Рафин - Юлия Широкова

то вышла бы замуж, родила ребёнка и, как все нормальные женщины, стала бы жить заботами и радостями семьи, но судьба не была добра ко мне. Большую часть жизни я провела в одиночестве.

На этот раз я не стала визжать от счастья, на этот раз, положив трубку, я заплакала…

На следующий день я решила пойти прогуляться. Когда тебе плохо, хочется забиться в нору и не высовываться, пока не залижешь раны, а когда тебя распирает от радости, хочется быть среди людей.

Но сначала я позвонила Димке, чтобы взять у него взаймы немного денег.

– А то у меня меньше ста рублей осталось – в понедельник не на что будет даже до издательства доехать! А когда моя книга станет бестселлером, я тебе всё верну.

– Ага, главное, когда будешь Нобелевскую премию по литературе получать, не забудь упомянуть меня в благодарственной речи.

– Это обязательно!

Наверное, в моей жизни наступила светлая полоса, потому что братец согласился одолжить мне пару тысяч. Обычно у него зимою снега не выпросишь! В лучшем случае он может заехать в гости, купив по дороге продуктов, причём специально из вредности покупает не те, которые я люблю: вместо конфет – фрукты, вместо картошки – гречку или рис, вместо жареной на гриле курицы – сырую, которую нужно как-то приготовить, а он знает, что я этого делать не умею и не люблю.

– Может, сходим в кафе, отметим публикацию моей второй книги? – предложила я, когда мы пересеклись в метро.

– А кто платить будет? – спросил он.

– Я сегодня богатая! – ответила я, показывая ему деньги, которые только что от него получила.

Он вздохнул и посмотрел на меня взглядом, в котором смешались жалость и раздражение.

– Отмечать будешь, когда книга выйдет, а пока рано ещё. К тому же у меня дела.

Понятно. Кому охота провести субботний вечер с ненормальной старшей сестрой? Наверное, братец отправился на свидание с очередной девицей, которая через неделю его бросит. Её он наверняка в кафе пригласит и при этом не будет интересоваться – кто платит, а будет делать вид, будто он сама щедрость и деньги для него вообще не проблема.

Обычно находясь в метро или на улице, я стараюсь не встречаться ни с кем взглядом, так как по опыту знаю, что большинство незнакомцев, на которых я посмотрю, сразу же попытаются вступить со мной в контакт… Полицейские потребуют предъявить им документы, старушки попросят денег, мужчины попытаются получить номер моего телефона. Но в тот день я была счастлива, а потому не осторожна. Выходя из метро, я встретилась взглядом с не молодой цыганкой, которая тут же изъявила желание мне погадать.

– Нет, спасибо, – ответила я.

– Со своей первой любовью ты рассталась, красавица! – выкрикнула цыганка мне вслед, не сдаваясь.

“Как и все, – подумала я. Единственный известный мне человек, который не расстался со своей первой любовью, Шах Рукх Кхан”.

– А новую любовь встретишь ещё не скоро! – выкрикнула цыганка, видимо в отместку за то, что я прошла мимо, не остановившись.

“Не скоро – это когда интересно? Может, после пятидесяти наконец-то повезёт? Правда, единственная известная мне женщина, которой удалось устроить свою личную жизнь после пятидесяти – это Алла Пугачёва”.

Позднее, вспоминая этот эпизод, я думала о том, что, возможно, та цыганка меня сглазила – до встречи с новой любовью мне оставалось всего несколько минут…

Гулять я пошла в знаковое для многих пишущих и читающих людей место – на Патриаршие пруды. Прихватила с собой книгу, правда, не Булгакова. У меня было лирическое настроение, хотелось мечтать о большой любви, о той, что судьба, а не случайность. Когда у меня такое настроение я перечитываю стихи Сергея Есенина об Айседоре Дункан или роман Марины Влади о Владимире Высоцком.

Погода была идеальной – не жаркой, не прохладной. Комфортной, как говорят в таких случаях. Я бродила по Патриаршим, ела мороженое в вафельном стаканчике и повторяла про себя стихи, которые выучила наизусть:

Не знаю, не помню,

В одном селе,

Может, в Калуге,

А может, в Рязани,

Жил мальчик

В простой крестьянской семье,

Желтоволосый,

С голубыми глазами…

И вот стал он взрослым,

К тому ж поэт,

Хоть с небольшой,

Но ухватистой силою,

И какую-то женщину,

Сорока с лишним лет,

Называл скверной девочкой

И своею милою.

Подвыпивший старичок долго говорил мне о том, какая я красивая. Маленькая, злобная собачка облаяла меня с ног до головы, но не напугала, а лишь рассмешила. Симпатичный толстощёкий малыш подарил мне одуванчик.

Поступь нежная, лёгкий стан,

Если б знала ты сердцем упорным,

Как умеет любить хулиган,

Как умеет он быть покорным.

Я б навеки забыл кабаки

И стихи бы писать забросил,

Только б тонко касаться руки

И волос твоих цветом в осень.

Устав бродить, я села на скамейку и достала тоненькую книжечку, которую впервые прочла почти четверть века назад двенадцатилетней девочкой. Сколько за эти годы я сменила городов и квартир, а она не затерялась. Тогда я читала её, сидя на вокзале, в ожидании поезда. Моя красавица-мама, решившая вывести меня и моего братца к морю, выбивалась из сил, присматривая за Сашкой, который был в том возрасте, когда дети и минуты не могут посидеть спокойно. Димка остался на севере с отцом и их на пару разбитым сердцем, а я читала, не замечая ничего вокруг – ни суеты привокзальной, ни шума, ни вони, ни духоты. Моё ещё полудетское сознание было потрясено – вот она значит, какая любовь бывает! Не такая, как в сказках, когда всё заканчивается свадьбой, после которой они жили долго и счастливо… И жизнь бывает не долгой, и счастье горьким…

“На сцене неистово кричит и бьётся полураздетый человек. От пояса до плеч он обмотан цепями. Ощущение страшное. Сцена наклонена под углом к полу, и цепи, которые держат четыре человека, не только сковывают пленника, но и не дают ему упасть. Это шестьдесят седьмой год. Я приехала в Москву на фестиваль, и меня пригласили посмотреть репетицию “Пугачёва”, пообещав, что я увижу одного из самых удивительных исполнителей…”

Какой-то мужчина сел на скамейку рядом со мной. Я на него не смотрела, но интуитивно почуяла, что он сел рядом не просто так – он собирается со мной заговорить. А ещё почувствовала, что в отличие от меня этот мужчина вышел из дома не веселья ради, а чтобы развеять грусть. Не отрываясь от книги, я бросила на него искоса мимолётный взгляд не замужней женщины, то есть