Дети Хаоса - Дэйв Дункан

Ее единственная надежда родилась из благословения богини, ибо она видела, какое отвращение переполняло Героев, приходивших за новыми жертвами. Двадцать убитых, затем сорок… Подданные Стралга были не так жестоки и свирепы, как лорд крови, но возмущение, о котором молила Старейшая, в них не проснулось. Веристы гневались на нее, ведь это она вынуждала их убивать, зато их преданность Стралгу лишь крепла. На пятый день они забрали восемьдесят жертв, а потом ворвались в кладовые, вытащили оттуда бесценные гобелены и сожгли их. На следующее утро, когда остальные Свидетельницы лежали без чувств от страха, Старейшая вышла к нему.

Они встретились под проливным дождем на размытом поле, где пахло кровью и смертью, а безмолвное войско наблюдало за ними издалека. Трупы восьмидесяти свидетельниц грузили на телеги.

— Итак, тряпки тебе дороже жизней? — насмешливо спросил Стралг. — Может, мне поджечь и ваши здания?

— Мы сдадимся, — сказала она. — Но не полностью.

Он громко и искренне рассмеялся.

— Еще как полностью! Иначе вы умрете. Неужели ты думаешь, что я не могу взять два раза по восемьдесят или сжечь твой монастырь?

— Тогда ты уничтожишь наш культ. Нас будет слишком мало, чтобы собрать необходимые знания.

Стралг показал ей волчий оскал.

— Значит, он не достанется никому! Сегодня я подожгу ваши кладовые. Сдавайся или умри, женщина.

— Выслушай мои условия. Мы будем отвечать на твои вопросы, но лишь на твои. Ты же не хочешь, чтобы твои воины обладали всеми знаниями?

Он прищурился, обдумывая ее слова.

— Мудрые слова. Свидетельницы будут отвечать моим командирам. Я доверяю им, как самому себе.

— Тебе и четырем твоим командирам.

Она почувствовала его ликование.

— И больше никому!

— Больше никому. Мы также сохраним нашу анонимность, обычаи и одеяния. Запрети своим людям причинять нам вред.

Он равнодушно пожал плечами, довольный одержанной победой.

— Где командир Снирсон и сколько с ним веристов?

— Снирсон умер от ран шесть дней назад. Его войско распалось.

Стралг вновь рассмеялся, потому что он уже знал это.

— И еще, — сказала Старейшая. — Мы не станем сами сообщать вам сведения. Мы будем только отвечать на вопросы.

Это ему понравилось меньше — Стралг все-таки был умен. Равновесие в его сознании сдвинулось в сторону смерти и ужаса.

— В таком случае вы будете помогать моим врагам.

— Я уже дала слово, что нет.

— Вы поможете им своим молчанием.

— Чтобы рассказать все, что имеет значение, потребуется вечность. Ты хочешь, чтобы шестьдесят сестер целыми днями отвлекали тебя разговорами? Если ты спросишь, замышляет ли какой-то верист дурное, мы ответим на твой вопрос, но предупреждать тебя не станем. Только святой знает все. Таковы мои условия. Прими их или убей всех.

Стралг колебался, сердито рассматривая возможность бойни. Затем, охваченный нетерпением и счастливый от своей победы, он принял ее условия. И хотя уступки были незначительны, никому прежде не удавалось переубедить это чудовище.

Так была заключена отвратительная сделка. И культ, состоявший главным образом из любопытных старух, стал самым серьезным оружием деспота. До появления Стралга Первый верист был всего лишь номинальной фигурой, не имеющей власти над веристами за пределами своего города и района, а лорды крови, пытавшиеся расширить границы владений, умирали очень молодыми. Прорицательницы помогли Стралгу завоевать и удержать безграничную власть на территории всей Грани, они выдали ему бессчетное число повстанцев, которых ждала жестокая месть. И все это время они утешали себя тем, что однажды у него отнимут власть, но долгожданный момент так и не наступил и не наступит, пока черное сердце Стралга не перестанет биться.

Старейшая уже давно приняла решение и менять его не собиралась. Пусть под древним обычаем повиновения зрел гнев, следовало назначить преемницу, которая пойдет по выбранному ею пути и напишет ту же историю на следующей дощечке. Именно такой преемницей должна стать ЛеЭмбер. Да, она молода, ей нет и пятидесяти, зато она дождется смерти лорда крови.

Другой возможной кандидатурой была Молчальница. Она старше, однако слишком безрассудна; она поднимет Свидетельниц против Стралга и таким образом рискнет всем. Ее фракция твердит, что зло гораздо больше Стралга и страшнее самого Веру; порожденный им ужас будет жить и после его смерти. Старейшая не приняла их доводы, ведь нет никаких доказательств того, что сестра Стралга — Избранная Ксаран. Настоящего подтверждения этому и быть не может, а последовательницы Мэйн имеют дело с фактами, не с теориями или псевдопророчествами.

Солнечный свет дрогнул. Ее Рука должна поспешить, иначе будет слишком поздно. Трапезную уже окутали тени, которые наступали и сгущались. Она почти умерла.

И тем не менее… что делать, когда нет твердых фактов? Если боги не дают уверенности, разве смертные не должны действовать, основываясь на опыте, взвешивая возможности и учитывая то, что им не известно? Если Свидетельницы намерены разорвать соглашение со Стралгом, сейчас самый подходящий момент: он стареет, он далеко, все еще пытается завоевать Флоренгианскую Грань, как когда-то подчинил себе Вигелию. За пятнадцать лет успех сменился поражением. Если ЛеЭмбер ошибается, а Молчальница права, тогда именно сейчас нужно разорвать договор с чудовищем. Что это — легендарное провидение уходящей Старейшей, или всего лишь пустые размышления умирающей старухи? Неужели она ошибалась все эти годы?

Очень тихо появились все пять Свидетельниц. Они молча собрались вокруг нее, встав на колени около кровати, взяв ее за руки, чтобы утешить: Роза, Индиго, Корица, Колокольчик и Ива. Двое из них были почти ее ровесницами, а Иве едва исполнилось сорок. Их объединило горе, и общая печаль была так сильна, что вскоре слепые глаза Старейшей наполнились слезами. Они разделяли ее боль, зная, что теперь ее сущностью стала смерть.

— Ты можешь говорить, матушка? — прошептала Роза. — У тебя есть для нас какие-то особые слова? Заговорит ли с нами леди Мудрости, когда ты испустишь свой последний вдох?

Разумеется, заговорит. Ох, как же я раньше не поняла, что должна передать им ее слова!

— Плетение, — сказала она, — сегодня плетение!

Свидетельницы смутились, потому что не замечали очевидного.

В попытке объяснить непосвященным то, как они чувствовали мир, мэйнистки были вынуждены изъясняться метафорами. Они говорили о ткачестве, о мозаике, о рисунках. Об узлах, точках пересечения, едва заметных прикосновениях к рулю, при помощи коего боги управляли миром — одна снежинка вызывала лавину; сокровенный миг, когда муж прикасался к жене в тишине ночи, давал жизнь великому мудрецу или чудовищу, а в другую ночь та же женщина могла зачать совсем иное дитя. Свидетельницы очень обрадовались, когда им открылось понятие «плетения». Оно означало важное событие или действие, которое приведет к результатам, противоположным их пророчествам. Аналогия, естественно, относилась к нити: она доходит до края полотна и поворачивает назад, чтобы создать рисунок.