Приманка - Лоис Буджолд

Если он вернется... На самом деле он этого не обещал. Возможное разочарование отозвалось холодом в животе Фаун. Ну-ка без глупостей!

«Прекрати», – велела себе Фаун. Лучшим лекарством от ненужных печальных мыслей была работа, Фаун прекрасно это знала, но на нее навалилась такая ужасная усталость...

В одной из комнат Фаун нашла корзину с рукоделием, на которую разбойники не обратили внимания – возможно, потому, что сверху лежали тряпки. Ценные инструменты под ними – острые ножницы, наперстки, целый набор иголок – остались незамеченными. Были ли подручные зловредного привидения... Злого... эти глиняные люди в полной мере людьми? Похоже, нет.

Фаун решила, что зашьет несколько распоротых пуховых перин – в качестве платы за еду, чтобы не казалось, будто она ее украла. Шитье не принадлежало к числу лучших умений Фаун, но прямые швы делать не так уж трудно, и к тому же так можно бороться с липнущим ко всему пухом, летающим по дому. Фаун вытащила перины на крыльцо – там было светлее и к тому же она могла бы увидеть приближающегося по дороге высокого... могла бы увидеть любого путника. Игла и нить совершали повторяющиеся движения в успокоительном ритме, но в тишине мысли Фаун вернулись к ужасу, случившемуся утром; воспоминания снова заставили девушку задрожать. Требовалось занять ум чем-то другим, и Фаун принялась размышлять о Стражах Озера.

Для них крестьянин был не тем, кто занимается земледелием; им был любой человек – горожанин, рыбак, шахтер, мельник, даже разбойник, – который не был Стражем Озера. Так, очевидно, смотрел на людей и Даг. Фаун задумалась о том, что из этого вытекает. Она когда-то слышала историю о Девушке из Кошотона, которую соблазнил Страж Озера – торговец, как говорили. Девушка трижды убегала из дому следом за ним, и ее трижды возвращали его соплеменники; потом она повесилась в лесу. История служила предостережением. Только какой урок следовало из нее извлечь? Ну, то, что имели в виду рассказчики, представлялось очевидным: девушкам следует держаться подальше от Стражей Озера. Но, возможно, настоящий смысл был иной: если что-то не удается один раз, не нужно повторять то же самое еще дважды, лучше попробовать как-то по-другому; или не следует так быстро отступаться; или не нужно ходить в лес...

Та безымянная девушка умерла от безответной любви, шептались люди, но Фаун сомневалась: не был ли причиной неутоленный гнев? Она сама, признавалась себе Фаун, испытывала нечто подобное после того ужасного разговора с Идиотом Санни, но на самом деле умирать она не хотела: она хотела заставить его испытать те же мучительные чувства, которые испытывала сама. К тому же ее приводила в уныние мысль о том, что в случае смерти она не сможет в полной мере насладиться местью, и подозрение, что Санни недолго страдал бы от чувства вины... во всяком случае, мертвой она пробыла бы гораздо дольше. Так что той ночью Фаун так ничего и не сделала, а на следующий день у нее появились другие мысли. Значит, настоящий урок из той истории мог быть таким: подожди до утра и скачала позавтракай.

Интересно, не была ли та девушка, что повесилась, тоже беременна? Потом Фаун снова начала гадать, как высокий дозорный все о ней узнал – просто глянув на нее своими сияющими золотом глазами, то холодными, как металл, то теплыми, как летнее солнце. Колдуны, ха! Даг не был похож на колдуна (а вообще, на что похожи колдуны?). Даг был похож на ужасно усталого охотника, слишком долго не возвращавшегося домой... охотясь на существ, которые охотились на него самого.

Значит, она носит девочку... А может быть, он просто гадал? Пятьдесят на пятьдесят – не так уж мало, чтобы оказаться правым – потом. Все равно слова Дага ее обнадежили. Девочек Фаун знала. Маленький мальчик, каким бы невинным ни был, мог слишком сильно напоминать ей о Санни. Фаун не собиралась становиться матерью в таком молодом возрасте, но раз уж деваться некуда, стоит постараться быть хорошей матерью. Она рассеянно погладила живот. «Я тебя не предам» – смелое обещание... Как могла она обеспечить безопасность младенцу, когда себя-то ей не удавалось защитить? Что ж, впредь она станет осторожнее. Сделать ошибку может каждый. Главное, не повторять одну и ту же ошибку дважды.

Наконец порванные перины закончились, а с ними желание размышлять и способность бодрствовать. Избитое лицо Фаун болело. Она отнесла починенные перины в дом и свалила их одну на другую в углу кухни, потому что в комнатах все еще царил беспорядок, а браться за уборку у Фаун не было сил. Она с блаженным вздохом свернулась на мягкой куче. Фаун только успела ощутить затхлый запах и подумать о том, что перины давно следовало проветрить, как ее свинцовые веки сомкнулись.

Фаун разбудили тяжелые шаги на крыльце. Даг уже вернулся? Было еще светло. Сколько же она проспала? Фаун огляделась затуманенными глазами и приподнялась... сейчас она покажет ему сокровища, обнаруженные в подвале, и узнает, что ему удалось найти... Только тут до нее дошло, что на крыльце слышны шаги слишком многих людей.

Ее не нашли бы в подвале – можно было бы бросить там на пол пару матрасов... Фаун только и успела подумать: «Какой смысл избегать повторения прежних ошибок, если новые все равно оказываются смертельными?» – как на пороге появились три глиняных человека.

4

Когда еле заметная тропа через холмы превратилась в хорошо протоптанную дорожку, Даг решил, что пора с нее свернуть. То ли Дар, то ли просто здравый смысл – а может быть, и нервы – подсказывали, что так лучше. Даг спешился и повел коня в лес; через некоторое время они вышли на маленькую полянку, где их не могли бы ни увидеть, ни услышать с дороги. Дагу не было нужды беспокоиться о том, чтобы его конь не забрел куда-нибудь: даже Копперхед, с его бесконечной выносливостью, устал так, что начал спотыкаться. Да и сам Даг вымотался не меньше. Чувствуя себя виноватым, Даг закинул поводья на шею коня, чтобы не путались под ногами, но седла с него не снял. Он терпеть не мог доставлять Копперхеду подобные неудобства, но могло случиться так, что вернулся бы он в отчаянной спешке, и тогда не было бы времени снова возиться со сбруей. Даг был готов в случае необходимости загнать коня до смерти. Что ж, завтра или послезавтра оба они отдохнут как следует – так или иначе...

Даг не стал выходить на дорогу, а двинулся вдоль нее через кусты. Дело шло медленно – Даг крался, рассчитывая каждый шаг, постоянно настороже. Не пройдя и мили, он порадовался своей предусмотрительности: ему пришлось замереть в чаще дикого винограда, когда по дороге мимо него протопали две фигуры.

Глиняные твари. Лиса и кролик, как предположил Даг; ему даже не понадобился Дар, чтобы разобраться – это были грубо сделанные, молодые экземпляры, с еще сохраняющимися отличиями их изначальной породы и бесформенными лицами. Было очень соблазнительно сделать кое-что с этой парой, пробудить в них их истинные инстинкты и позволить природе взять свое, но такая попытка стоила бы Дагу его укрытия и, возможно, привлекла бы внимание хозяина этих существ. Сейчас было не время для игр. Даг с сожалением позволил глиняным людям пройти мимо, порадовавшись тому, что в результате обретения новой неуклюжей формы твари лишились острых звериных чутья и слуха в обмен на человеческие руки и речь.