Гончаров смертью не торгует - Михаил Петров

- Поздравляю, - брезгливо скривился я. - Почему же ты сразу не дал ей отставку?

- Спешка хороша при ловле блох. Нужно было дойти до логического конца в истории с квартирантами.

- К ней мы еще вернемся, - многообещающе заверил я. - А пока скажи мне две вещи. Кто такая Екатерина Евграфовна и откуда у тебя на стене появились номера телефонов, которые ты так неуклюже попытался скрыть под новыми обоями.

- Хотите - режьте, хотите - убивайте, но это имя я слышу впервые, и чьи там записаны номера, тоже не знаю.

- Врешь ты, Кудлатый. Но ничего, думаю, с Максом ты будешь более разговорчив.

- Да перестаньте же, наконец, грозиться своим другом. Подумайте сами, разве мог я с моими привычками аккуратиста позволить себе пачкать стены собственного жилья?

- Откуда же тогда взялись надписи?

- Кажется, я вам ясно объяснил это в прошлый раз. Наверное, в мое отсутствие писала Раиса. Или кто-то из квартирантов.

- Неубедительно, но попробуем поверить. В таком случае нам предстоит прояснить два вопроса. Первый касается работорговли. Подонки, куда вы подевали девчонок? Тех самых, что ангажировали для Парижа.

- Ну я же сказал, что ими занималась исключительно Раиса Самуиловна, она и не думала посвящать меня в свои грязные делишки.

- Кудлатый, ты знаешь, о чем я думаю?

- Нет. Зачем мне ваши думы. Я не любопытен.

- Напрасно, а думаю я, дорогой мой Владимир Алексеевич, о том, что Николай Худиш будет сильно переживать, когда узнает, что ограбление и убийство посредницы подстроено тобой. Наверняка он потребует пропавшие деньги. Как будешь рассчитываться? Да, не завидна твоя судьба.

- Не волнуйтесь, - самодовольно ухмыльнулся толстяк, - теперь, без Раисы, я все улажу сам. Дайте только срок.

- Срок ты будешь иметь, гарантирую. Пойдем дальше. Теперь, значит, ты в состоянии сам закупить партию самоцветов? Ну что ж, сам так сам. Ладно, я пока пошел, надоел ты мне. Только не вздумай сбегать. Мы тебя из-под земли достанем. И еще имей в виду: завтра, а может быть, и сегодня к тебе зайдет человек. Звать его Сергей Дмитриев. Он один из тех, кого ты надул с квартирой. Отдашь ему все его деньги до копеечки и не вздумай финтить. Ты меня хорошо понял?

- Как? - зашелся он негодованием. - Да где ж я ему столько наберу?

- Это твое дело, ни меня, ни Сергея оно касаться не должно. И еще ты бы очень облегчил себе жизнь, если бы до завтрашнего утра вспомнил, куда и кому ты сплавил девиц. До скорой встречи, толстопуз. И смотри у меня, чтоб без глупостей. Совсем забыл! Дай-ка мне координаты твоего памирского поставщика!

- Это еще зачем? - праведно возмутился Кудлатый, ужасаясь моего кощунственного вопроса, до коликов страшась за свою святыню. - Я никому, слышите вы меня, никому, даже вашему палачу этого не скажу.

- Жирный козел, ты расколешься на первой же серьезной беседе. Так что советую не горячиться, до завтрашнего утра хорошенько подумать и чистосердечным признанием несколько облегчить свою участь. Не забывай, тебе корячиться приличный срок, а на зоне таких, как ты, аппетитных и пухлых, всегда ждет исключительно горячий прием. Советую поберечь свою девственность.

Раздосадованный и неудовлетворенный этим долгим и непродуктивным разговором, я пошел на остановку. Несмотря на все мое старание, мне не удалось выяснить три основных вопроса. Во-первых: где искать убийц Раисы? Во-вторых: куда подевались девицы, и в-третьих: кто убил Катерину?

Если в последнем вопросе Кудлатый мог быть несведущ, то уж продажа девиц никак не могла пройти мимо него. Что же касается Раисы, то тут следовало крепко подумать. Что-то больно гладко у него получается. Только задумал ограбить бабу, и пожалуйста тебе - как на тарелочке два готовеньких разбойничка, скучающих по работе. Неубедительно это. Совсем меня Кудлатый за дурака держит. Хотя черт его знает. Его самодовольная, лоснящаяся физиономия одним видом привлекает к себе грабителей. А вульгарный золотой перстень мог служить отличным маяком и ориентиром в бушующих волнах их опасной профессии.

* * *

Пегий пес понуро сидел на прежнем месте, но на этот раз гостинца ему я не припас. Неловко извинившись за допущенную оплошность, я толкнул дверь строения.

Брюнет, товарищ Алик, на работе отсутствовал, вместо него за столом сидела несуразная лупоглазая девица, вяло стучавшая на машинке.

- А где господин директор? - широко распахивая двери, требовательно спросил я.

- Он еще не подошел, - растерянно ответила референт. - А что вы хотели?

- Что значит "не подошел"? Безобразие! - шумно возмутился я. - Он что, в бирюльки со мной решил играть? Он когда-нибудь у тебя работает?

- Да, работает, - несмело ответила девица. - Да вы проходите, он скоро должен подойти. Хотите, я вам чай заварю? У меня варенье есть.

- Ну, если с вареньем, то заваривай, - усаживаясь, снисходительно разрешил я. - Разбаловались все черт знает как. Когда хотят - приходят, когда хотят - уходят. Сталина на вас нет. Он бы быстро научил свободу любить. Да не трясись ты как осиновый лист. Женщин я не ем, а тем более таких худых, как ты. Тебя как зовут?

- Люся, - обиженно пропищала машинистка и ехидно заметила: - А вы, между прочим, тоже полнотой не отличаетесь.

- Это потому, что я слежу за своей формой и не переедаю. Но не обо мне речь. Ты мне лучше скажи, чем вы тут занимаетесь? Приемом рогов и копыт?

- Нет. Цветных металлов.

- Ясно, значит, ты любишь белых медведей? - напористо спросил я.

- При чем тут белые медведи? - удивленно зыркнула она на меня.

- Как это - при чем? Сама же сказала, что принимаете цветные металлы.

- Ну и что? - заморгала сбитая с толку девица.

- А то, - строго резюмировал я. - Если принимаете цветной лом, значит, ходите по ночному городу, срезая троллейбусные линии, или воруете электродвигатели с предприятий. А значит, совершаете преступление, предусмотренное Уголовным кодексом. С вами все ясно. Надо будет сообщить о вас куда следует. Там заведут на вас дело, дадут приличный срок и отправят поближе к Северу. Вот я и спрашиваю: ты любишь белых медведей?

- Люблю, - ошарашенно призналась в своем чувстве Люся. - Они красивые. Только мы сами не воруем троллейбусные провода, нам их приносят.

- Невелика разница, значит, вы скупаете краденое. Как фамилия вашего менеджера, преподобного товарища Алика?

- Мамонов, а что?

- Девушка, здесь вопросы задаю я, и в ваших интересах говорить мне правду, правду и только правду. Уясните это себе раз и навсегда. Чем, кроме приемки металлов, занимается ваш шеф?

- Не знаю, - вдруг обозлилась девица. - Это вы у него сами спросите.

- Спрошу, когда придет время, а пока отвечайте вы.

- Да не знаю я ничего, - возмутилась Люся. - Чего вы ко мне прикопались? Жены, что ли, нет? Мое дело маленькое - вовремя явиться на работу, ответить на телефонные звонки и напечатать кое-какие бумаги.

- А кто же непосредственно принимает лом?

- Ну не я же! Сдались они мне, эти железяки. Тихон у нас это барахло принимает.

- Что за имя такое архаичное? Он что, дряхлый старик?

- Ага, лоб под два метра ростом, слона с одного удара уложит. Совсем старикашка, тридцати еще нет. А Тихон это не имя, фамилия у него Тихонов.

- Где же его апартаменты и когда господин Тихонов будет так любезен, что соблаговолит назначить мне короткую аудиенцию?

- Ой, не смешите меня, апартаменты! У Витьки Тихонова! Да он в сарае за домом сидит. Хоть сейчас идите, он вас обязательно примет, а если с бутылкой, так встретит как родного брата.

Следуя ее рекомендации, перед тем как нанести краткосрочный визит приемщику, я отправился в гастроном, где после недолгих раздумий приобрел бутылку водки и баночку плавленого сыра, объективно решив, что обилие калорийной закуски может пагубно отразиться на прямой задаче спиртного.

Рабочее место Виктора Тихонова представляло собой толстостенный каменный сарай старой постройки. Приткнулся он в тупике, между ветхой конторой и глухой бетонной стеной детского садика. Небольшое пространство перед входом было небрежно затянуто сеткой-рабицей, охранявшей кучу железного хлама, из которой победоносно, подобно флагу, торчала длинная кривая труба со смывным бачком на конце. Массивная дверь, обитая листовым железом, оказалась гостеприимно приоткрытой, но никого, кто бы спешил сдавать бабушкин самовар или дедушкин канделябр, я не заметил. Еще раз оглядевшись и не увидев ничего подозрительного, я вошел в сарай. Внутри сарай оказался довольно большим, не меньше тридцати квадратов, и отапливался самодельным электронагревателем. Глухие кирпичные стены, напрочь лишенные окон, глаз не радовали, а, наоборот, вызывали гнетущее чувство тревоги. Прямо посередине, в огромном кресле, больше похожем на диван, возлежал небритый верзила. Перед ним стоял письменный стол с раздолбанным телевизором, остатками еды и поломанным антиквариатом. Детинушка одновременно смотрел телевизор, лузгал семечки, курил дорогую сигарету и ждал от меня информации. Сваленная в углу груда красно-зеленого лома говорила о том, что приемщик не даром ест свой хлеб.