Русская книга - Илья Стогоff

После бегства Юрия оборонять его столицу остались двое сыновей князя. В сегодняшнем Владимире есть красивая диорама, показывающая штурм крепости. Тучи стрел, грозные монгольские осадные орудия, умирающие, но не сдающиеся защитники. Правдоподобия во всей этой картине не больше, чем в фильме «Аватар». На самом деле старший из княжичей решил от монголов откупиться, но был ими убит. Тогда младший пробовал бежать из города, но тоже погиб. После этого владимирцы просто открыли монголам ворота – вот и вся героическая оборона.

Всего в течение февраля монголы взяли четырнадцать крепостей. В среднем выходит по крепости каждые два дня. Такое возможно, только если крепости сдавались сами, безо всякого сопротивления. Однако, пройдя Залесье насквозь, к марту принцы уперлись в цепь пограничных городков, за которыми начиналась уже собственно Русь. И вот тут встречать их стали совсем иначе. Потому что теперь русские воины защищали не колонии, на которые всем было плевать, а Родину.

Один из монгольских отрядов наткнулся на новгородскую крепость Торжок. Осада крепости длилась больше двух недель. Именно под стенами Торжка монголы впервые понесли серьезные потери. Другой отряд попробовал взять черниговскую крепость Козельск. Тут осада и вовсе затянулась на полтора месяца. Жители погибли все до единого, но пройти монголам дальше так и не позволили. Потому что где-то за Козельском как раз и проходил психологический рубеж – русская граница, за которую степняков не пустили бы никогда.

Вся вылазка в Залесье длилась что-то около двух с половиной месяцев. Причем месяц из этого времени монголы простояли в районе Рязани, пытаясь разузнать, что тут вообще стоит грабить. Дольше вдали от степи монголы задерживаться не могли: чем бы они здесь стали кормить лошадей? Когда привезенные с собой запасы провианта кончились, а удаль была продемонстрирована, принцы развернули коней.

Зимнее развлечение было окончено, пора было вспомнить о серьезных делах.

Песнь шестая

Машина, на которой я пытался пробраться в Дербент (Дагестан), доехала только до первого блокпоста, а там нас остановил милиционер в бронежилете и каске:

– Всем выйти из машины и приготовить документы.

Глаза у него были черные, недобрые. Каждую ночь в окрестностях этого города убивали милиционера, а бывало и двух. Поэтому днем от людей в форме стоит держаться как можно дальше. Нервные, вздрагивающие от любого резкого движения, ведут себя они совершенно неадекватно. Я вылез из «жигулей», и, подойдя поближе, милиционер для начала разговора ткнул ствол своего автомата мне в живот. Ствол был холодный, жесткий. К магазину изолентой был прикручен еще один рожок патронов. Что типу вроде меня делать в Дагестане, милиционер не понимал. Было видно, что нажать на курок и сказать потом, что я, мол, пытался закидать его пост гранатами, казалось ему куда более простым выходом, чем задать вопрос и потом долго слушать мои объяснения.

Между тем в Дербент я ехал всего-навсего побродить по здешней старинной крепости. Просто время для поездки выбрал, похоже, не самое удачное. Где-то за неделю до моего приезда республику начало не по-детски лихорадить. Все, с кем я разговаривал, утверждали, что со дня на день сюда введут войска.

– Документы есть? – наконец спросил милиционер.

Я кивнул: «Есть».

– Показывай. Только без резких движений, ладно?

Утром я был в Махачкале и обедал в кафе, на выходе из которого снайпер недавно застрелил кого-то из особо важных дагестанских милиционеров. Как ни странно, после этого кафе стало пользоваться особой популярностью. Неподалеку от кафе начиналась городская набережная, а за ней пляж. Женщины стояли в воде в особых купальных платьях для мусульманок. Парни качали пресс и подтягивались на турниках. Из динамиков неслась противная песня Айдамира Мугу «Черные глаза». За рядами переодевательных кабинок было огорожено место для тех, кто захочет совершить намаз прямо на пляже. Введут войска или не введут, люди как-то приспособились и к этой жизни тоже. Думаю, желающие искупаться в теплом Каспии найдутся, даже когда на пляже будут идти полномасштабные бои.

Доехать до Дербента я нанял водителя. Теперь он, бледный и заикающийся, что-то по-русски объяснял напарнику моего милиционера. Бросить эти края Россия все равно не может: регион стратегически важный. Как в солнечное сплетение, сюда сходится слишком много вен, артерий и прочих сосудиков. Держава, которая их не контролирует, великой считаться не может. Поэтому, как бы горячо ни было на далекой окраине, с Кавказа Россия не уйдет. Будет до последнего терпеть то, что здесь творится, и отправлять в Дербент все новые отряды.

Милиционер все еще рассматривал мое лицо. Чуть выше и левее его каски мне был виден краешек Дербентской крепости. Грозные башни нависали над городом. Эти края всегда были неприятными, беспокойными, но при этом дико важными. Так было и при русских царях, и при золотоордынских ханах, и даже еще раньше. Сегодня это самая южная точка русской границы, а восемьсот лет назад именно Дербент был самым южным и самым беспокойным владением великого Батыя. Какие-то вещи (подумал я) с годами совсем не меняются.

Карл Маркс в свое время сказал красивую фразу насчет того, что, истекая кровью, Россия, мол, прикрыла собой Европу. Если бы не она – монголы дошли бы до самой Атлантики, пустили бы белых братьев на мясо, и негде потом было бы родиться прекрасной европейской культуре. Но, обливаясь кровью, русские организовали в тылу у Батыя партизанское сопротивление, так что на бросок к Атлантике у варвара просто не осталось сил.

Мало кто сегодня сомневается в том, что монголы завоевали Русь и планировали точно так же завоевать Европу. Даже «Британская энциклопедия» в статье «Батый» четко указывает: «завоеватель Древней Руси». Вот удивился бы, узнав об этом, сам монгольский царевич! Чего точно не стояло в его планах, так это завоевания Руси и уж тем более похода до Атлантики. Чем бы в Европе, вдали от любимых степных просторов, он стал кормить своих скакунов?

На самом деле земли Киевской Руси затронуты монгольскими рейдами почти не были. Несколько далеких и богатых колоний, вроде той же Рязани или, скажем, Владимира-Залесского, степнячки действительно уничтожили. Но тут уж поделать ничего было нельзя. За соседство с вечно бурлящей Степью приходилось платить.

Раз в двадцать лет кочевники все равно сжигали приграничные крепости. Но ни Новгород, ни Псков, ни Смоленск, ни Полоцк, ни Туров, ни Владимир-Волынский, ни тем более Галич (новая, после Киева, столица Руси) от Батыя совсем не пострадали. И вообще: из двадцати пяти крупнейших русских городов монголы сумели разграбить только три.

Летописи, из которых мы узнаем о тех давних событиях, писали горожане. И, разумеется, им казалось, будто переселиться в города, это главное, о чем мечтает любой варвар. Хотя для самих кочевников это было не привлекательнее, чем для вас переселиться куда-нибудь в джунгли. Разграбить – да. Сжечь, изнасиловать, запугать показными жестокостями – сколько угодно. Но насовсем переселиться в неведомые земли? Стать заложником оседлого населения? Жить не в юрте, а во дворце, не в степи, а в тесном и небезопасном городе? Отказаться от всего родного ради неизвестно чего? Вряд ли такая перспектива казалась монголам уж очень заманчивой.

Батый хотел не завоевать Русь и тем более не завоевывать Европу, а всего лишь стать единственным господином Половецкой степи. Эта цель была простой и понятной. Он, степняк, желал жить в степи и повелевать степняками. Именно на это были направлены все его усилия. Война за то, чтобы покорить и объединить половецкие кланы, шла чуть ли не двадцать лет, но своего Батый добился. Никакой раздробленности, никаких князей-конкурентов. Лишь одно солнце сияет в небесах над степью, и точно так же Батый должен был остаться единственным господином этих прекрасных земель.

К северу от Степи лежали русские леса, и ходить туда монголы боялись. К югу начинались Кавказские горы, соваться в которые они тоже не рисковали. Но все пространство между лесом и горами, между Залесьем и Кавказом, должно было принадлежать одному Батыю. Несколько лет непрекращающихся сражений – и эта цель была наконец достигнута. Оставалась совсем маленькая проблема: последний половецкий князь по имени Котян сбежал в Венгрию и оттуда продолжал монголов дразнить. Венгры считали половцев родственным народом и вроде бы даже собирались поддержать Котяна в его претензиях.

С Котяном прибыли сорок тысяч половцев. Прямо на границе его торжественно встретил венгерский король Бела. Двое правителей породнились: сына Бела женил на дочери Котяна и присвоил ему титул «герцога всей Половецкой степи». Такая ситуация устроить Батыя, разумеется, не могла. У Степи мог быть только один хозяин, а теперь выходило вроде как два.