Иероним Эгинский - Петр Боцис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда он подходил к монастырю, то встретил двух пожилых монахов. Отец Василий смиренно поклонился и приветствовал их обычным монашеским возгласом:
– Благословите, святые отцы.
– Пожалуйста, откуда ты к нам?
– Из Афин. Меня послали к вашему преподобию, чтобы обрести спасение.
– Привез ли ты нам какую-нибудь газету из столицы?
– Зачем она вам, святые отцы? В газетах пишут только о земных событиях. Разве мы для того оставили мир, чтобы опять заниматься мирскими делами?
– Но как провести день, если не прочесть газеты?
Этот диалог опечалил о. Василия: его собственный разум находился в других областях, в духовных. Он не мог представить, что есть люди, которые оставили мир и думают настолько по-мирски, и их ум все еще вращается среди тех вещей и событий, которые они не только оставили, но с клятвой обещали устраняться от них. Он привык смотреть на посвятивших себя Богу людей как на ангелов во плоти и не хотел мириться с существующей действительностью. В ту же ночь он принял решение уйти, чтобы сохранить свою душу от всякой скверны и от мирской мысли и чтобы сохранить ум чистым, преданным только Богу и молитве.
Рано-рано утром отец Василий поблагодарил отцов за гостеприимство и ушел. Все увиденное встревожило его. Он ожидал увидеть в Греции одно, а увидел совсем иное. И теперь он думал, где бы ему найти место, удобное для спасения души.
С глубокой верой и упованием на Промысл Божий он молился непрестанно, чтобы Господь открыл ему волю Свою. Он привык перед каждым делом или решением горячо молиться Господу и Богородице и на Них полагал всю свою надежду. Он не доверялся своему разумению и никогда не делал того, что ему подсказывала собственная воля или какое-нибудь пристрастное желание, имел совершенную преданность, и в то же время послушание воле Божией.
На Эгине
Отец Василий содействием о. Хрисанфа был назначен дьяконом митрополичьего храма на Эгине. При первой же возможности он сел на катер и отправился на чудесный остров Сароникоса. Там, прежде чем прийти в Церковь, он познакомился с архимандритом Пантелеимоном Фостинисом (позже митрополитом Хиосским), который тогда служил на Эгине священно-проповедником и развернул там духовную и благотворительную деятельность. Они долго проговорили на духовные темы, взаимно расположились друг к другу и подружились.
Когда отец Василий посетил митрополичий храм, чтобы встретиться со священниками и объявить им о своем назначении, душа его была неспокойна. Может быть, на это повлияла и некоторая холодность и равнодушие, с какими его приняли. Внезапно он решил не оставаться там, и когда его пригласили подписать бумаги о том, что он принял на себя обязанности дьякона, отец Василий ответил:
– Я не знаю грамоты.
– Ты не можешь даже и подписи поставить?
– Я не знаю ни одной буквы.
– И как же ты стал дьяконом, не зная грамоты?
– Те, кто рукоположил меня, после раскаивались.
Позже он встретился снова с архимандритом Пантелеимоном и рассказал ему о случившемся, но тот просил его остаться на Эгине, поскольку почувствовал духовную глубину и добродетельность о. Василия и то, что в его лице он нашел достойного помощника в своем деле. Но когда о. Пантелеймон убедился в его упорном нежелании остаться, то предложил о. Василию посетить монастырь Хризолеонтиссы, и если ему там понравится, то обещал позаботиться о соответствующем разрешении.
Он рассказал о святых покровителях Эгины, святом Дионисии и новоявленном святом Нектарии, блаженном владыке, который скончался только два года назад.
В то время были живы воспоминания о св. Нектарии Эгинском. Сами жители острова считали его святым. Они заказывали написать его иконы и молились ему, чтобы он предстательствовал за них перед Богом и покровительствовал острову, на котором был построен его монастырь. Отец Василий выслушал все это, подивился и полюбил святого, и сердце его согрелось. Итак, он решил последовать совету архимандрита Пантелеимона.
Прежде, чем пойти в монастырь Хризолеонтиссы, он зашел в монастырь Святой Троицы, помолился у гробницы святого и горячо, со слезами просил его помочь и открыть волю Божию о себе. Он сам позже говорил нам о подобных случаях:
– Если нужно решиться на что-то, то или послушайся духовного отца, или горячо помолись, и где обретешь упокоение мысли, то и делай.
То же использовал и он: тепло помолился и пошел в монастырь Хризолеонтиссы. Но там он не обрел покоя и не остался надолго. Его боголюбивая и пустыннолюбивая душа искала «пустыни», чтобы подняться на воздушных крыльях веры и молитвы на высоту Божественного созерцания. Он не мог примириться с многопопечительностью и имущественными конфликтами, которые в то время снедали время монахов. Его душа стремилась к небесному. Он хотел, чтобы его ум не был привязан к земному и мог всецело вознестись к Престолу Божию, чтобы там наслаждаться молитвой. Его главной заботой до конца жизни было – не привязать свой ум не только к чему-либо земному, но вообще ко всему тому, что не относилось к его спасению. И это заставило его позже, когда он уже занимался строительством храмов, сказать те страшные слова, которые, хотя и выглядят непонятными, отражают его отношение к этому вопросу:
– Следите за своим умом, чтобы не связать его чем-либо. Я и о тех церквях, какие построил, каялся. И зачем мне связывать свой ум столькими заботами и мешать ему молиться?
Явно, что душа с такими возвышенными мыслями не могла легко найти удовлетворение в любой атмосфере. И отец Василий, поблагодарив монахов за гостеприимство, ушел.
На Эгине он опять встретился с архимандритом Пантелеимоном, который предпринимал нечеловеческие усилия, только бы убедить его остаться там. Душа о. Василия уже начала обретать спокойствие на этом острове. Он благоговел перед его небесными покровителями, ему нравилось, что остров был тих и усеян множеством церквушек, полюбил и его обитателей, которые оказались людьми простыми и благочестивыми. Он подумал, что позже сможет построить скит в каком-нибудь пустынном месте, где будет «один Единому Богу» предаваться подвижническим трудам, и решил остаться дьяконом в митрополичьем храме.
К концу 1922 года началось его служение на Эгине. Он служил дьяконом в митрополичьем храме, где часто пел и проповедовал. И одновременно вместе с архимандритом Пантелеимоном занимался благотворительностью. Они оба старались, насколько могли, смягчить страдания жителей от болезней и бедности. И многое делали. Время было сложным, царила бедность, было мало лекарств и множество болезней, часто неизлечимых. Поэтому у жителей они вызывали почтение, их считали своими людьми, покровителями, с
