Neлюбoff (СИ) - Максимовская Инга

- Что - то случилось? - спрашивает Анатолий, видя мой пристальный взгляд. Увлекшись, я не заметила, когда он проснулся.Нет, ничего. Просто, ты прекрасен - откровенно говорю я.- Не могу насытиться тобою. Это странно, волнующе и страшно. Страшно, что не переживу и дня, разлучившись с тобой. Но это не любовь, не обольщайся. Дикое желание, сравнимое с голодом. Все это очень трудно объяснить. И еще труднее понять. Софья, пойми ты уже. Я ничего от тебя не требую. Просто будь рядом, а там разберемся - говорит мне Анатолий.

“Будь рядом” - это я могу ему обещать. Это единственное, что я могу дать ему взамен.

- Хорошо - говорю я, и резко сдергиваю с него простыню.

Он

- Мне нужно уехать. На три дня, не больше - говорю я, весело жующей оладьи, Софье. Одеваться она отказывается наотрез, дефилируя по квартире в костюме Евы, чем абсолютно выбивает меня, из седла.

- Куда? - спрашивает она, поперхнувшись, и я вижу плещущуюся в янтарных глазах панику.

- Компаньоны пригласили меня на охоту, я не могу отказаться. От этого зависит наше с тобой благополучие.

- Мне всего хватает. Это они звонили вчера?

- Да, я скоро вернусь - обещаю я Софье.

- Не оставляй меня. Прошу - умоляюще говорит она, - или возьми с собой.

- Софья, это же смешно. Я никуда от тебя не денусь, и ты это прекрасно знаешь. Там, куда я еду не место женщинам. Мы каждый год нанимаем вертолет, и охотимся в тайге. Софи, милая, я завишу от этих людей, не заставляй меня принимать неверные решения - прошу я, глядя в, полные слез, любимые глаза.

- Пожалуйста, не уезжай.

- Да, что с тобой такое? Это же всего три дня - говорю я, а сам думаю, что не знаю, как переживу эти три, чертовых, дня без нее.

-Я, просто боюсь остаться одна. Снова.

- Софья, милая, ну куда я денусь от тебя? - спрашиваю я, уткнувшись лбом в ее колени. Она, рассеяно, гладит меня по голове, думая о чем то своем.

- Прости, я не права. Ты, как и все, имеешь право на личное пространство. Конечно, езжай, я справлюсь. Начну готовиться к экзаменам, в конце - концов - наигранно весело, говорит она и отводит глаза, надеясь, что я не увижу ее испуганного, потемневшего взгляда.

- Ты умница, Софья. Все будет хорошо.

- Когда ты уезжаешь?

- Завтра.

- Значит сегодня, ты только мой - хрипло говорит Софи, заставляя забыть меня обо всем.Я, навсегда твой - шепчу я, смахнув рукой остатки трапезы с кухонного стола, прямо на пол. Посуда бьется с веселым звоном, разлетается радужными брызгами. - В этом доме, скоро, не с чего будет есть, и мы умрем, голодной смертью - возбужденно смеется Софья, прильнув ко мне прохладным своим телом. Я подхватываю ее под ягодицы и, водрузив на стол, скольжу взглядом по ее тонкому телу, по аккуратным ареолам, затвердевших от возбуждения, сосков, сексуально выпирающим ребрам. Ее грудь, покрытая мурашками, вызывает оглушительный прилив желания. Ничего сексуальнее в своей жизни я не видел.

- Не мучай меня - шепчет Софи.

- Ни за что - говорю я и резко вхожу нее, бесстыдно раскинувшуюся на столе. Оргазм обрушивается на меня горячей, пульсирующей волной, и я чувствую, что еще чуть - чуть, и земля уйдет из - под ног. Софья стонет, содрогаясь в сладких судорогах, вызывая у меня новый прилив желания.

- Люби меня - горячечным стоном вырываются из моей груди, умоляющие слова.

- Я хочу тебя - отвечает она, накрывая мои губы страстным поцелуем.

ГЛАВА 6

Она

Он уехал, оставив меня одну, наедине с моими демонами, от которых нет спасения. Три дня - настоящая вечность. Я слоняюсь по квартире, пытаясь унять жаждущее страсти, которую разбудил во мне Анатолий, тело. “Люби меня” - его слова, мольба, никак не идут у меня из головы, трогают за сердце, бередят душу. Я и сама уже не понимаю, что чувствую. Он заполнил меня, подарил крылья, научил летать, но не любить. Научится любви невозможно, у моей матери, по крайней мере, не вышло. А может, она просто не хотела этого, ведь так легче - жить без любви, переживаний и душевных страданий. Это она сделала меня равнодушной, своей нелюбовью, породив и во мне этот, самый худший из пороков, не оставив ничего светлого, в почерневшей от безразличия душе. “В людях с пустой душой, нет божьей искры”- говорила бабуля, и была права. Моя мать была больна равнодушием, и меня заразила им, выгнав из дома. Она не всегда была такой, по крайней мере, со слов бабушки. Мой отец оставил ее, узнав о беременности. Когда мама сообщила ему, что ждет ребенка, он обрадовался до умопомрачения и побежал за цветами, что бы больше не вернуться. Скорее всего, “любящий” папочка не хотел слез и скандалов, поэтому, просто, исчез, растаяв, словно утренний туман. Мать не стала унижать себя звонками и поисками, она просто слегла. Пролежав, уткнувшись носом в стену, три дня она переродилась. Равнодушие человека, которому всецело доверяло ее сердце, убило в ней умение любить и сочувствовать. Пробудить человечность в обманутой душе не помогло, даже мое рождение. Скорее наоборот, усугубило ситуацию. Я мешала ей, являясь живым напоминанием о человеке, сломавшем ее жизнь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

За этими тяжкими размышлениями, я не замечаю, что на город опустились рваные, розово - лиловые сумерки, которые повисли на макушках, растущих под окнами тополей, опутав их, словно сладкая вата деревянную палочку. Это значит, что я просидела почти целый день, уставившись в одну точку, в своем любимом кресле. Встать получается с трудом, тело затекло, и сейчас сотни невидимых иголочек, неприятно впиваются в кожу. Только теперь ощущаю, что зверски проголодалась. В квартире пусто, и тихо. Каждый звук отдается гулким, безрадостным эхом. Хочется сесть и, не двигаясь все эти три дня, ждать, глядя на закрытую дверь. В детстве, у моей подружки был пес. Пудель, или болонка, я не очень разбираюсь в породах, заслуженный и увешанный медалями комок спутанной шерсти, с бесконечно умными, шоколадными глазами. Она любила его беззаветной, пронзительной любовью, но сердце пса было всецело отдано подружкиной матери. Проводив ее на работу рано утром, он садился и ждал, глядя на входную дверь полным тоски взглядом своих, умнющих, глаз. И не было на свете существа несчастнее. Он сидел так до вечера. До тех самых пор, пока любимая хозяйка не входила в подъезд. Откуда он знал, о ее приближении? Может быть, чувствовал ее присутствие, своим любящим собачьим сердцем. Но, факт остается фактом. Услышав легкие шаги женщины, пес разворачивался и уходил в комнату, позволяя другим членам семейства насладиться обществом своего любимца. Сейчас, я напоминаю себе того, ждущего у двери, пса страдающего от гадкого одиночества. В кухне пахнет мусором и застоявшейся посудой, о которой я совсем забыла. “Руки не лежат, к работе”- говорила бабушка, оправдывая мою лень. Мытье посуды отвлекает меня. Разложив чистые, вымытые до скрипа тарелки по шкафам, я вспоминаю, с каким пиететом она относилась к посуде. Бабушка вытирала звенящие чашки и рассказывала мне наизусть сказку про Федору, и сбежавшие от нее столовые принадлежности, а я слушала, открыв рот. Я скучаю по ней. По ее легким, морщинистым рукам, покрытым старческими пятнами, по дребезжащему тонкому голосу. Вытащив из ведра мешок с мусором, нехотя направляюсь в спальню, что бы одеться, но ногу вдруг пронзает тонкая, резкая боль от осколка тарелки, которую вчера, в порыве страсти, сбросил со стола Анатолий. Кровь капает на бежевый ковер, оставляя пятна, похожие на мои любимые, майские маки. Теплые слезы текут по моим щекам. Мне не больно, мне страшно от осознания, обрушившегося на меня. “ Люби меня” - попросил он, и его зов нашел отклик в моем обледеневшем сердце. Едва уловимый, тихий шепот, ответивший ему. Он не услышал, но я слышу его сейчас. “Я готово любить” - тихо шепчет мое сердце.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он

- Ты ненормальный, Толян - весело колышется от смеха, сидящий напротив Олег Анатольевич. Толстый, одышливый мужик, лоснящийся брылястым, ухоженным лицом. Мы сидим за богато - накрытым столом, отдыхая от кровавой бойни, которую он называет охотой. - Умный дурак - самое точное определение для тебя. Майка, от злости, майку на себе рвет. Ты уж прости за тавтологию, не удержался. Надо же, шлюху с улицы домой приволочь. Это, даже для тебя странно.Майя моя бывшая жена. Именно Олега она осчастливила, уйдя от меня к нему, предпочтя деньги. Очень хочется врезать по этой зажравшейся морде, оскорбляющей мою Софи. Останавливает только, опасность остаться без куска насущного хлеба. Олег - мой работодатель,и надо сказать откровенно, не самый плохой.