Игра судьбы - Скарлетт Сент-Клэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И верный член Триады, — добавил Аид.
Триада была группой богохульных смертных, которые выступали против богов, требуя справедливости, свободы воли и свободы. Они называли себя активистами, Олимпийцы называли их террористами.
— Т-триада? Что заставляет тебя думать, что я член Триады?
Мгновение он пристально смотрел на мужчину. Ему не нравилось отвечать на вопросы, на самом деле ему вообще не нравилось говорить, но он ответил бы на это, так как это могло бы помешать мужчине пытаться лгать дальше.
— Три причины, — сказал Гадес.
— Во-первых, ты заикаешься, когда лжешь. Во-вторых, даже если ты не заикаешься, когда лжешь, я чувствую ложь. Твоя горькая, и на вкус как пепел, след твоей души. В-третьих, если ты не хочешь афишировать свою преданность, тебе не следует делать татуировку на своей коже.
Аид заметил, как взгляд мужчины переместился на его правую руку, где был нарисован треугольник — символ Триады.
— Значит, ты будешь пытать меня за мою преданность?
— Я буду пытать тебя за твои преступления, — сказал Аид. — Тот факт, что ты являешься членом Триады, — это просто бонус.
Исидор издал гортанный крик, когда Аид ткнул его в бок шокером. Запах горелой плоти заполнил его ноздри. Через несколько секунд он отстранился. Спина смертного была выгнута дугой, его дыхание было хриплым.
— Боги, Аид! Тебе действительно нужно это делать? — спросил Гермес, но он не сделал ни малейшего движения, чтобы прикрыть глаза или даже изобразить отвращение.
— Не притворяйся, что ты не пытал смертного, Гермес. Мы все знаем другое, — выплюнул Аид. Когда шокер снова зажегся, мужчина бросил на Аида свирепый взгляд и бросил вызов.
— Меня и раньше пытали.
Аид злобно улыбнулся. — Не я.
Удар шокером для скота был только началом пыток Исидора. Аид перешел от поражения электрическим током к огню, поджигая пол под ногами мужчины, поддерживая его жизнь, пока пламя лизало его кожу. Он закричал, вдыхая дым, который заставил его кашлять до тех пор, пока изо рта не потекла кровь.
В какой-то момент Аид погасил пламя своей магией, и в тишине после этого заговорил Гермес.
— Ты серьезно облажался, Аид.
— Ты, — голос Исидора был хриплым, его грудь медленно поднималась и опускалась. — Вы думаете, что вы неприкасаемы, потому что вы боги.
— Именно поэтому мы неприкасаемы, — сказал Гермес.
Аид поднял руку, заставляя Бога Обмана замолчать.
— Вы не знаете, что будет дальше, — продолжил Исидор глухим голосом. Его голова склонилась набок, и он больше не смотрел на Аида, а на стену. Бог схватил обугленное лицо смертного, чтобы тот посмотрел на него.
— Эм, Аид… — начал было Гермес.
— Что будет дальше? — потребовал Аид.
— Война, — ответил мужчина.
***
Был почти полдень, а Аид еще не спал. Его глаза были как наждачная бумага, а голос Гермеса резал в ушах. Бог последовал за ним обратно во дворец и теперь шел рядом с ним, когда он направлялся в свою спальню. Аид отпил из бутылки, которую принес из своего кабинета в Тартаре.
— Ты мог бы сказать мне, что пытаешь его для получения информации, — пожаловался Гермес.
— Ты хочешь сказать, что если бы я сказал тебе, ты бы воздержался от того, чтобы говорить мне, насколько я облажался? — спросил Аид.
Гермес открыл рот, чтобы ответить, но вместо него заговорил Аил — редкий случай.
— Триада перестраивается. Мне нужны твои глаза и уши.
Гермес рассмеялся.
— Ты на самом деле… не боишься их, не так ли?
— Мы вступили в войну с Триадой, Гермес. Это может случиться снова. Не стоит недооценивать смертных, отчаянно стремящихся к свободе.
Гермес прищурил глаза.
— Похоже, ты им сочувствуешь.
Аид встретился взглядом с богом и ответил, как всегда:
— То, что является злом для одного, является борьбой за свободу для другого.
Он говорил это раньше, и он скажет это снова. Проблема, с которой он столкнулся с Триадой, заключалась в невинных жизнях, которые они забрали с собой во время своей борьбы.
— Не позволяй своему высокомерию ослепить тебя, Гермес.
На этот раз, когда Аид направился к своим покоям, бог не последовал за ним.
Как только Аид оказался в своей комнате, он вздохнул, прижав пальцы к виску. Прошло много времени с тех пор, как у него болела голова, но этот день казался бесконечным. Аид пересек комнату, подошел к камину и допил виски. Он уставился на пустую бутылку, размышляя о событиях вчерашнего дня. Он торговался, убивал и пытал.
Все то, что, он был уверен, его будущая жена не одобрила бы.
Будущая жена.
Чертовы Судьбы.
Аид швырнул бутылку, и она разбилась о черную мраморную стену.
— Мне придется перестать ломать вещи, когда она приедет, — подумал он, а затем отругал себя за то, что это прозвучало так… обнадеживающе.
Он сердито вздохнул и направился к своей кровати, ослабляя галстук. Его глаза начали гореть. Ему нужно было поспать. Через несколько часов он должен был снова встать. Ему предстояла еще одна важная встреча. На этот раз на его собственной территории, в «Пороке», эксклюзивном клубе, где худшие представители общества собирались под его защитой и правлением.
Как только он откинул одеяло, раздался стук в дверь.
— Уходи, — сказал он, думая, что это, должно быть, Минфа.
Вместо этого ответил голос Илиаса.
— О, я думаю, вы захотите это услышать, милорд.
Аид вздохнул.
— Да?
Вошел Илиас, изогнув темную бровь и криво улыбаясь.
— Нет покоя грешникам. Девушка с прошлой ночи находится у Невернайт, сражаясь с Дунканом. Он поднял на неё руку. Вам лучше поторопиться.
Аид не мог описать охватившее его чувство, но у него словно все внутри на секунду замерло — кровь не приливала, сердце не билось, легкие не расширялись.
Так же быстро, как лед проник в его вены, он исчез, сменившись раскаленной яростью.
— Почему ты ничего не сказал раньше? — он огрызнулся, прежде чем телепортироваться ко входу в Невернайт.
С другой стороны двери знакомый голос пригрозил:
— Я Персефона, Богиня Весны, и если ты хочешь сохранить свою мимолетную жизнь, то будешь повиноваться мне!
Аид распахнул дверь. Он был в бешенстве, пока его взгляд не остановился на богине, и тогда он был ошеломлен.
Она стояла на тусклом тротуаре под слишком ярким солнцем, лишенная своей человеческой маскировки. Из ее растрепанных волос торчали белые рожки куду, и, несмотря на их рост, он не мог не думать о том, какой миниатюрной она выглядит. Ему нравилось видеть ее такой.
