Ходоки во времени. Освоение времени. Книга 1 - Виктор Васильевич Ананишнов

– Это что же, – засомневался Иван, – если моя квартира появилась десять лет тому назад, то проникнуть в неё с дороги времени можно лишь с глубины прошлого в те же десять лет? А, например, в пирамиду Хеопса, в её пустоты, только начиная движение к настоящему со времени её строительства?

– Ты всё правильно понял.

– Интересно… Значит, хочешь попасть в помещение, то… не знаю, как сказать… э-э… поднырни во времени под его стены или ограды?

– Так, Ваня.

Учителю он, конечно, поверил, но столько до того уже наслушался о себе лестного, что решил проверить его слова на деле – попробовал войти к себе домой в близком к настоящему времени прошлом.

Не тут-то было! Ничто не предвещало как будто закрытия, как говорят ходоки, точки выхода-входа, называемой точкой зоха. А тут оно возникло непреодолимым идеально обработанным столбом, толстым пальцем уходящим в ровно освещённое небо. Верхушка столба, если она и была, терялась на светлом фоне. Иван с бессильным недоумение походил вокруг него – закрытие оказалось мёртвым. Столб, а в нём как раз вход в его комнату. Бетонные стены жилища превратились в неодолимый монолит. Осознав тщетность своей попытки, он сместился во времени в прошлое, а потом уже проявился в комнате.

Можно было бы сместиться в пространстве и проявиться у подъезда дома, в котором он жил, но не рискнул. Кто-нибудь обязательно увидит, разговоров не оберёшься, да и Сарый советовал этого не делать.

Встретив его, учитель хитро улыбнулся.

– Ну и что? – независимо прокомментировал его усмешку Иван. – Доверяй, но проверяй.

– А я, Ваня, сам такой. Мы с тобой друг друга стоим.

Нет уж, – хотел отмести подобные подозрения ученик, однако промолчал. Может быть, учитель прав. Ведь не даром говорят: с кем поведёшься, от того и наберёшься. Сам свои чудачества всё чаще отмечал, так чего отнекиваться от слов Сарыя?

Ходоки во времени

Однажды вечером наконец-то объявился Симон.

Прошло уже месяца полтора или того больше обучения, но это было его первое появление, хотя, как помнилось Ивану, он обещал приходить чаще и справляться о его удачах или неудачах. Правда, Иван подзабыл те посулы за сутолокой дней и ночей, преподнесённой Сарыем. Хорошо ещё, что время от времени их посещал дон Севильяк. Он что-то громко рассказывал, бесподобно хохотал, хлопал ободряюще по плечу ученика и уходил, оставляя того с опостылевшим учителем.

Симону Иван обрадовался будто родному. Начал бессвязно рассказывать об обучении и исподволь жаловаться на учителя, который стоял рядом и помалкивал.

– Не ябедничай! Всё делалось так, как нужно, – едва послушав его, отрезал Симон и добавил тоном, не терпящим пререканий: – У нас с тобой сегодня будет разговор совсем о другом.

Сарый на первую реплику Симона расцвел в улыбке: как же – похвалили. Его глаза излучали торжество. Вздёрнув лицо, он выразительно посмотрел на ученика, получившего по заслугам за непочтительное отношение к нему, к Учителю, но тут же увял под холодным взглядом Симона.

Выглядел Симон неважно. На его интеллигентном лице отразилась усталость много поработавшего человека, и ещё не пришедшего в себя; он ссутулился, опустил плечи. Тем не менее, одет был, как всегда, безукоризненно и с иголочки: старомодная тройка придавала его аккуратной фигуре лёгкость и определённый шик. Так, наверное, одевались в двадцатых или тридцатых годах двадцатого века щёголи Варшавы или Парижа. Из кармашка жилетки свисала тяжёлая цепочка от часов, Иван узнал чуть позже – массивного золотого брегета.

Сарый затаился мышью, сделался виноватым и предупредительным. Они с Симоном перекинулись между собой несколькими словами на неизвестном Ивану языке. После чего учитель заулыбался, опять посмотрел на ученика с вызовом и исчез из поля видимости – стал на дорогу времени, даже не простившись.

Иван дёрнулся и с трудом подавил в себе желание последовать за ним в прошлое: таким заразительным был уход Сарыя из реального мира в поле ходьбы.

Его порыв не ускользнул от внимательного взгляда Симона и вызвал у него мимолётную понимающую улыбку.

Расположились на кухне. Иван выставил на стол немудрёную снедь, что осталось от прожорливого Сарыя: кусочки колбасы и сыра, пакет молока, луковицу и хлеб. Симон ел с аппетитом, культурно, не то, что Сарый, а, насытившись, поблагодарил и помог прибрать со стола.

После он принял излюбленную позу. Такие позы были типичны, по представлению Ивана, у самодовольных монархов, да у людей с больным позвоночником: прямо, чинно, кисти рук на коленях.

Не мешкая, Симон приступил к делу, ради которого пришёл.

– Мы называем себя, как ты знаешь, ходоками во времени, – потирая колени ладонями, негромко начал он разговор, даже не разговор, а монолог. На Ивана он не смотрел. Создавалось впечатление его неловкости перед ним из-за мучительного поиска нужных слов для понятного и связного объяснения неведомых ученику сведений и понятий. – Достоверно, Ваня, неизвестно, как много нас – ходоков во времени. Тут разные причины. Так, например, не всякий знает или догадывается о своей прирождённой предрасположенности к передвижению во времени. Не знает он, не знаем и мы, то есть подсказать такому человеку некому. Так и умирает он в неведении о своих уникальных способностях, а ведь такое, Ваня, бывает у одного лишь на многие миллионы и миллионы людей Земли… – Симон помолчал, прикрыл глаза, словно прислушался к сказанному. Ещё раз напомнил: – Да, на миллионы! К тому же иногда даже знающий о своих способностях боится по различным причинам воспользоваться этим даром… Ну, мало ли что удерживает их от такого соблазна. Да, да, Ваня, именно, от соблазна! Ты тому пример… Продолжай, продолжай, ты мне не мешаешь, – поощрил он, когда Иван, внимательно слушая его, машинально взял гантели и сделал несколько заученных движений.

– Ходоки во времени, с точки зрения движения по дороге времени, бывают разными, – продолжал Симон, наблюдая за его упражнениями. – Некоторые очень свободно проникают сквозь время, мало ощущая его вязкость. Таких ходоков мы называем ренками. «Ага!» – отметил про себя Иван и положил гантели. Слово это ему хорошо было знакомо от Сарыя, да и Симон при первой встрече его упоминал. – Вот я и твой учитель – ренки. Но и временной диапазон движения у ренков неодинаков. Мы его называем кимером. У Сарыя кимер всего примерно до трёх с половиной тысяч лет, может быть, ещё плюс лет двести. У меня же – до семи тысяч. – Симон похрустел пальцами, давая возможность Ивану оценить диапазоны ходьбы во времени. – Есть другие ходоки. Им труднее… Они медлительны при ходьбе по дороге времени. Это – верты. Милейший дон Севильяк типичный верт. У вертов возможности движения во времени тоже различены, некоторые из них могут уходить в прошлое