День катастрофы – 888. Остановленный геноцид в Южной Осетии - Модест Колеров

С 1949 года весь учебный процесс в школах, включая и начальные классы, был переведен на грузинский язык. В школах Джавского района, где грузинского населения не было совсем и грузинского языка почти никто не знал, дети так и не смогли окончить школы, оставшись неграмотными. В 1951 году переведено на грузинский и все делопроизводство в области, в течение дня сняты со стен зданий все вывески на осетинском языке. Районная газета в Ленингорском районе выходила только на грузинском языке, несмотря на то что более 70 % населения района составляли осетины.

Подобные же меры в новой Грузии, заявившей о своем выходе из СССР, вызвали в 1989 году открытое противостояние осетинского населения Южной Осетии. Все возвращалось – и грузинский язык, и делопроизводство, все то, чем столько лет Советская Грузия пыталась окончательно устранить само основание для наличия Юго-Осетинской автономии в ее составе – осетинское население. Разумеется, и тогда, в 50-е годы, общественность протестовала против антиосетинской политики властей Грузии. Выступившие с протестом представители осетинской интеллигенции и студенчества были осуждены на разные сроки каторги.

Что ж, Советский Союз по крайней мере гарантировал осетинскому народу невозможность физического истребления.

В конце 1980-х годов Советский Союз уже не так уверенно мог что-то гарантировать, а вернее, СССР просто пытался хоть немного еще продержаться на плаву. Начался «парад суверенитетов».

Грузинские радикалы, знавшие об убежденной просоветской ориентации в автономиях, легко определили платформу, на которой можно справиться с подобной ориентацией – это был национализм, который одновременно был и хорошим трамплином для прихода к власти. С 1988 года в Грузии начинается националистический психоз, что привело к всплеску насилия на этнической почве. Лозунг «Грузия – для грузин!», недалеко ушедший от «Deutschland uber alles!», был в той или иной степени поддержан всеми грузинскими политическими партиями и движениями. Фаворитом новой Грузии очень скоро стал лидер Хельсинкского союза (который, кстати, не входил в авторитетную Международную хельсинкскую федерацию) Звиад Гамсахурдиа. Даже те национальные меньшинства, которых не коснулась открытая дискриминация, чувствовали себя неуверенно, ожидая своей очереди. Пресса развернула кампанию против национальных меньшинств, увидев в них угрозу благополучию грузинского народа. Национализм потрясал откровенностью, цинизмом и агрессивностью. Речь шла уже не о каких-то программах по созданию преимущественных условий для развития грузинской нации. Звучали призывы «вымести этот мусор», «регулировать их рождаемость» и т. д. Согласно новым теориям, теперь для русских стали характерны «биологическая неполноценность, пьянство и каннибализм»; азербайджанцы «слишком быстро размножались»; турки-месхетинцы – пришельцы, их родина – Турция; осетины – просто «гости, нагло захватившие территорию приютившей их Грузии», а абхазы – «племя, спустившееся с гор в прошлом веке». В Грузии взяли курс на «процентную норму» проживания лиц негрузинской национальности.

Это всем известные и документально зафиксированные факты, повторять которые не очень хочется. Относительно прогрессивные современные грузинские общественные деятели уже осудили эти проявления фашизма и готовы даже признать, что были не правы. Но это произошло только после того, как им стало ясно, что без признания этих «перегибов» в недавнем прошлом независимой Грузии не добиться репутации порядочной страны и не получить формального официального включения в евроструктуры, хотя и без этого Грузия пользуется благосклонностью Запада в полной мере. А в те времена националисты пользовались почти полной поддержкой грузинского народа, пережившего недавно 9 апреля и готового к борьбе с кем угодно, кто выступает за советский строй.

Звиад Гамсахурдиа стал активно проводить митинги уже в 1989 году, знакомя народ с собой и новыми задачами, решение которых должно было возвеличить Грузию. Первые публичные явления Звиада были не всегда удачными, да и Хельсинкскую группу не очень знали, тогда еще грузинам непривычно было бросать работу и средь бела дня бежать на митинг. «Этот черт отравит нас своим ядом! Откуда он взялся? Не слушайте его, люди!» – раздавалось на первых митингах. Но тех, кто не верил и свистел в ответ на призывы, обещали запомнить и наказать. А потом уже люди втянулись и поддерживали его, твердо веря, что это и есть мессия. «Еще скажу: грузинские мужья покупают своим женам дорогую одежду и бриллианты, тогда как осетинские мужчины покупают оружие и думают о завтрашнем дне», – согласно утверждениям Звиада, оружие закупалось на русские деньги в Северной Осетии и завозилось не через Рокский тоннель, а горными тропами, на лошадях. На митинге в Гори (родина Сталина) в ноябре 1989 года в нужный момент к нему пробрались из толпы два молодых парня и пошушукались с ним, после чего Гамсахурдиа объявил, что ему только что сообщили, что «сегодня ночью осетины собираются напасть на Гори», и поэтому он призвал создать отряды и охранять дороги, ведущие из Цхинвала. Выступление он закончил вдохновившими жителей Гори словами: «Да здравствует завтрашний Сталин Грузии!» Ночью на Гори никто не напал, и жители ругали Звиада последними словами. Но установка на национальное превосходство грузин работала всегда и безошибочно оставляла след в их душах.

В Южной Осетии также проходили митинги протеста, связанные с принятием закона Грузии о государственном языке – грузинском, о требованиях вести делопроизводство на грузинском языке и ввести обязательный экзамен по грузинскому языку при поступлении в вузы. Руководство Юго-Осетинской автономной области пыталось удержать ситуацию и поддерживать стабильность, обещая, что сможет решить эти вопросы, но без поддержки Центра, который страдал комплексом 9 апреля (против митингующих на проспекте Руставели тбилисцев были выдвинуты БТРы Советской армии) и ничего не предпринимал, рассчитывать на успех этих обещаний не приходилось.

Антиосетинская кампания в новой Грузии, между тем, перешла уже к новому витку.

Националистическим лидерам удалось создать устойчивый образ врага в лице осетин.

Общества Иванэ Мачабели и святого Ильи Праведного проводили колоссальную работу, чтобы убедить в приоритетности задачи упразднения автономной области, закрытия Рокского тоннеля и изгнания осетин. Эмиссары грузинских обществ и движений наведывались и в Чечено-Ингушетию на антиосетинские сборища ингушей, рассчитывая на их помощь и обещая свою поддержку. Начался сбор подписей по всей Грузии за упразднение автономии Южной Осетии. Впрочем, позже, при принятии решения об упразднении автономии, собранные подписи совсем не понадобились. Кульминацией подготовительного к войне периода явился известный поход 23 ноября 1989 года в Южную Осетию. На предыдущих митингах в Гори и Ередви Гамсахурдиа обещал привести в центр Цхинвала 200 тысяч грузин и провести там митинг. Собрать 200 тысяч человек все же не удалось, несмотря на то что собирали по всей Грузии, но тысяч 40 в этой колонне было определенно. Многие были вооружены. Водителей, которые не соглашались ехать в Цхинвал, просто выкидывали из собственных автомобилей, и на их место садились «патриоты», которые ехали в сторону Цхинвала, с воодушевлением размахивая кизиловыми флагами.

На следующий день, 24 ноября, как рассказывает очевидец, в 4 часа дня народ собрался перед Домом правительства в Гори в ожидании вестей из Цхинвала, куда уехала из города практически вся молодежь. «Вернувшиеся оттуда „неформалы“ сообщили, что все, кто поехал в Цхинвал, живы и здоровы, что сейчас подъедет господин Гамсахурдиа и сам все расскажет. Пока его не было, кое-кто из собравшихся кидал яйца в огромный памятник Сталину, ругая его за то, что он дал осетинам автономию. Появившийся Звиад был мрачен, говорил зло: „Мои дорогие соотечественники хотели провести в Цхинвале мирный митинг. Но запланированное не удалось. По какой причине? Осетинские женщины вывели своих малолетних детей, поставили их перед собой, за ними стояли молодые люди, держась друг за друга. По правде говоря, они были безоружными. За ними подошли российские войска на БТРах. Осетинские парни стояли также в кузовах автомашин, держа в руках большой портрет кровопийцы Ленина, а некоторые держали свой национальный трехцветный флаг“. Многие стали спрашивать Звиада: „Какие цвета имеет их флаг?“ Он отвечал: „Спросите тех ребят, которые там были“. А „ребята“ кричали: „Похож на женский фартук“. Все стали смеяться.

Чем дальше Звиад Гамсахурдиа рассказывал о неудачном походе на Цхинвал, куда его не впустили безоружные парни, тем сильнее он распалялся. «Освобождайте с работы осетин, которые работают на ответственных постах, первым долгом милиционеров и учителей. Разрешаю вам обыскивать их дома, отбирать оружие, кинжалы, большие ножи, топоры. Не будет Южной Осетии, будет закрыт Рокский тоннель!» В этом месте Звиад вдруг начал топать ногами, размахивать руками, слов было не разобрать, потому что иногда у него рот оставался открытым, он не мог сомкнуть челюсти. Народ стал шушукаться: «Звиад сошел с ума от злости», «Надо его связать, как умалишенного», «Топает ногами, конечно: к осетинам поехал с рогами, вернулся безрогим», «К осетинам поехал в шерсти, а вернулся стриженым» и т. д. Вслух ничего не говорили, боялись, да и жалко его было – очень он устал» («Кровожадный Звиад Гамсахурдиа», том I–III, составитель А. Маргиев).