Коррупция как механизм социальной деградации - Валентин Карасев

Одно из главных противоречий современности – противоречие между цивилизацией и природой. Оно достигло предела, и окружающая среда деградирует под натиском растущей антропогенной нагрузки. В самом деле, сегодня существованию цивилизации угрожает уже сама природа, не выдерживающая варварской эксплуатации. Так, человечеству предстоит реагировать на глобальное изменение климата, которое неизбежно последует за неумеренным потреблением природных ресурсов. Человечеству грозит также «парниковый эффект», который явится следствием неконтролируемого выброса в атмосферу углекислого газа. В результате начавшейся деградации природы на планете ежегодно исчезает 10–15 тыс. разновидностей биологических организмов. Это означает, что в следующие 50 лет Земля потеряет от четверти до половины своего биологического разнообразия. В XX столетии уничтожено около половины тропических лесов. Все это ведет к стремительному уничтожению генетических ресурсов планеты.

Не менее остры социальные проблемы. В XX в. возникли тенденции к тотальной дегуманизации общества и личности. Поэтому ныне как никогда остро стоят вопросы о правовых путях выхода из глобальных экономического и экологического кризисов, о новой миссии права, о естественно-правовой ответственности государств, их элит и политических лидеров.

Серьезная глобальная опасность, имеющая внутреннюю связь с экологической, – это углубляющееся неравенство между бедными и богатыми, которое вынуждает 75 % населения планеты буквально бороться за выживание. Но нельзя избавить человечество от этих угроз «в социально несправедливом мире», – отмечалось в материалах Конференции ООН в июне 1992 г. Об этом свидетельствуют такие цифры: с 1972 по 1992 г. совокупный общественный продукт возрос на 20 трлн долларов, но только 15 % этого продукта пришлось на долю развивающихся стран. Каждый ребенок, родившийся в развитой стране, потребляет в 20–25 раз больше ресурсов планеты, чем ребенок в стране «третьего мира».[49]

Сегодня можно утверждать, что обществу необходимо новое видение права в соответствии с изменившимся миром и необходимостью изменения развития цивилизации. По мнению А. К. Черненко, основу нового правопонимания должно составлять естественное право.[50] Вместе с тем никакого принятия глобальных, своевременных и эффективных правовых программ, которые могли бы быть ратифицированы в качестве норм национально-государственных законодательств, сегодня, к сожалению, не предвидится. Реализовать и даже принять такую программу не просто. Действительно, с методологической точки зрения право выступает здесь в форме «должного», а не «сущего». Понять «правовую природу вещей» еще не значит перевести это понимание на язык законодательной регламентации, обязательной для каждой, главным образом развитой, страны.

Практическая реализация всего этого возможна только тогда, когда само право, его содержание и методы его конструирования будут адекватны требованиям современного развития. Соблюдение же этих требований предполагает использование в качестве базисного иное содержательное определение права.

В век, когда темпы и содержание достижений научно-технической революции дают возможность насыщения потребительского интереса, человек в недоумении отмахивается от любых попыток выхода за границы реализации этой возможности.

Вместе с тем тот же процесс стремительного развития системы рационального научного знания рождает большое количество эмпирических фактов, отражающих процессы и явления такого уровня, закономерности и тенденции существования которого в границах рационализма объяснены быть уже не могут.

Следствием первой тенденции является отрицание философского, гуманитарного знания, как не имеющего практического значения при решении прагматических задач материального существования. В результате второй тенденции формируются теократические, сакральные и эзотерические системы вненаучного знания, для которых сила предначертанных свыше установлений также не нуждается в философском обосновании.

Общей качественной характеристикой этого, по сути двуединого, процесса выступает использование разума в качестве активного инструмента потребления. В первом случае речь может идти о материальном, вещественном потреблении, во втором – о потреблении некоторого количества ценностей духовных. При этом потребление как конечная цель деятельности выступает ее первопричиной в поступательном и нарастающем по темпам и агрессивному характеру процессе присвоения действительности, в том числе социальной и антропологической.

Присутствие отмеченного параметра в качестве одного из определяющих аттракторов развития современного человечества делает современность качественно отличной от всего предшествующего периода становления социальной истории. Разделение приоритетов в познании на духовные и материальные присутствует в человеческой деятельности с начала исторического времени. Однако применительно именно к процессу познания оно никогда, во-первых, не отражало потребительского мотива в качестве ведущего и, во-вторых, всегда свидетельствовало о двух гносеологических корнях единого процесса, конечной целью которого являлось освоение всего развивающегося поля материальной и духовной действительности.

Потребление как цель формирует средство своей реализации – техническое оснащение. Техника, усложняясь, создает технологические цепи, нуждающиеся не в своем осмыслении, а в идеологическом обеспечении в качестве рекламы, служащие не для роста потребления и насыщения всевозрастающих по мере развития мира потребностей, а для удовлетворения своих сиюминутных потребностей, навязываемых уже технологиями индустрии услуг.

Последнее утверждение свидетельствует еще об одном качественном изменении в современном мире. Он становится управляемым. Важно отметить, что управляемой становится сама социальная история человечества. Но двигателем этого процесса выступает не сверхзадача, средства достижения которой порождаются высоким уровнем культуры, отражающим познанные закономерности всей совокупности человеческого бытия, а тот же банальный потребительский спрос. Только если потребление мировых олигархов обеспечивается их финансовыми и иными ресурсами, то спрос на товары и услуги для основной массы потребителей формируется самими олигархами на выгодных для реализации собственного интереса условиях.

Здесь снова необходимо обратить внимание на то, что современный период исторического развития человечества характеризуется в числе прочих таким параметром, как глобализация. Глобализация в определенном смысле выступает как конкретно-историческая форма процесса социальной трансформации.

Социальная трансформация имеет, в свою очередь, двойственный характер. С одной стороны, качественные изменения и объекта, и субъекта социальных изменений в границах отдельных таксонометрических единиц сообщества, таких, как культуры, цивилизации или национальные государства, свидетельствуют об исчерпанности их внутренних социальных ресурсов. При этом на одном горизонтальном уровне наблюдается их столкновение по всем функциям, а по вертикали в ходе глобализации одни социальные системы втягиваются посредством модернизации в ареал цивилизационного сдвига, а другие – имеют тенденцию к деградации и распаду в прежнем социальном качестве. Однако этот первый процесс происходит в диалектических границах социального цикла развития.

Дело в том, что социальное движение в ходе реализации целей диалектического цикла пиковой точкой имеет переход спонтанного, биологически обусловленного, движения человеческого сообщества в субъективно управляемые формы социального направленного движения, т. е. прогрессивного развития. С позиции диалектики данная трансформация может рассматриваться положительно.

Вместе с тем попробуем выделить вторую сторону современного процесса социальной трансформации, облеченную в доминирующую социальную форму глобализации. Ее верхней границей является возможность складывания единого человеческого сообщества как рода. Сам данный феномен, с нашей точки зрения, еще находится в субстанциальном состоянии чистого, а не наличного бытия, а его свойства проявляются по большей части спонтанно. Следовательно, можно предположить, что мы имеем дело с возвращением к системному синергетическому циклу, но уже на новом для современного человечества качественном уровне. При этом еще не представляется возможным определить параметры новой системы ни в ее общей структуре, ни в конкретных формах реализации отдельных функций.

С позиций второго процесса ситуация в отношении оценки следствий первой стороны уже не столь отчетлива. Так, переход к управляемому социальному развитию, по сути – к сознательному управлению историей, диктует необходимость преобладания позитивного нормативного права. В свою очередь спонтанное формирование содержания, формы и функций системы более широкого и высокого эквипотенциального уровня предполагает инновацию не опережающего социальную практику сознания субъекта, а адаптивного мышления в условиях качественного изменения характера и границ окружающей среды. В подобных условиях господствующие позиции в философии права и правовой практике должно занять естественное право, однако как рефлексия осмысленное уже с позиций нового качества природы, человека и их отношения.