Не искушай меня - Лоретта Чейз

– Я забыла. – Она посмотрела на Марчмонта. – Мы не прикасаемся. Не говорим, что чувствуем в глубине сердца. Не возлежим на коврах. Держим ноги на полу, за исключением кровати или кушетки.

– Где Вы держали ноги?– спросил он.

Она указала на мебель.

– В Каире нет стульев. Когда я сажусь, то испытываю желание поджать под себя ноги.

– Здесь не Каир, – сказала Августа. – Тебе это лучше хорошо запомнить. Но ты вряд ли ты так сделаешь. – Она повернулась к Марчмонту, с трудом сохранявшему самообладание. – Марчмонт, Вас это может забавлять, но будет честным по отношению к Зое признать: потребуются годы, чтобы цивилизовать её.

Она в одно мгновение возбудила его, эта маленькая ведьма, и одновременно заставила смеяться. Зоя Октавия никогда не была полностью цивилизованной. Она никогда не была такой, как другие. И теперь в ещё большей степени.

Он позволил взгляду скользнуть от бёдер до корсажа, на который она обратила его внимание. До белого горла и ямочки на упрямом подбородке, и выше, навстречу её взгляду.

Это был взгляд взрослой женщины, а не девочки, которую он знал. Та Зоя исчезла навсегда, как пропал и мальчик, каким он был когда-то. Так и должно быть, сказал он себе. Такова жизнь, целиком нормальная и вовсе не таинственная. Герцог предпочитал, чтобы так и было.

– Если под «цивилизованностью» вы подразумеваете, что она должна превратиться в английскую леди, то это необязательно, – сказал он. – Графиня Ливен не англичанка, однако она одна из патронесс Олмака.

– Что такое Олмак? спросила Зоя. – Они продолжают визжать об этом, но я так и не могу решить, то ли это Сад Удовольствий, то ли место наказания.

– И то, и другое, – сказал он. – Это самый эксклюзивный клуб в Лондоне, в который невероятно трудно попасть и из которого удивительно легко быть изгнанным. Происхождение и воспитание несущественны. Необходимо прекрасно одеваться и танцевать. Или, провалившись в этом, нужно обладать остроумием или самонадеянностью, чтобы произвести впечатление на патронесс. Они ведут список тех, кто соответствует их стандартам. Три четверти знати вне списка. Если вас нет в списке, то вы не можете купить входной билет и попасть на ночную ассамблею по средам.

– Вы в списке? – спросила Зоя.

– Разумеется, – ответил он.

– На прорехи в морали у мужчин обычно смотрят сквозь пальцы, – проговорила Августа.

Марчмонт не стал обращать на неё внимания

– Вы тоже будете в списке, – сказал он Зое.

– Это, – сказала Гертруда, – требует чуда, а я не замечала, чтобы Вы были в хороших отношениях с Провидением.

– Я не верю в чудеса, – произнёс он. – В настоящий момент Олмак значения не имеет.

– Не имеет, – вскрикнула Августа.

Почему они не уходят? Почему Лексхэм не придушил их ещё при рождении?

– Я разобрался с толпой, – сказал Марчмонт. – Теперь на очереди газеты.

Он подошёл к двери, и трагический хор расступился.

Герцог вызвал лакея.

– Найди существо сомнительного вида по имени Джон Бирдсли, слоняющееся по площади, – сказал Марчмонт слуге. – Скажи ему, что я встречусь с ним в приёмной на первом этаже.

Как он и полагал, это всполошило хор.

– Бирдсли?

– Этого коротышку из «Дельфиан»?

– Что такое «Дельфиан»?– спросил мелодичный голос сзади.

– Газета, – ответила её сестра.

– Отвратительная, сплетническая газетёнка.

– Этот подлый коротышка пишет для них.

– Иногда ямбическим пентаметром. Он воображает себя писателем.

– Вы не можете принять его в доме, Марчмонт.

– Что скажет папа?

– Поскольку я не занимаюсь чтением мыслей, то не имею ни малейшего представления о том, что скажет ваш отец, – сказал Марчмонт. – Вероятно, он скажет: «У древних греков существовала отличная традиция оставлять младенцев женского пола на склоне гор. Интересно, почему отказались от этой практики?»

Заставив их онеметь от ярости, он повернулся к Зое.

– Мисс Лексхэм, будьте любезны пройти со мной вниз.

Перед выходом в коридор она разгладила юбки. У другой женщины этот жест показался бы нервным. У неё он выглядел вызывающим. Она делала это так же, как проводила руками по груди и вдоль бёдер.

Я знаю все возможные искусства доставления наслаждения мужчине, сказала Зоя.

Герцог не сомневался в том, что она знала их. Он сознавал, что жар пробегал по его коже и под ней, устремляясь в пах. Он почти чувствовал, как его мозг размягчается как воск – воск, с которым женщина может делать всё, что пожелает.

Так и должно быть, сказал он себе. Мужчины платят хорошие деньги женщинам, обладавшим этими искусствами. Если говорить об этом, он бы тоже заплатил немало. Он забыл о её раздражающих сёстрах и рассмеялся – над собой, в этих обстоятельствах.

Девушка глянула на него вопросительно, и он почти поверил, что она не имеет представления, насколько соблазнительна. Почти поверил.

Я не невинна, говорила она. В это Люсьен мог поверить.

– Я только подумал о тысяче фунтов, в которую Вы мне обошлись, – сказал он.

– Вы намекаете на пари с Вашими приятелями, – ответила Зоя. – Вы не поверили, что это я. Но почему Вы должны были поверить? Я поначалу волновалась, что даже мои собственные родители не узнают меня.

– Что ж, никто и не поверил, не так ли?– спросил он. – Но это Вы, без всяких сомнений. И я слишком рад этому, чтобы сожалеть о деньгах.

– Вы рады?– Её лицо засветилось. – Вы рады, что я вернулась?

– Конечно, – сказал он. – Думаете, я хотел обнаружить, что Ваш отец принял самозванку? Вы думаете, я хотел увидеть, как он выставляет себя дураком?

Зоя отвела взгляд, и он не увидел боль и разочарование в её глазах, не то что бы он мог их заметить. Глаза считаются окнами души. Герцог Марчмонт не заглядывал столь глубоко.

В тот же вечер

С кривой улыбкой леди Тарлинг открыла овальный футляр из красного бархата. Внутри находилось колье из бриллиантов с жёлтыми топазами и соответствующие ему браслет с серьгами.

– Как красиво, – сказала она. Она взглянула на мужчину, преподнёсшего их. – Я неравнодушна к жёлтым топазам.

Марчмонт об этом не знал, однако не удивился. Леди Тарлинг обладала безупречным вкусом. Она была худощавой брюнеткой с большими, светло-карими глазами. Она знала точно, что ей идёт, и золотые топазы в обрамлении бриллиантов подходили ей идеально.

Его секретарь, Осгуд, отвечавший за выбор подходящих подарков для любовниц его светлости, вероятно, был осведомлён об этом. Осгуд всегда держал под рукой несколько изящных вещиц, особенно из числа тех, что служили щедрым прощальным даром, поскольку его светлость быстро начинал скучать. На сей раз это был не прощальный подарок. Он предназначался как раз для того, чтобы предотвратить разрыв – до тех пор, пока его светлость не решит, что наступило время расстаться.