Тайна знатных картежников - Алексей Биргер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— М-да, вам есть о чем тревожиться, — сказал отец. — Только сочувствовать остается. Но, насколько я понимаю, вы ведь не с туманными идеями приехали, что хорошо бы нам объединиться против Чумовых. Я так понимаю, у вас есть практические соображения — и они так или иначе связаны с моим домом.
— Все верно! — ответил Степанов. — Я вот о чем: ваш дом — идеальное место, чтобы поставить им ловушку. Если они собираются свести с вами счеты, а я почти не сомневаюсь, что так оно и будет, то им нечего поджигать, кроме вашего дома. А защитить один дом, стоящий на отшибе, намного легче, чем мои разбросанные объекты. Трех-четырех человек вполне хватит. Мы разместим их с разных сторон, и в разных местах, от подвала до чердака, так что они никого не упустят…
— А потом? — спросил отец.
— Так это ж ясно! — провозгласил Степанов. — Они…
В этом момент я услышал громкий крик Ваньки. Признаться, я совсем забыл о брате, увлеченный разговором.
— Борис! — истошно вопил он, и в его голосе слышался неподдельный ужас. — Борька! Где ты?
Я высунул руку из-за трубы и помахал ей в воздухе. Движение оказалось неожиданно болезненным: я только сейчас обнаружил, насколько затекло мое тело от долгого сидения неподвижно и скрючившись в три погибели. Руки и ноги онемели, спина болела. Я забыл обо всем на свете и ничего не замечал, настолько меня захватил доносившийся разговор. А теперь мое тело напомнило о себе.
Ванька заметил мою руку и заорал:
— Эй, выходи оттуда! Это ты или не ты?
Я сделал ещё одно усилие и высунулся из-за трубы. Мой братец продвигался ко мне маленькими неуверенными шажками, его красноармейский наряд был растрепан, ружье потеряно, а лицо — белее мела.
— Блин лохматый! — он поспешил ко мне. — Я испугался, что это не ты! Я никогда в жизни не был так…
— Тсс! — я прижал палец к губам. — Иди сюда, и сиди тихо как я! — прошептал я ему отчаянным шепотом. Я решил, что Ванька перепугался, долго меня не находя, и вообразил, будто я наступил на какую-нибудь подгнившую доску, которая проломилась подо мной и я свернул себе шею. Других объяснений, с чего ему быть таким дерганым, я не находил. А поскольку я наглядно продемонстрировал ему, что я жив и здоров, ему следовало теперь успокоиться и дать мне дослушать разговор до конца.
— Но… — заикнулся Ванька, но я выразительно погрозил ему кулаком, показывая, что ему надо заткнуться. Он уставился на меня с разинутым ртом, не в силах уразуметь, что со мной происходит и не спятил ли я, но я поманил его к себе и пальцем указал, куда приложить ухо. Он так и сделал — и аж поперхнулся, едва расслышал первые слова.
— Кто это? — возбужденно шепнул он.
— Степанов, — ответил я. — Заткнись и слушай!
К счастью, мы почти ничего не пропустили. Времени от первого Ванькиного крика до того момента, когда он присел к трубе, на самом деле прошло совсем немного, не больше половины минуты, просто описывать такие сцены всегда довольно долго — ведь надо рассказать о всех движениях, которые совершаешь за долю секунды, намного быстрее, чем пишешь или читаешь о них.
— …И, таким образом, они заметят любого, кто попытается подобраться к дому, — продолжал Степанов. — Застукают его на месте преступления! А там они оформят его в полировочку — хороший будет урок, чтобы больше ни у кого не возникало сомнений в моей способности оградить от всяких неприятностей любые строения, любое имущество и любых людей, которые мне нужны! Такой урок, что даже самые тупоголовые кретины запомнят его надолго, и будут как ошпаренные отскакивать от всего, на чем стоит мое имя!
— И, разумеется, чтобы этот урок был хорошо усвоен, его надо будет разгласить по всей округе? — спросил отец. Он старался говорить очень взвешенно, следя за каждым словом — чтобы, как я понял, не наступить ненароком на какую-нибудь больную мозоль Степанова.
— Конечно, надо будет! — согласился Степанов. — Вас волнует, что если с этим паршивцем случится что-нибудь совсем неприятное, то милиция может связать это с вами? Не беспокойтесь. Это будет один из тех случаев, когда все отлично знают, что произошло с негодяем, но милиция ни за что не может ухватиться кроме смутных слухов, которые улетают из рук как струйки дыма! Ну, будут ходить по городу страшные байки — сами знаете, когда люди наслушаются таких баек, они ещё неохотней, чем прежде, идут на любое сотрудничество с легавыми. У нас достаточно рек, озер и болот, чтобы спрятать все концы в воду! — он коротко рассмеялся.
— И все же мое имя будет связано с этими слухами, — заметил отец.
— Помилуйте, Семеныч! — живо возразил Степанов. — Все будет связано только с моим именем, и это просто грандиозно сыграет мне на руку! А что касается вас… Вам ведь угрожали, хозяин, верно? Следовало вам позаботиться об охране после таких жутких угроз? Милиция знает Чумовых как облупленных, поэтому нисколько не удивится, что вы решили подстраховаться, заботясь о своей безопасности. Почему вы обратились не к милиции, а к добровольцам из местных жителей? Так это и козлу понятно! Во-первых, милиция не смогла бы охранять вас день и ночь, у неё других забот хватает, во-вторых, она бы охраняла открыто, и всегда было бы слишком заметно, когда ваш дом под охраной, а когда нет. А ребята добровольцы могли нести дозор незаметно и круглосуточно, сменяя друг друга, и застигнуть эту сволочь поджигателя врасплох! Когда они увозили его с острова, скажете вы, он был жив и здоров, и больше вы ничего не знаете. Кажется, они говорили о том, чтобы сдать его в милицию, но точно вы не помните, вы были слишком взволнованы. Вот ваша история. Милиция, конечно, навестит и меня, и я устрою все так, что не будет никакого официального расследования. Да, подтвердят мои дуболомы, мы везли его в милицию, но по пути он ухитрился уловить момент, когда наша бдительность ослабла, вывернулся и убежал. Мы пытались поймать его, но в темноте он сумел ускользнуть. Уже несколько дней нигде не появлялся? Значит, где-то прячется. Может, в лесах, а может, умудрился впрыгнуть в товарный поезд, и уже на другом конце страны. С такого идиота, как один из Чумовых, станется… а хозяин, который попросил нас о помощи и не может ничего знать, он ведь оставался на острове. Словом, ваше имя останется чище белоснежного смокинга! — голос Степанова вдруг предательски дрогнул — еле-еле, но достаточно, чтобы и до нас это донеслось — и мне подумалось, что, наверно, совсем не просто так сорвался у него с языка белоснежный смокинг, когда он подыскивал подходящее сравнение. Уж не его ли это голубая мечта — не видится ли ему белоснежный смокинг высшим доказательством успеха и победоносного шествия по жизни, которое можно предъявить всему белу свету? Что ж, в его гардеробе могли висеть хоть сто белых смокингов от лучших фирм, но он, в таком случае, мог только любоваться на них. Надевать белый смокинг для прогулки по улицам Города было бы просто смешно и нелепо. Насколько мне было известно, даже в нашем лучшем городском ресторане подобное одеяние соответствовало бы обстановке не больше, чем корове — седло. Ему бы просто исподтишка хихикали в спину, вздумай он появиться где-нибудь в белом смокинге, и даже страх перед ним не удержал бы людей от насмешливых ухмылочек в рукав. Да, в нашем городе ему было не разгуляться, и, может быть, он лелеял мечту когда-нибудь сколотить достаточный капитал, чтобы своим человеком войти в высшие деловые круги одной из столиц, Москвы или Санкт-Петербурга, где его эксклюзивные (у нас сейчас так любят это слово, что я тоже решил его употребить) костюмы будут более уместны.
— Ну, что скажете? — вопросил Степанов. — По-моему, я предлагаю честную сделку.
— Более чем! — заверил его отец. — Однако… есть два-три момента, из-за которых боюсь, я не смогу принять ваше замечательное предложение.
— Что за моменты? — голос Степанова сразу зазвучал резче и грубее.
— Во-первых, я слишком дорожу спокойной семейной жизнью в только что обретенном собственном доме, чтобы мне особенно нравилась мысль, что эта жизнь несколько дней и ночей подряд будет протекать на глазах у незнакомых людей…
— Ну, это легко уладить! — ответил Степанов. — Я ж сказал, что размещу моих людей в подвалах и под самой крышей, поэтому они вообще не будут с вами пересекаться. Вы даже не почувствуете их присутствия, уверяю вас.
— По-вашему, подвалы тоже необходимо заигрывать? — осведомился отец.
— Разумеется! У вас ведь не подвалы, а практически полуподвальный этаж. Высокий фундамент с оконцами у самой земли, вроде отдушин — даже не оконца, скорее, а щели, но какому-нибудь худенькому пареньку раз плюнуть в них протиснуться, предварительно выставив стекло — а там только и делов, что полить керосином ближайшую груду сухих досок, выбраться назад, поджечь смоченную в том же керосине тряпку, кинуть в подвал и быстро удрать! Полыхнет так, что весь дом разом охватит пламенем — может никого в живых не остаться! Поэтому пусть лучше мои люди подежурят в подвалах несколько дней, береженого Бог бережет.