Таня. Жестокие игры - Алексей Арбузов

Грищенко и Оля молча выходят, оставив цветы на столе.

(Задумчиво.) В Белоруссию… Там Женя, в Белоруссии, и там спичечные фабрики.

Из соседней комнаты выходит бабушка, за ней Дуся.

Бабушка. Танюша…

Таня. Не надо говорить. Я хочу одна. Совсем. Никого не надо.

Бабушка и Дуся молча уходят. В комнате тихо. За окном стемнело. В соседних домишках зажглись огни, где-то неподалеку в саду засела веселая компания – слышится пение и звон гитары:

Позарастали стежки-дорожки,Где проходили милого ножки,Позарастали мохом-травою…

Таня подходит к окну и садится у подоконника. С улицы слышно, как бьют часы, им отвечают другие, третьи. Гаснут огни. Настает ночь. Таня молча сидит у раскрытого окна. Где-то стороной проходит гроза. Вдали гудят далекие поезда. Снова бой часов. Таня сидит молча. Кричат петухи. Даль за окнами розовеет. Так проходит ночь. Настает рассвет. На дворе поют птицы. Всходит солнце. Вдали грохочет электричка. Таня медленно поднимает голову, смотрит на улицу. Со двора слышен звонкий мужской голос: «Дуська, Ду-усь, на занятия…» И где-то рядом радио передает утреннюю зарядку: «Начали. И – раз. И – два. И – три. На раз – вдох, на три – выдох. Дышите полной грудью… полнее, полнее. И – раз. И – два. Начали сначала… Все сначала…» В комнату падают первые лучи солнца. Наверху на рояле играют пустячную песенку. Наступает утро.

Занавес

Часть вторая

Картина пятая

Двадцать шестое мая 1938 года.Зимовье на таежной дороге. Середину избы занимает большая железная печь. Возле нее деревянные двухъярусные нары, а чуть подалее загороженная цветной занавеской хозяйская часть. У стола, освещенного керосиновой лампой, уронив на руки голову, спит Игнатов. На нарах разместились заночевавшие проезжие. Внизу, в полутьме, спят трое неизвестных, а наверху мается и не может уснуть Васин, очень толстый, беспокойный и любопытный человек. Ночь на исходе. Идет гроза, и за окном видны вспышки молнии.

Васин. Нет… Не спится! Не спится, лихо меня забери! Нету мне покоя. (Смотрит на часы.) Тьфу!.. И часы остановились… То ли ночь, то ли утро – ни черта не поймешь.

Из-за занавески выходит хозяйка и начинает возиться возле печки.

Хозяйка… Который час, хозяйка?

Хозяйка. Спи, спи, милый. Пять часов только. Еще и светать не стало.

Сильный удар грома.

Васин. Уснешь тут, как же! И чего я по свету мыкаюсь, пес его знает. Сидел бы себе дома, в городе Днепропетровске, глядел бы в окошко, как по улице народ гуляет, и чай бы попивал. Так нет же! Мыкаюсь и мыкаюсь из края в край по всей России, командировочная душа! Вот лежу черт знает где, на проезжей дороге, – вокруг ночь, тайга, ливень… Вчера на соседнем зимовье рассказывали – медведь человека задрал. Нет, ты мне скажи – ну что я по свету мыкаюсь?

Хозяйка. Беспокойный человек, стало быть.

Васин. Оно самое! Транзитная натура, понимаешь? Выбрал себе командировочную должность – и езжу по всей России. Ты, может, думаешь, я холостой? Так нет же, женатый я! Ох, горе, горе… Вот вернусь, поживу дома недельку, затоскую и снова в путь-дорогу. Транзит меня привлекает. Вот какой я человек – дурак.

Хозяйка. Да будет тебе маяться. Спи, милый.

Васин. Нет, мне уж теперь не уснуть. Вот если бы музыка заиграла, я бы заснул: я от музыки разом дремлю. (Помолчав.) Что сама-то не спишь?

Хозяйка. Дочь у меня хворает.

Васин (неопределенно). Да, глушь… Стоит дом на дороге, а вокруг на десятки километров никакого жилья. (Помолчав.) И давно ты тут обитаешь?

Хозяйка. Живу, как себя помню. Из родителев один папаша остался. Вот и живем втроем – я со стариком да дочка махонькая.

Васин. Смотри пожалуйста! А на вид ты женщина вовсе молодая. И не скучно тебе?

Хозяйка. Зачем скучно?

Васин. Экая ты… удивительная.

Хозяйка. А чего мне скучать-то? Наша дорога от Енисея до приисков на всю тайгу одна. Что ни ночь – у меня новые проезжие… И у каждого – как бы тебе сказать – своя душевная история, что ли. А ночью, известно, человека черт за язык тянет. Он и рад бы молчать, да не может. И ничего ему не надобно, только бы о себе рассказать, душу встречному выложить. Ох, милый, я такое об жизни знаю – тебе и не снилось.

Сильный удар грома.

Васин. Свирепствует природа. (Пауза.) Я очень грозы боюсь. Когда ночью молния сверкает, а я, скажем, в дороге, меня просто тошнит от страха. (Подумав.) Но в общем я смелый человек!

Хозяйка. Спал бы ты, право…

Васин. Где уж там!.. Ты, может, думаешь, у меня жена дурная? Так нет же. У меня жена душевная, вполне цветущая… (Задумался на мгновение и снова забеспокоился.) Эй, слышь, хозяйка, а это что за человек у стола заснул? Бумагу, вишь, вынул, писал, писал – и, вот те здравствуйте, заснул.

Хозяйка. Это человек особый. Всему району хозяин. Государственный человек.

Васин. Смотри пожалуйста! Что же ты его на нары-то не положишь?

Хозяйка. Машина у него испортилась. Он думал, шофер его мигом починит, а дело вон на всю ночь обернулось. (Прислушиваясь к неясному шуму.) Никак, верхом скачет ктой-то… Ах ты, Господи, чью ж это душу по тайге в такую ночь носит?

Васин. Видать, наш брат – беспокойный человек… командировочная душа, понятно?

В дверь громко стучат.

Хозяйка. Так и есть, к нам. (Идет к двери и открывает ее.)

Шум дождя, свист ветра. Яркая вспышка молнии освещает входящую Таню. Войдя, она щурится от непривычного света, оглядывается. Волосы ее спутаны, на лице дрожат капли дождя.

Таня. Ну вот… добралась… Здравствуйте!

Хозяйка. Татьянушка… Милая! Да что ж ты в такую погоду?

Таня (снимает плащ, отряхивается). А у вас тут тепло, хорошо… и хлебом пахнет. Ох и намучилась я!

Хозяйка. Кофточку-то снимай, вымокла небось… На вот платок, оденься – все теплее будет.

Таня (кутаясь в платок, подсаживается к печке). Как Оленька?

Хозяйка. Легче ей стало… Думаю, выздоравливает.

Таня. Я с Ивантеевского прииска – там одного человека срочно оперировать пришлось, – ну, а на обратной дороге решила вас проведать. Они меня на ночь оставляли, а я вот не послушалась, что, думаю, зря время терять. Выехала в первом часу ночи и в грозу попала… Чуть с дороги не сбилась, вымокла вся…

Хозяйка. Чаю горячего выпьешь?

Таня. Всю дорогу о нем мечтала. Налей, а я пока Оленьку погляжу. (Идет за занавеску.)

Васин. Докторша как будто. Привлекательная девица. И давненько она тут?

Хозяйка. Скоро год, как из Москвы… Зимой у нее мальчонка-провожатый был: боялась одна по тайге ездить. А нынче притерпелась…

Васин. Вот ты говоришь, у каждого человека своя история есть. Верно, и у докторши она имеется. Небось рассказывала тебе?

Хозяйка. А у ней как раз и нету… Молодая она еще, беззаботная.

Таня (выходит из-за занавески). Спит. Я ее будить не стала. А пульс у нее хороший. Проснется – я ее как следует послушаю.

Хозяйка. Может, отдохнуть ляжешь?

Таня. Нет, пожалуй, не стоит. Только раскиснешь.

Хозяйка. Тебе виднее. (Подает ей чай.) На, пей, согревайся, милая. (Уходит за занавеску.)

Таня примостилась у печки и с наслаждением пьет чай.

Васин (после паузы). Ну и ну! Поражаюсь, как в такую грозу путешествовать не боитесь.

Таня (оглянулась, заметила Васина). Вот так и не боюсь. (Пауза.) А кто вам, собственно, сказал, что не боюсь? (Снова пауза.) Еще как боюсь.

Васин. Скажу откровенно – и я тоже.

Таня. А не спите вы почему?

Васин. От любопытства. Иной раз так устанешь – сил нет, но держишься: вдруг, думаешь, что-нибудь очень любопытное произойдет, а ты, дурак, проспишь это происшествие.

Таня (улыбнулась). И что же, случается с вами что-нибудь любопытное?

Васин. А как же! Вот сейчас, например, спал бы я и так никогда бы вас и не увидел… Вон как тот человек, что у стола уснул. Вот он проснется – а вас уже нет! А я – я все видел: и как вы вошли, и как сели чай пить, и…

Таня. И… больше ничего не увидите. Вот я вошла, вот я села пить чай… Но больше ничего не случится. Ничего. (Выпила чай, встала, прошлась по комнате.) Как тихо… Только дождь льет… Как тихо… Точно во всем мире никого нет, только я и… (Смотрит на Васина.) Вас как зовут?