никакая не родственница, наверняка, двоюродная тётка знала, что Уля — приемыш, и терпела её из уважения к брату. Теперь родителей нет, значит, и не нужна московской тётке посторонняя девчонка. Ульяна, как ни старалась, не могла прогнать чувство стыда от непонятного ей самой сознания, что она удочеренная. Думала о том, как Миша спокойно говорил, что родители взяли его из детдома, и всё было нормально, но сама Ульяна продолжала стыдится своего удочерения, словно не только её обманули, скрывая правду, но и она всем лгала, выдавая себя за родную внучку, племянницу, за дочь достойных людей. Вспомнился как-то случайно услышанный в транспорте разговор двух женщин: «Не вздумай из детдома ребёнка брать. Там только дети алкашей и наркоманов с плохой наследственностью. Нормальные родители от ребёнка не откажутся». Получается, что Ульяна — ребёнок с плохой наследственностью, и все окружающие в течение девятнадцати лет только и делали, что ожидали, когда её гадкие гены заявят о себе.

Адрес, указанный Викой, оказался за городом. Таксист назвал сумму, за которую можно было неделю кататься по всему Конашову, но деваться Ульяне было некуда, она согласилась, и они поехали на Новую Ригу. Такси остановилось перед кирпичным забором, из-за которого возвышалась крыша трехэтажного особняка. После долгих переговоров через домофон Ульяна была пущена во двор. А после повторённых уже во дворе объяснений её проводили в дом. По представлению Ульяны, она попала во дворец. Огромный зал, почему-то названный прихожей («В прихожей подождите. К Вам сейчас спустятся»), украшала красивейшая изогнутая лестница, по стенам висели картины, изображающие сцены из средневековой жизни.

— Это Вы пришли устраиваться гувернанткой к Юре? — статная блондинка строго рассматривала девушку.

Ульяна вздрогнула, она так засмотрелась на полотна, что не слышала, как незнакомка появилась.

— Да. Я от