Испорченная женщина - Доминик Дьен

Он вспоминает о шелковых трусиках, которые купил жене на первую годовщину свадьбы… В те времена у них и стиральной машины-то не было! Хотя, в конце концов, какая разница – ведь она их так ни разу и не надела. Она, видите ли, бережет их для особенных случаев. Каких таких особенных, спрашивается? Хочет дождаться, пока заведет себе любовника? Все женщины – шлюхи! Даже дурнушки норовят унизить вас и растоптать, как червяка! Так что лучше уж выбирать красивых! Но для этого, разумеется, нужны деньги. А поскольку их у него нет, ему и досталась эта мымра, от которой все отворачивались! При воспоминании о Жозиане Бизо банковский служащий чувствует, как в нем закипает гнев. Он говорит себе, что заслуживает лучшего, чем эта мегера, страшная как смертный грех! На самом деле он должен был получить мадам Салерн… Нежную, внимательную, чистую, утонченную… И такую красивую! Такую восхитительную, такую элегантную! При воспоминании об обожаемой женщине лицо Ксавье Бизо омрачается. Потому что такой она была раньше, когда жизнь ее была столь целомудренной, что он читал это на ее лице с той же легкостью, с какой просматривал ее счета… Все было так очевидно! Но прошлого теперь не вернешь!

11

БОЖЕ МОЙ! Я боюсь худшего! Мадам сильно изменилась. И я знаю почему! Я ведь не вчера родилась! Все началось с понедельников. Дурной тон – в выходной день уходить из дома раньше, чем на работу! Особенно, если это повторяется каждую неделю! Потом эта история с парикмахерской: она больше не ходит туда по четвергам, что уже само по себе подозрительно. Но к тому же возвращается она все равно в девять вечера, а это уже слишком! И подумать только: в этом доме никто, кроме меня, ничего не замечает! Месье по четвергам тоже приходит к девяти – у него заседание какой-то комиссии. Удачное совпадение! Он, наверное, действительно загружен работой, раз ничего не видит. Даже Тома, который обычно интересуется всеми делами матери – и тот ничего не сказал! Честное слово! Они что, слепые все в этой семье? Но самое худшее… Об этом и так уже все судачат! Я имею в виду мать Месье. В прошлое воскресенье Мадам отнесла ей поднос с едой, как всегда по воскресеньям… Потому что, надо сказать, раньше, после воскресной мессы мать Месье и месье Кристиан обедали на четвертом этаже. Но последние два года она предпочитает есть у себя. И Мадам сама относит ей поднос с едой и остается у нее где-то с полчаса, чтобы поговорить… Да, так вот, в прошлое воскресенье Мадам принесла ей поднос. Обычно в этот день Мадам просит меня приготовить кролика или каменного окуня со свежим анисом – одним словом, что-нибудь повкуснее. А тут, представьте себе, она решила приготовить обед сама! Да еще какой! Карпаччо[1] с пармезаном и равиоли с белыми грибами в сметане. Я просто диву далась! Между прочим, получилось очень вкусно! Когда мать Месье это увидела, от удивления она застыла, не в силах вымолвить ни слова.

– Ты сама это приготовила? – спросила наконец она.

Мадам ответила «да», на что мать Месье заметила:

– Ты что, якшаешься с итальянскими иммигрантами?

И тут Мадам, которая раньше промолчала бы или извинилась, унесла поднос обратно, сказав свекрови, что если ее это не устраивает, то пусть она идет к месье Кристиану. «К месье Кристиану» было сказано после небольшой паузы, так что получилось очень дерзко! Мать Месье так и разинула рот. Когда Мадам уходила, она крикнула ей вслед:

– Потаскуха!

Не знаю, имело ли это слово отношение к тому, о чем я говорила выше, но все равно – дыма без огня не бывает!

В вагоне метро, который везет его домой, Ксавье Бизо разговаривает сам с собой – настолько он потрясен тем, что узнал о Катрин Салерн. Он чувствует себя обманутым и униженным этой женщиной, за которую еще недавно был готов отдать свою жизнь. Он злится на себя – за свою наивность, за то, что поверил, будто она отличается от остальных шлюх вроде его жены. Но ведь в течение пяти долгих лет безграничной преданности он бы мог поклясться собственной жизнью в чистоте этой женщины, в ее верности и высокой нравственности. Теперь же он располагает неоспоримым доказательством ее вероломства… И с кем, с каким-то мальчишкой! Почему всем этим шлюхам так нужно, чтобы кто-то лапал их задницы? Знай он раньше, он предложил бы ей свои услуги, но какой-то юнец… черт, это просто не укладывается в голове! Чем он лучше его, этот молокосос? Более развитой мускулатурой и натренированным членом? Он, видите ли, интеллигент. За душой ни гроша, но зато весь в науке, черт возьми!

Он тяжело поднимается по узкой лестнице на пятый этаж. От натертых воском ступенек пахнет кошачьей мочей. Из-за двери на третьем этаже доносится арабская музыка. А ведь в этом подъезде живут одни французы! Он и без того каждый раз возвращается домой в отвратительном настроении, не хватало еще дополнительных поводов для раздражения! Едва он поворачивает ключ в замке, как тут же раздается крик жены: «Закрывай за собой дверь! И сними обувь – я натерла полы!»

Ксавье Бизо никогда не радуется встрече с женой. Никогда. Однако, войдя в квартиру, он первым делом направляется к ней. Сейчас она на кухне. Как всегда по пятницам, готовит рыбу. Чтобы быть совсем точным – сардины. С тех пор как они съездили в Коста-Браву она каждую пятницу готовит сардины по-испански, обжаривая их в томатном соусе. Это очень вкусно, но потом вся квартира долго пахнет рыбой.

– Не целуй меня, – предупреждает жена, – я сделала маску от угрей.

– Зачем? У тебя что, появились угри? В твоем-то возрасте?

– Осторожно, не опрокинь соус! Ты вымыл руки?

– Да что ты прицепилась! Даже войти человеку не даешь! Где телепрограмма?

– На своем обычном месте, где же еще?

Ксавье Бизо берет с буфета в столовой программу и идет в туалет. Одной рукой он расстегивает ширинку и направляет член в унитаз с голубоватой водой, а другой держит программу, раскрытую на пятничной странице. Затем он легонько встряхивает свой член и надевает трусы. Несколько капель мочи попадает на эмалированный бортик унитаза. Он спускает воду и возвращается на кухню.

– Какой канал ты хочешь смотреть? – спрашивает он у жены, пальцем пробуя соус.

– Второй.

– Отлично! Я тоже.

Но когда они уютно устраиваются в бежевых кожаных креслах, Ксавье Бизо не смотрит телевизор. И хотя его глаза так же прикованы к экрану, как глаза его жены, их выражение совершенно другое. В глазах Жозианы теплится слабая надежда, тогда как глаза Ксавье Бизо горят злобой. В квартире пахнет сардинами. Жозиана Бизо еще не знает, что волосок, на котором держалось их совместное будущее, оборвался. Она начинает сонно клевать носом. Шлепанец соскальзывает у нее с ноги. Сидящий рядом с ней мужчина принимает твердое решение: поскольку мадам Салерн оказалась такой же, как все, она за всех и расплатится. Вот и все. Он горделиво выпрямляет спину, встает, выходит из комнаты и запирается в туалете. Из-за двери до него доносится храп жены и бормотание телевизора. Он ненавидит свою жену. Два женских образа поочередно возникают у него в голове, в такт движениям руки. По мере того как в нем нарастает гнев, движения его становятся все более резкими и прерывистыми, и наконец он торопливо и скомканно заканчивает свою механическую мастурбацию. Он спускает воду. В туалете приятно пахнет сосной. Это его любимое место в квартире.