Лучший друг - Ян Жнівень

сразу заговорил о любви к людям? Это же всего лишь исследование. Эксперимент, который я мысленно ставлю над ней. Она мне интересна как человек, чем-то похожий на меня, вот и думаю постоянно. Плюс она высказала довольно интересную мысль как-то.

– Врать себе еще хуже, чем врать другу. Я прощу тебя и на этот раз, и на тысячу вперед, а вот ты будешь жутко страдать, если не собираешься отдавать отчет своим действиям.

Егор посмотрел на этого странного человека, в очередной раз убедившись в том, насколько он, Егор, далек от понимания таких вещей. Яша потянулся и сказал:

– Я всегда знал, что ты добрый, но специально пытаешься удалиться от всех остальных, потому что боишься чего-то.

– Змей!

Тогда Яша, что странно, даже не понимал, чем была обоснована отрешенность Егора, а лишь догадывался из старых историй. Основной костыль в виде романтического образа, который себе подставил Егор, Яша не заметил.

Егор отмахнулся, и так они еще долго сидели, разговаривая на отвлеченные темы и созерцая медленно надвигающиеся грозовые тучи, точно показавшиеся Егору плохим знаком.

IV

Пятничный вечер выдался очень насыщенным. Весь день провели братья в потугах хоть что-то разузнать про пути, по которым можно добраться до дома в Барановичах, что находился почти в ста пятидесяти километрах от их третьего этажа. Заранее извлеченный из коробки «Гриф» обнадеживающе сверкал лампочкой в сторону, в которой находился родной старый дом на руинах ядерной пустоши. Эта маленькая коробочка с экраном со временем начала очень сильно давить на них, что и стало отправной точкой долгого злоключения.

Так, запивая все это обильным количеством спиртного, Лёша копался в горах карт и составлял всевозможные планы обходов и побегов. Младший брат, в свою очередь, делал списки и предугадывал все мелочи, которые в дороге так или иначе себя могут проявить. К часу ночи у обоих уже были готовы по несколько листов выписок и «выдержанных» в хмеле, трижды переписанных конспектов. Еще полночи они потратили на выяснения отношений и постоянные упреки в сторону друг друга. Никто не мог сойтись во мнении, так что в один момент братья даже усомнились в правильности своего решения отправиться в путь, если они даже собраться вместе не могут. И кто знает, какие разногласия могут стать камнем преткновения в их будущей дороге?

Протрезвев, остаток ночи они смотрели телевизор и разгружали мозг. Популярный сериал частного производства «Черная история белой страны», что рассказывал о бандитизме и жизни местной мафии в Беларуси 2090-х, крутили всю ночь, и братья по второму кругу начали смотреть захватывающую криминальную драму, филигранно выкручивающую и выворачивающую историю кровавого диктатора наизнанку, оголяя страшные аспекты тех времен. Правда, даже такое, казалось, тяжелое и правдоподобное произведение Лёша смотрел с опаской и долей скепсиса. Так, под фирменный длиннющий монолог главного героя на фоне пыхтящего завода, к которым вернулась страна в то время, братья и уснули.

Утреннее солнце предательски забило в лицо и разбудило Егора спустя всего четыре часа сна. Он весь сморщился, поежился и лениво уперся в брата, закутанного в тонкий плед, но сон не забрал его с собой, а выплюнул во внешний мир и совершенно выбил из колеи. Он встал, сварил крепкий черный кофе без сахара, с удивлением заметив в себе сходство с полковником Аурелиано Буэндиа (хотя общего у них мало что было), а после сел за исчерченные листы. Егор впервые почувствовал ощущение, что его организм что-то попутал во время сна – все тело ломало, голова совсем отказывалась связывать мысли воедино, но сон как рукой сняло.

Так он просидел над листом, успев за полтора часа только зачеркнуть пару пунктов и обматерить на бумаге все, что только посещало его взъерошенную голову. Зависть брала его, когда он видел сопящего и сладко прильнувшего к дивану брата, с фантастической ловкостью укрывшегося от утреннего солнца двумя пальцами нависающей сверху руки. Шальная мысль разбудить его и заставить браться за работу захватила его, но Егор успокоил внутреннего демона, поняв, что и делать-то нечего уже. Оставалось лишь собираться, уповая на удачу, ведь в такой дороге не могло быть четкого плана – он всегда зависел от случая.

На улице пахло все той же городской тоской: паленый шашлык, сгоревшая резина, которую плавили в закрытых на «вечную реставрацию» дворах, вонь из заводских труб, будто бы нарочно выставленных в жилых районах и, конечно же, печальный пейзаж зеленой и грязной Свислочи, медленно текущей по своему желобу. За ней виделся кусок Троицкого предместья, который уже был больше похож на большой памятник человеческому пофигизму, нежели на исторический мемориал.

В субботнее утро на улицах совсем не было народу. Егор быстро сбежал от всего этого за территорию «золотой ветки», представляющую собой местность в виде кривого кольца от станции метро Молодежная до Октябрьской, и выбрался в более цивильные парки, все так же закрытые на «вечную реставрацию».

Придя в один из таких парков, Егор тяжело упал на траву и разлегся на ней, подняв усталые глаза к небу, частично закрытому пушистыми лапами елей и редкими иголочками, торчащими из молодых, медного цвета веток сосен. Солнце тускло пробивалось сквозь зеленое покрывало и мягко падало лучами на траву, покрытую редкой росой. Егор закрыл глаза и постарался прочувствовать все ощущения, на которые только способно человеческое тело, словно стараясь тем самым придать себе сил и побудить организм работать. Он пытался насытиться маслами природы, которые бы успокоили гнетущие мысли. На душе стало теплее, голова немного разгрузилась, и он наконец, оставаясь мысленно с папой, который был где-то далеко и которого он столько лет хотел хотя бы увидеть одним глазком, упал в глубокий и сладкий сон…

V

…Но первое, что увидел Егор после своего досыпания на влажной траве, – это не лапы елей, не ехидную морду дикой лисы или уши робкого зайца, и даже не щебечущих птичек, а бледное личико, склонившееся над ним и поднявшее в удивлении волнистые брови. У Егора перехватило дыхание, и он вскочил, упав рядом с ней и больно ударившись спиной о выпирающий твердый корень сосны. Девушка смотрела на него и держала в руках еловые иголочки. Она закусила пару штук, рассосав кисло-сладкий хвойный сок, и спросила:

– Что заставляет тебя приходить в такие места?

Егор на время призадумался, а потом ответил:

– Не знаю. Раньше я приходил сюда для уединения. Иногда рисовал, но сейчас мне очень захотелось спать, ведь мы с братом всю ночь работали над планом и смотрели телик, – он