Магия обреченных - Клюева Варвара

В общем, слишком много тут неоправданных допущений. Кармал в душе мальчишка, он верит во все, во что хочет верить. Например, в их с Алмель родство душ. Почему-то он свято убежден, что Алмель думает так же и хочет того же, что и он. Ему и в голову не приходит, что она заинтересовалась его замыслом просто потому, что пожалела обреченную девочку. И ей совершенно безразлично, проснется ли со временем в маленькой сгорнийке магический Дар такой силы, что Верховные лорды сгорнов в сравнении с ней покажутся скромными провинциальными знахарями.

Алмель хочет всего-навсего, чтобы несчастный ребенок окончил свои дни в тепле и уюте, зная, что ему сочувствуют, его любят, что по нему будут горевать. Именно это желание двигало ею, когда она упрашивала повелителя не селить девочку во дворце и доверить ей, Алмели, поиски приемной матери. Именно по этой причине Алмель, не зная отдыха, восемь дней рыскала сначала по столице, а потом и по другим городам и весям Плоскогорья, отметая одну кандидатуру за другой.

Из шестнадцати бездетных целительниц и девяти вестниц согласие взять хворое дитя сгорнов на воспитание дали только пятеро. И только одна ведунья, пожилая целительница Лана, согласилась безо всяких условий и оговорок – в память о погибшей приемной дочери-сгорнийке. Но Лана стара, и, хотя целительницы живут долго, Алмель сомневалась, что у женщины столь почтенного возраста хватит сил выходить и вырастить недужную восьмилетнюю девочку. Четыре же остальные ведуньи не решились дать окончательный ответ, пожелав прежде взглянуть на девочку. Алмели идея смотрин не нравилась. Как должна чувствовать себя девочка, которую возят из дома в дом, показывая хозяйкам, точно товар? Особенно если хозяйки, увидев ее, начнут сокрушенно качать головой. Нельзя допустить, чтобы дитя, и без того горько обиженное судьбой, пережило подобное унижение. С другой стороны, трудно отказать будущей приемной матери в праве заранее познакомиться с ребенком, с которым она собирается связать жизнь.

Алмель долго ломала голову над этой, казалось, неразрешимой задачей, но нашла-таки компромисс и убедила всех четырех женщин его принять. Каждая из них рассказала, какие черты в характере приемной дочери считает желательными, а какие – категорически неприемлемыми. Теперь Алмели предстояло самой увидеться с девочкой и решить, отвечает ли маленькая сирота ожиданиям кого-то из четырех ведуний.

У Алмели оставалось совсем немного времени, чтобы перехватить первого советника, пока он не въехал во Вьюдаг – первый крупный город на пути от Западных Гор к столице. (Кармал боялся, что Омри не удержится и при первой же возможности остановится вместе с девочкой в самой роскошной гостинице, которая попадется ему по дороге, после чего по городу поползут неизбежные и крайне нежелательные слухи.) Но прежде нужно было сделать еще одно важное дело: разыскать двух-трех молоденьких служанок, сравнительно недавно проданных лордом Хедригом в какой-нибудь богатый дом на Плоскогорье и расспросить их о законах и обычаях рода. Без подробных сведений такого характера разговор с девочкой мог бы и не получиться.

Поиски, переговоры с хозяевами сгорниек, усилия, затраченные на то, чтобы завоевать расположение и разговорить настороженных дикарок, заняли больше времени, чем Алмель рассчитывала. Поэтому последние два дня она и ее слуга-телохранитель (тайный агент и доверенное лицо владыки) почти не покидали седел. Загнали и себя, и коней, но все равно едва не опоздали – разноцветный купеческий шарабан уже въехал в предместье Вьюдага.

Ох, как взбесился Соф Омри, когда Алмель передала ему приказ повелителя: свернуть с главной дороги, добраться до ближайшей деревушки, снять две комнаты на местном постоялом дворе, а потом передать ей ребенка и ждать дальнейших распоряжений! По всей видимости, небывалый всплеск вельможного гнева объясняется подозрением советника (вполне, надо сказать, справедливым), что владыка об этом приказе знать не знает и ведать не ведает, – сама же наглая девка его и сочинила. Хотя не исключено, что Омри взбесился просто от одного вида Алмели. Первый советник владыки Плоскогорья возглавлял список тех, кто люто и практически открыто ненавидел любимую наложницу государя.

Алмель платила ему взаимностью. Ее всегда удивляло, почему Кармал так отличает Софа Омри. Повелитель не только отдал этому злобному ублюдку самую высокую должность при дворе, но и часто облекал советника высочайшим доверием, поручая весьма деликатные и важные дела. И если насчет должности объяснение существовало: Соф – единокровный брат владыки и к тому же на фоне других родственников выделяется наличием хоть каких-то мозгов, – то причуда, побуждающая Кармала прибегать к услугам этого подлого, мелочного, мстительного существа, выглядела непонятной блажью. Ладно бы еще владыку окружали одни враги или недоумки, так нет: на него работала целая армия доверенных людей куда умнее и приятнее Софа Омри. Как-то раз Алмель не удержалась и попросила у Кармала объяснить, в чем тут дело.

– Это верно! Наш славный Соф Омри не отличается добротой и великодушием, – рассмеялся владыка. – Замучил он тебя своей злобой, милое дитя? А ты не обращай на него внимания. Несчастный бастард никак не может простить миру, что его мать оказалась недостаточно благородной, чтобы отец дал ей статус жены. Казалось бы, мелочь, а какой трагедией для Омри обернулась! Теперь не видать бедняге трона, как своих ушей. Вот он и ненавидит всех подряд. А ты для него вообще – нож, вращаемый в ране. Плевок в физиономию, величайшее личное оскорбление. Отверженная, безродная, нищая, более того – женщина, и при всем при том – самое влиятельное лицо в государстве. Можно ли такое простить? Естественно, сукин сын просто спит и видит, как бы сжить тебя со свету. Но волноваться тебе не о чем, душа моя. Омри – безнадежный трус, он никогда не отважится на настоящий поступок. Потому-то и достоин доверия. Я совершенно точно знаю, что он не посмеет выполнить мое поручение кое-как и не сболтнет лишнего.

И хотя Кармал так и не объяснил, почему предпочитает обращаться к Омри, когда может прибегнуть к услугам своих агентов – надежных, способных людей, не раз проверенных в деле, Алмель услышала и увидела достаточно, чтобы сделать собственные выводы. Кармалу, точно озорному мальчишке, просто нравилось дразнить озлобленного старшего братца.

Открытие не обрадовало Алмель. Чутье подсказывало ей, что Соф Омри при всей своей трусости совсем не безобиден. Да, страх перед вездесущим лордом Региусом пока удерживает первого советника от враждебных действий. Но никому не известно, на что способен человек, доведенный до крайности. И кто поручится, что не существует способа обмануть лорда Региуса? Или склонить к предательству.

Однако вести с повелителем разговоры на эту тему любимая наложница не стала. Убеди она Кармала в том, что он играет с огнем, сидящий в повелителе мальчишка, чего доброго, совсем распоясается. Пугать Кармала опасностью – все равно, что угрожать илшигу морковкой. Поэтому Алмель оставила свои опасения при себе и старалась с тех пор не попадаться первому советнику на глаза. А если избежать встречи не удавалась, вела себя очень сдержанно, аккуратно, стараясь не раздувать пламя его ненависти.

Только вот заметных плодов ее усилия не приносили. Всякий раз при встрече с ней Соф Омри вел себя так, будто вот-вот взорвется от ярости. И с каждым разом Алмель все больше сомневалась, что страх перед лордом Региусом способен справиться с таким накалом страстей. Уже случалось, что первый советник в отсутствие владыки позволял себе грязно оскорбить наложницу. И возможно, недалек тот день, когда он сорвется и пустит в ход кулаки.

Сегодня, например, Соф Омри лишь чудом удержался от того, чтобы не броситься на Алмель. Возможно, и бросился бы, если бы ее телохранитель, учуявший, к чему дело идет, не привлек к себе внимание советника, прикрикнув на коня. В итоге пострадал только хлыст. Но Алмель не испытывала облегчения. Пока она не решит, куда пристроить девочку, и не избавится от общества Омри, отправив его во дворец, расслабиться нельзя ни на минуту.