Тайная история красок - Виктория Финли

Итак, с одной стороны, согласно местным верованиям, наиболее священные рисунки не просто изображают предков, но воплощают их. Но существуют и другие, которые никогда не имели такого значения. Это своего рода наглядные пособия, и их значимость сопоставима с классными досками в воскресной школе. Драгоценно то, что они изображают, а не изображения сами по себе. Хотя сегодня, когда значительная часть местных традиций утеряна, все рисунки стали ценны сами по себе: и как артефакты, и как древние послания будущим поколениям.

В книге о живописи Арнемленда «Путешествие во времени» Джордж Чалупка выделяет восемь основных цветов местной палитры: черный, желтый, темно-желтый, красный, приготовленный из обожженного желтого, светло-розовый, ярко-красный гематит с пурпурным оттенком, далее идет краска, появившаяся в Австралии только в XX веке, — «синька» (или «синька Рекитта»), попавшая в бельевые корзины миссионеров в 1920-х годах, и, наконец, «делек». Слово «делек», означающее и белую краску, и краску вообще, — лингвистическое подтверждение того, что хоть красный и считается в этих землях священным, однако и белый также ценился здесь весьма высоко: белый хорошо заметен на телах и камне, кроме того, им раскрашивали копья и гробы. Однажды вечером я оказалась в поселковом лагере аборигенов, в центре Какаду, и меня пригласили в дом, где только что умер человек, его родственники красили в белый цвет машину. Лучшей белой краской считается глина, которая, согласно поверьям, является фекалиями Змея-Радуги.

Когда я впервые услышала об этом, меня поразила метафора: идея, согласно которой радуга должна оставлять позади себя ослепительно белый след. Однако правда оказалась куда прозаичнее.

«Вы видели когда-нибудь отбросы рептилий?» — спросил меня рейнджер, с которым я решила обсудить этот миф.

Я призналась, что нет. Тогда мы отправились при свете его фонарика на охоту за продуктами жизнедеятельности геккона и скоро нашли «подарок» на стеклянной крыше телефонной будки. Экскременты напоминали маленькие белые личинки. После питона остаются кучки побольше, мой собеседник изобразил шар размером с теннисный мяч.

«А теперь представьте, что сделает Змей-Радуга, предварительно хорошенько закусив».

Через несколько дней удача от меня отвернулась. Я явилась в офис за разрешением, но, как выяснилось, его оформление нисколько не продвинулось.

— Но Томпсон сам меня приглашал, — настаивала я.

— А откуда нам знать? — последовал ответ.

Увы, я не знала ни одного телефонного номера в Оэнпелли, разве что в Центре искусств, однако никак не могла туда дозвониться. Я попросила телефонистку попробовать еще несколько раз, а сама отправилась прогуляться и обдумать, что же предпринять, чтобы узнать побольше о неуловимой краске. И тут я случайно столкнулась с гидом, возившим туристов по местам обитания диких животных.

«Вам стоит поехать на буйволовую ферму. Пэтси покажет, как работают краски», — посоветовал он.

Уже на следующее утро я рассматривала пустынную ферму, расположенную вдали от дорог и охраняемую знаками типа «Посягательства на собственность караются судебным преследованием» и «Осторожно: забор под напряжением!». Место выглядело весьма необычно: повсюду огромные кучи металла — красного и ржавого, словно здесь, в пустыне, потерпел крушение грузовой самолет. Я вышла из машины и огляделась. Дрожащая утренняя дымка предупреждала о грядущей жаре. Вокруг рогов, аккуратно распиленных и сложенных на земле, жужжали мухи, а в воздухе висел неприятный запах скотобойни.

И только я подумала, что хозяев дома нет, как из сарая вышли Пэтси и ее муж Дейв. Пэтси родилась в Арнемленде и выросла в традиционном сообществе, а Дэйв — белый австралиец, он много лет служил рейнджером, а сейчас руководит фермой. Пэтси первый раз вышла замуж за жителя прибрежного поселения в сердце Арнемленда, однако рано овдовела и после смерти мужа подверглась преследованиям мужчины, которого не любила.

— Мой дядя Пэдди сказал — выходи за Дейва, так я и сделала, — пояснила мне она.

Сначала Пэтси больше молчала, однако потом оживилась, и мы разговорились. Позднее она объяснила, почему была такой грустной: ее младший брат умер на прошлой неделе. Ему был всего тридцать один год, и он был одним из последних настоящих бушменов, как мне потом сказали в городе. Молодой человек даже не пил. В ночь накануне смерти он в темноте увидел кота и на следующее утро умер. За год до этого у него вышла ссора с близким родственником, сказала Пэтси, вздохнув. Мы замолчали, размышляя, каждая на свой манер, о мире, полном магии и мести. Пэтси согласилась взять меня в буш (так называют в Австралии лесистую местность), чтобы показать, как искать краски для корзин. Мы проехали несколько километров за электрические заграждения, которые Дейв пообещал отключить. Потом Пэтси выскочила из машины с топором в руке и стала выкапывать маленький куст, растущий в стороне от остальных, а я молилась, чтобы Дейв не забыл выполнить обещание.

— Желтая краска, — объяснила она. — И красная тоже.

Я спросила, что она имеет в виду, но Пэтси пообещала показать позже, а пока научила меня добывать серую краску из зеленого фрукта — плода дерева капок, сердцевиной которого, серой и перистой, раньше набивали матрацы.

На завтрак мне предложили вместо хлеба белую мякоть песчаной пальмы, сочную и горьковато-сладкую, а в качестве «джема» мы ели яблоки и красных муравьев с зелеными брюшками, содержащих витамин С в таких диких количествах, что щипало язык. Пока я стояла настороже и выглядывала буйволов, Пэтси срубила пол дерева, сделала раздвоенную палочку и затем стала нанизывать на нее листья пандана, которые росли из ствола пальмы подобно пучку непослушных волос. Это исходный материал для корзин, объяснила Пэтси. Вернувшись на ферму, мы уселись на «мат» из железа, и она показала мне, как обдирать листья, отделяя мякоть. В течение часа она обработала пятьдесят, пока я едва разделалась с одним. Вокруг прыгал щенок, который спутал все листья. Пэтси чмокнула его, потом прижала к себе и снова чмокнула.

И вдруг мимо нас прошел настоящий динозавр.

— Это Коротышка, — рассмеялась Пэтси, увидев мое вытянувшееся от удивления лицо.

Коротышка — игуана, метровая ящерица со свирепой мордой, прекрасно характеризующей ее нрав, и без хвоста, который забияка потеряла в драке.

Пэтси взяла корни желтого куста и содрала с них кору, сложила в кастрюлю и стала кипятить вместе с оголенными листьями пандана. Листья, которые я умудрилась испортить своими кривыми руками, тоже собрали вместе и сожгли.