Литературная Газета 6553 ( № 20 2016) - Литературная Газета

Среди них работы Александра Бенуа, Мстислава Добужинского, Константина Сомова, Ивана Билибина, Дмитрия Стеллецкого, Константина Коровина, Юрия Анненкова, Алексея Ремизова, Сергея Чехонина, Зинаиды Серебряковой, Федора Малявина, Бориса Григорьева, Александра Яковлева, Дмитрия Бушена, Сергея Шаршуна… Большую часть этой коллекции составляют произведения художников «Мира искусства».

И главное. Ренэ Герра принадлежит поистине необозримое собрание русских книг, альманахов и журналов, изданных вне России. Более пятидесяти тысяч единиц хранения! Многие из этих изданий с авторскими автографами и дарственными надписями, адресованными непосредственно французскому собирателю.

Ренэ Герра еще юношей понял, что мечта его жизни – вернуть из небытия свою Атлантиду – Россию, которой уже не было. От себя добавлю: цель, сопоставимая с благородными движениями души небезызвестного идальго Дон Кихота Ламанчского.

Профессия, предопределенная детством и юностью

Что ни говорите, а случай зачастую определяет судьбу человека, или, по крайней мере, уверенно вычерчивает линию его жизни. Разве мог представить себе одиннадцатилетний французский мальчик из помещичьей семьи, что он очень быстро выучит экзотический русский язык? Более того, вскоре станет своим человеком среди обосновавшихся на Лазурном берегу русских людей.

К иностранным языкам у Ренэ Герра была особая приязнь. Ведь до того, как взяться за изучение русского языка, он уже неплохо знал латынь и немецкий. На фотографиях того времени он выглядит амбициозным и щеголеватым юношей. Особенно в роли Лжедмитрия из пьесы на русском языке, поставленной в местном муниципальном театре о. Игорем Дулговым, настоятелем храма Св. Михаила Архангела в Каннах. Но это событие произошло, впрочем, чуть позднее.

Случай, изменивший жизнь Ренэ Герра, предстал в образе бывшей киевлянки Валентины Павловны Рассудовской, неожиданно появившейся со странной просьбой перед матерью Ренэ Герра, в то время директора гимназии в Каннах.

Ох, уж мы, русские, или, как сейчас у нас говорят, – россияне! Что нас отличает от многих народов мира? Простодушие и отважная безбоязненность, когда требуется решать вопросы будущего: своего ли народа, или государства, или семьи, а особенно – собственных детей. Эти человеческие качества присущи не только нашим политикам, лидерам нации, но и простым русским бабам. Что касается женщин, на ум приходят строки Николая Алексеевича Некрасова из поэмы «Мороз, Красный нос»: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!»

Итак, просьба, с которой обратилась к директору гимназии Валентина Павловна, для русских людей представляется самой обыкновенной. В ее основе – знакомый нам принцип: «ты – мне, я – тебе». Валентина Павловна попросила дать ее внучке бесплатно несколько частных уроков математики, а она в свою очередь была готова, так же бесплатно, обучить Ренэ Герра и его старшего брата Алена русскому языку.

Нельзя сказать, что этот взаимовыгодный принцип «ты – мне, я – тебе» присущ только русским и полностью отсутствует у французов или у других европейских народов. У некоторых из них он, может быть, приобретает более жесткие и даже мафиозные формы и называется английским словом «бартер». Можно подумать, что Валентина Павловна Рассудовская не учла одного обстоятельства. А именно того, что во Франции директора гимназий не дают частных уроков – на жизнь им с лихвой хватает одной зарплаты, и они не нуждаются в «бартере». Я же полагаю, что русская женщина не была столь наивной, чтобы этого не знать. Она руководствовалась в своем поступке еще другим соображением. Мы, славяне, знаем: чтобы кардинально решить какую-то проблему, лучше обращаться сразу к большому начальнику через голову нижестоящих начальничков. Потому-то в действие вступает другой принцип: «пан или пропал», в бытовом поведении французов отсутствующий по причине ненадобности. Замысел Валентины Павловны удался. Мать Ренэ решила: почему бы ее сыновьям не освоить русский язык? Ее старший сын, правда, отказался, Ренэ согласился.

Таким вот неожиданным путем Ренэ Герра попал в специфическую атмосферу русского эмигрантского дома. Обратимся к его воспоминаниям: «Глава семьи, бывший подпоручик царской, а позже Белой армии, работал реставратором мебели из красного дерева. В дом часто приходили царские офицеры, и меня всегда поражали их выправка и достоинство, с которым они держались. На стенах висели иконы. Это был другой мир…»

В этом доме Ренэ Герра обратил внимание на одну поразительную национальную особенность, присущую не только бывшим царским офицерам, но и всей интеллектуальной части первой русской эмиграции – развитое творческое начало. В этой среде не была утрачена традиция усиленного умственного и духовного общения. Действительно, за рубежом оказался цвет нации, лучшие люди России. Перед уходом в вечность они, оболганные и униженные, по воспоминаниям Ренэ Герра, пытались донести будущим поколениям россиян, освободившимся от коммунистической утопии, «правду о событиях, лично ими пережитых: об октябрьском перевороте, о Белом движении, о Гражданской войне». Они видели в этом свой священный долг и более того – единственный смысл их угасающей жизни на чужбине.

Я вспоминаю посещение с Ренэ Герра могил русских людей, закончивших свои дни вдали от Родины – погост Сент-Женевьев-де-Буа в предместье Парижа и Николаевское кладбище (Кокад) в Ницце. Сколько здесь дорогих русскому сердцу могил! Еще до этого медленного хождения от могилы к могиле я смутно догадывался о том, насколько близки были моему другу эти люди якобы «вчерашнего дня». Но я и предположить не мог, насколько много он знает о каждом из них, об их творчестве, о событиях их жизни, об отношениях между ними! Я убежден, что у Ренэ Герра нет соперников в тех познаниях о Зарубежной России, какими он обладает. Мне вдруг стало стыдно, что я без зазрения совести, интереса и любопытства ради, эксплуатирую его волшебный дар рассказчика, его умение оживлять в разговоре людей, ушедших в мир иной, и живописно восстанавливать в деталях события минувшего времени.

Тогда-то я понял, что постепенная утрата тех, кого он знал лично, с кем общался годами, эта нескончаемая череда потерь моих соотечественников – для него всякий раз была тяжелым испытанием. Проверкой силы его духа. Словно ослабевал образованный этими русскими страстотерпцами магический круг, в центре которого, как у Гоголя в «Вие», стоял он и за который не могла до поры, до времени ступить всякая нечисть.

Он слился душой со своими защитниками – людьми из старой России. Закалился в баталиях за их честь. Намного позднее он увидел, на какие подлости и обманы способны многие его французские коллеги-русисты (как правило, левых убеждений), насочинявшие о них и о нем невесть знает что и в себе самих годами разжигающие к ним и к нему классовую, какую-то утробную ненависть. К сожалению, они сумели передать это чувство неприязни и агрессивной зависти к Ренэ Герра некоторым из моих соотечественников.

Однако вернемся к первым шагам Ренэ Герра по дороге к русскому миру.

Целый год юноша погружался в изучение русского языка и немало преуспел в его освоении. Тут пришло самое время воздать дань уважения другой русской женщине, открывшей Ренэ Герра многое из того лучшего, что существовало в дореволюционной России, – преподавательнице и поэтессе Екатерине Леонидовне Таубер. Она была для него больше чем просто учительница русского языка и литературы, приобщившая его к чтению книг и сборников стихотворений русских эмигрантов. Больше чем достойная собеседница. Больше чем обладательница абсолютного поэтического слуха. Она стала для него не чем иным, как духовной матерью, сосредоточием душевного тепла. Она знала и чувствовала, в чем он нуждается как стремительно и динамично развивающаяся личность. До сих пор Ренэ Герра вспоминает ее декламацию стихов Блока, Ахматовой, Ходасевича, Бунина… Тогда он и представить себе не мог, что пройдут годы, он крепко сдружится с замечательными поэтами: Ириной Одоевцевой, Георгием Адамовичем, Юрием Терапиано, Галиной Кузнецовой, Лариссой Андерсен, Лидией Червинской, Анатолием Величковским, Игорем Чинновым, Юрием Иваском, Дмитрием Кленовским, Иваном Елагиным, Ольгой Анстей. Они открыли ему поэтический мир Зарубежной России. Как признается в своей книге Ренэ Герра, сорок лет назад он был единственным западным славистом, «который читал книги и сборники стихотворений русских эмигрантов, изданные с 1945 года сначала в Германии, а потом в США».

А тогда он, молодой и любознательный, просто окунулся с головой в простодушную, уютную и вместе с тем утонченно-культурную жизнь обитателей русской колонии на Лазурном берегу. Его привлекала доверительная и благожелательная атмосфера долгих чаепитий с рассуждениями и спорами на различные культурно-исторические темы. Но куда больше его завораживали праздничные застолья. Обратимся к воспоминаниям Ренэ Герра: «..запоями в среде русских эмигрантов никто не страдал, я ни о чем подобном не слышал. Это всегда было застолье – особенно по праздникам – в добрых домашних традициях, с традиционными русскими блюдами: пирожки с капустой или с мясом, винегрет, селедка под шубой, салат оливье, пельмени, кутья, пасха и, конечно, кулич… Не было того, что появилось в те же годы в Советском Союзе – с уплотнением квартир и появлением чудовищных коммуналок. Коммунальное пьянство, разгулы, драки, рукоприкладство – особенно после водки… Здесь, в абсолютно другой среде людей с определенными моральными устоями, такое было исключено».