Печать смерти - Ирина Цыганок

Не всякий город может похвастаться такой достопримечательностью: трущобы есть везде, а вот попасть в район, официально заселенный профессиональными нищими, «калеками» и теми, кто зарабатывает на жизнь мелким воровством, можно только в Каннингарде! Дома вокруг стояли хоть и старые, но вполне обыкновенные, и в более богатых частях города встречаются постройки куда обшарпаннее. Его Светлость Ги-Васко мог испытывать законную гордость – в нашем герцогстве даже нищие были достаточно богаты, чтобы владеть приличной недвижимостью.

Ночная экскурсия мало что рассказала мне о квартале, куда забредать раньше мне не доводилось. Как я уже говорил, дома здесь стояли самые обычные, двух-трехэтажные, большинство были сложены из камня; у некоторых, как в борделе, где мне сегодня довелось побывать, имелись деревянные надстройки – явно более новые, чем нижние этажи. Ставни были повсюду закрыты, но буквально в трех домах от того места, где я вынырнул из проулка, на мостовую падал пучок света от раскачивающегося на железном крюке фонаря. К этому же крюку крепилась жестяная вывеска. «Тощий повар» – сумел прочитать я, когда вплотную приблизился к зданию. Ниже приклепан еще один кусок жести, на котором не слишком ровно выведено: «У нас не едят, у нас пьют».

Я толкнул дверь, створка с облупившейся краской открылась с тихим скрипом. Вход вел прямиком в обеденный зал. Очаг за стойкой напротив двери закоптил полстены, совершенно непонятно, как стоящий рядом коротышка еще не свалился с ног в этом угаре. Темные столы, человек на восемь каждый, жались к стенкам. Посреди зала три квадратных, рассохшихся деревянных столба подпирали потолок, расчерченный на шесть прямоугольников такими же древними балками. У стойки, сдвинутые в одну сторону, пустовали три высоких табурета. А вообще в трактире, несмотря на ночное время, хватало посетителей. За столом ближе к стойке заседала компания из пяти человек: потные, разгоряченные лица, распахнутые на груди рубахи, живописные лохмотья брошены на лавку рядом. Вероятно, я угодил на дружескую пирушку мнимых нищих. Мое появление в дверях вызвало перерыв в их оживленной беседе. Трое, что сидели лицом к входу, недружелюбно уставились на меня. Спины двух их товарищей напряженно выпрямились, но оборачиваться на вновь прибывшего они не стали. В противоположном углу, привалившись спиной к стене и обняв руками прижатый к груди костыль, спал седобородый старик. Длинные усы смешно трепыхались от дыхания. За тем же столом, навалясь на столешницу грудью, шушукались две девицы – судя по наряду, коллеги Френи, только постарше и менее удачливые. Женщины оглядели меня с профессиональной заинтересованностью. Была еще одна, самая многочисленная группа, в основном мужчины, не считая ночной подружки, восседавшей на коленях одного из них. У этих вовсю шла гулянка, так что они едва ли заметили, что в трактире прибавился посетитель. Пьяный мужик во главе стола – то ли виновник торжества, то ли признанный заводила – как раз произносил «речь», пошатываясь на нетвердых ногах. Энергичные взмахи зажатой в руке кружкой призваны были помочь заплетающемуся языку. Под пристальным взором «нищих» я прошел к стойке. Косящийся в сторону их компании толстячок-трактирщик тут же подскочил ко мне:

– Чего желаете?

Я внимательнее окинул взглядом пространство за стойкой. Несмотря на вывешенное предупреждение, здесь все же кормили. На вертеле над огнем жарился кролик, рядом булькала в котелке какая-то каша. (Кстати, повар, если это был он, тоже худобой не страдал.)

– Мяса и что еще найдется горячего, поужинать, – кивнув на кролика, попросил я. С самого утра у меня крошки во рту не было, к тому же я успел основательно продрогнуть во время скитаний по городу.

Трактирщик еще раз встревоженно стрельнул глазами за мою спину и принялся орудовать рогатиной в очаге, намереваясь извлечь жаркое. Я медленно обернулся, демонстративно по очереди разглядывая пятерых крепких мужчин, явно уделявших мне повышенное внимание. Ярость, накатившая на меня в подворотне, успела прогореть, оставив в душе унылое пепелище, пустоту спешно заполняли собой тоска и безысходность. Вернулось ощущение болезненно натянутых струн внутри, и я был не прочь сменить его на вытесняющий все чувства гнев. Эти пятеро выглядели серьезными парнями, наверняка у них и кастеты найдутся. Что касается ножей, то несколько кухонных просто лежали на столе. Я же лишился своего единственного оружия, но не сомневался, что сумею и голыми руками своротить скулы, а то и шеи двум-трем «побирушкам». А если после этого получу восемь дюймов стали под ребра, что ж, может, это и есть ответ на мои молитвы? Видимо, ход моих мыслей отразился во взгляде, поскольку сверлившие меня глазами «нищие» отвернулись и сделали вид, будто полностью поглощены выпивкой. Я еще немного подождал, но парни прочно утратили ко мне интерес.

– Ваш ужин, господин. Будете есть здесь или отнести на какой-нибудь стол? – Трактирщик стоял за стойкой с подносом, уставленным мисками с кашей, овощным рагу и добрым куском жаркого. Поразмыслив, я отправился к одному из свободных столиков, стоявшему слева от двери, подальше от шумного сборища, нищих и любвеобильных девиц. Толстячок передал поднос не замеченному мною ранее слуге, и тот засеменил сзади.

Странно, но аппетит, появившийся было при виде жарящегося кролика, куда-то пропал. Я медленно жевал жесткое пережаренное мясо, мысли вернулись к собственной незавидной участи. Визит в бордель ясно показал мою неспособность «насладиться жизнью напоследок». Утехи вроде жарких объятий шлюхи меня не прельщали. Единственная женщина, которой я желал обладать, стала недоступной. Не хочу, чтобы ее постигла участь безутешной вдовы. А так погрустит немного после моего внезапного исчезновения, а потом найдет нового парня, выйдет замуж, нарожает детей, будет счастлива! Осознавать, что моя невеста может быть счастлива с другим, было горько. Но это полезная горечь – она не излечивает от реальности, но помогает смириться с ней.

Что еще принято считать удовольствиями? Вкусная еда? Я не был ни обжорой, ни гурманом, не был также и бедняком, мечтающим хоть раз наесться от пуза на герцогской кухне. Выпивка? Последняя мысль показалась достойной более пристального рассмотрения. Действительно, говорят же: «утопить горе в вине». Почему бы и мне не залить вином свое несчастье, нырнуть в океан пьяного безразличия и больше уже не выныривать до самого конца?

– Трактирщик! – окликнул я коротышку за стойкой.

«Во времена начала начал в мире не было ни земли, ни воды, ни солнца, лишь темная Бездна, населенная тварями, а над ней Незримая Гора – обитель богов. Однажды боги Горы создали земную твердь, а на ней реки, моря и океаны, населили всевозможными зверями сушу, а рыбами – воды, зажгли солнце, чтобы днем дарить всему живому тепло, и луну, чтобы разгонять мрак ночи. Прекрасным было творение богов, но зарились на него вечно голодные твари Бездны. Тогда впервые вспыхнула между ними вражда, ибо прежде, когда мир был пуст, делить было нечего. Твари стали одерживать верх над богами, ведь не было дна у неисчерпаемой Бездны, а Незримая Гора, хоть возвышалась высоко, все же имела подножие и вершину. Тогда боги образовали Круг столь же бесконечный, как Бездна, и заключили в него злобных тварей между краями полуночи. Там пребывают они, ведя счет отправляющимся в Бездну душам, в ожидании, когда Круг разомкнётся и мир скатится в их яму. А до той поры всякая душа, что не утратила стремления к свету, способна переродиться и, вернувшись из Бездны, обрести новую жизнь на земле…»