Я - чеченец - Герман Садулаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И как было не начать падать бомбам, когда в мягкой земле было вырыто столько бомбоубежищ, сумеречными магнитами притягивающих злобных железных ангелов?
Вот и в нашем совхозе. Рядом с усадьбой было поле, его то засевали кукурузой, то распахивали под пар, а то и просто так оставляли, на растерзание жесткому чертополоху с малиновыми гроздьями колючек. Потом прямо посереди поля выкопали длинное бомбоубежище, заложили сверху бетонными плитами и присыпали холмиком земли. Хотя в совхозе уже было одно бомбоубежище, совсем недалеко от нового, я помню, то, старое бомбоубежище, однажды спасло нас.
Главная игра для всех мальчишек, конечно, война. Но не всегда удавалось собрать достаточно большую ватагу, чтобы, разделившись на два лагеря, начать шумные боевые действия. Часто мы были втроем: я, Тимур и Рамзан. Тогда противником в войне назначался совхоз, со всей его живой силой и техникой. Это тоже очень интересно, играть в партизан. Мы совершали диверсии на железной дороге, однажды весьма удачно спустили с рельсов вагон минеральных удобрений. Натыкав в жгут гвоздей, подрывали шины грузовикам. Совершали налеты на склады гражданской обороны: вынесли целый мешок противогазов. А однажды сожгли немецкий штаб.
Немецким штабом в нашей игре была совхозная баня. Впритык к бане стоял бак с соляркой, ее-то мы и подожгли с помощью чадящей покрышки, и огонь быстро перекинулся на крышу строения. Тогда мы испугались и стали, в растерянности, чуть не в ладошках носить воду от ближайшей колонки, пытаясь потушить бушующее пламя.
А увидев бегущего на нас и матерящегося на двух языках одновременно совхозного сторожа, бросились наутек. Но куда было бежать? Можно было врассыпную, но кто поручится, что даже один из пойманных партизан под пытками не выдаст товарищей? Да и пыток не нужно. Если привести к родителям одного из нас и сказать, что мальчишек было трое, сразу станет ясно, кто остальные. Если поймают меня, значит, Тимур и Рамзан. Если поймают Тимура, значит, Рамзан и я. Если поймают Рамзана, значит, я и Тимур.
Решение пришло неожиданно. Завернув за угол ремонтного цеха, мы юркнули в щель полузасыпанного бомбоубежища. Для сторожа это, наверное, выглядело так, как будто мы провалились под землю.
А мы сидели, дрожа от страха, на сыром бетонном полу, в полумраке, и слушали, как прыгают лягушки в гулком эхе подвала.
44Жители усадьбы не прятались в совхозных бомбоубежищах. Лучше них было ПП-2, засекреченный пункт связи под землей, с тройным накатом бетона, сверху целая гора земли. ПП-2 никогда не бомбили — пункт значился как федеральный объект. Но это совсем другая история.
А длинное совхозное бомбоубежище посереди ничейного поля использовали как место утилизации невзорвавшихся зарядов. В нашей округе этим добровольно занимался Бислан Сабиров. Я хорошо помню Сабирова.
Пусть из смешанной семьи, но я был потомком известного и почетного клана, тэйпа Эрсной. В Шали старики знали 12 поколений моих отцов. Сабировы были пришлыми, какими-то кабардинцами, осевшими в Шали сравнительно недавно. Все низкие, коренастые, с неандертальской формы черепами. Статус чеченца надо было подтверждать. Бислан подтверждал свой статус, вступая в схватки со мной, аристократическим маргиналом. Он был на три года старше меня, что в мальчишеском возрасте немаловажно. Но, драться так драться. На шалинской улице никто не будет смеяться над тобой, если ты проиграл. Но будут презирать, если отказался от схватки.
Я, в основном, проигрывал более крепкому и взрослому Бислану. Но при каждой встрече, конечно, снова вступал в поединок. По традиции, если ты не можешь одолеть соперника, за тебя вступается твой старший брат. У меня старшего брата не было. Потом Бислана победил мой закадычный летний друг, Димка, но это опять совсем другая история.
Еще помню, как приехал домой после первой войны. Бродил по двору, вспоминал детство, пинал случайные предметы под ногами. Потом зашел домой и спросил мать: почему во дворе вверх дном, тут и там, лежат тазики, из которых кормили птичье население. И мама ответила. Под этими тазиками неразорвавшиеся шариковые снаряды.
Современные боеприпасы (осколочные, шариковые, фугасные, зажигательные) по своей мощности и поражающим факторам можно отнести к средствам массового поражения. Особенностью таких боеприпасов является огромное количество (сотни и тысячи) осколков (шариков, иголок и пр.) массой от долей грамма до нескольких граммов. Шариковые противопехотные бомбы могут быть, например, размером от теннисного до футбольного мяча и содержать около 300 металлических или пластмассовых шариков диаметром 5–6 мм. Радиус поражения такой бомбы зависит от калибра и составляет от 1,5 до 15 метров. С самолетов шариковые бомбы сбрасываются в специальных упаковках (кассетах), содержащих 96–640 бомб. От действия вышибного заряда кассета над землей разрушается, а разлетающиеся шариковые бомбы взрываются на площади до 250 тыс. кв. м (Сибирская государственная геодезическая академия. Ляпина О. П. Безопасность жизнедеятельности. Учебное пособие. Новосибирск, 2003).
После бомбардировок некоторые снаряды не разрываются. Чтобы они не детонировали случайно, сестра накрывает их тазиками. Потом по дворам ходит Сабиров, собирает их (Сабиров — собирающий бомбы) и взрывает в длинном бомбоубежище на поле. Мама говорит спокойно, буднично. Я холодею. Мама, ты раньше не могла сказать? Я ведь пинал там все ногами…
Сабиров будет собирать бомбы и во вторую войну. Это выглядело так: он приносил смертельный мячик к двери бомбоубежища, размахивался, кидал далеко вовнутрь и сразу захлопывал тяжелую металлическую дверь. Бомба взрывалась внутри, не причиняя вреда.
Иногда бомбы взрывались не с первого раза. Однажды он будет трижды кидать в темное чрево подвала железный шар. Потом зайдет, повертит его в руках и безразлично выронит на пол.
И бомба взорвется.
45Я снова пишу. Снова зима, холодно, и я снова пишу. Теперь я пишу много. Знаю, бессвязно, отрывочно, скомканно, спутанно, разбито, расколото… Нет сквозного сюжета. Трудно читать такую прозу, да? Легче читать сюжетную прозу. Чтобы хотелось перевернуть страничку, узнать, а что было дальше.
А что было дальше?
Дальше ничего не было. Снова зима и весна в городе, где не живут ласточки. Снова пишу. В колесе моего времени нет спиц. Просто тяжелый литой диск.
Мы напишем, правда. Может, даже я напишу: настоящие сюжетные романы и повести. В них будут герой и героиня, завязка, интрига, неожиданное развитие сюжета, второстепенные персонажи, развязка, вся композиция. Я напишу. Мне все равно больше ничего не остается делать; только писать.
Это потом. А сейчас, сейчас толчками выходит кровь. Это не темно-синяя венозная кровь, текущая размеренно и плавно, это алая, артериальная, она бьет фонтаном из горла, пронзенного стрелой, она рассыпается в капельки брызг, ее будет трудно отстирать, вы знаете?
Не читайте дальше.
И еще, это как кассетная бомба. Большой контейнер, он раскрывается в небе, из него, кучей небесных ежиков выпадают бомбы поменьше, размером с детский мяч, а в каждом мячике — смертельная начинка: шарики, осколки, иглы.
Что-то попало в сердце?
46Железные ворота, покрашенные в небесно-голубой цвет, наискосок от наших — это дом, где живет Доду и его семья. Две девочки, два мальчика. Сначала — две девочки, потом два мальчика. Так по возрасту. Самая старшая — Аминат, почти моя ровесница. Между домами тупик, засыпанный гравием. По нему и рассыпались мячики. В тот день самолет появился неожиданно, с самого утра. Все равно не успели бы добежать до ПП-2. Все произошло быстро. Почти случайная кассетная бомба. Аминат упала. Ни раны, ни крови. Открывает глаза и шепчет: больно… больно… здесь.
Рука ложится на сердце. Сняли кофту, майку. В области сердца — едва заметная точечка.
Доду завел автомобиль и несколько часов гнал до Махачкалы, через мины, посты, обстрелы. Хирург, осмотрев Аминат за минуту, скомандовал ассистентам: готовить операционную, наркоз. Игла попала в самое сердце. Но сердце не остановилось. Оно продолжало судорожно, с болью, толчками гнать кровь. И Аминат не умерла. Теряла сознание от боли по дороге, проваливалась в бездны, но вновь открывала глаза.
Дагестанский хирург вынул иглу из работающего сердца. Где, на какой международной конференции врачей он сделает доклад об этой уникальной операции? Какие практиканты конспектировали каждое его действие? Кто напишет о таком случае в специальном медицинском журнале или в диссертации? Какую он получит премию, какое звание?
Нигде, никто, никакое. Потому что этой операции не могло быть. Как не могло быть игольчатых бомб. Они запрещены Женевскими конвенциями и уничтожены во всех ратифицировавших соглашение странах. Россия не сбрасывала на Чечню кассетные бомбы, у России их нет.