Как мой прадедушка на лыжах прибежал в Финляндию - Даниэль Кац

— Скажи лучше, жив ли он вообще…

Петербург заходился в истерике. Повсюду, чуть ли не под юбками нянь, гуляющих по парку с детьми, искали немецких шпионов. В гражданском отделе военной комендатуры Веру и Лену трижды допросили, сперва у входа, затем в вестибюле, затем в приемной коменданта; на все вопросы женщины давали правдивые ответы, ничего не скрывая, и в конце концов их пропустили к коменданту. Вера трогательно описала Беню, дескать, добрый отец и супруг, пролил кровь за святую Русь. «А потому, господин комендант, нам надо получить разрешение на поездку в Смоленск, мой муж там сейчас в госпитале. И еще как знать, жив он или мертв. Надо забрать его оттуда живым или мертвым».

Коменданта, толстого мужчину, было легко растрогать… Вере пришли на ум слова из Писания: «Тогда взяли Иеремию и бросили его в яму Малхии, сына царя… в яме той не было воды, а только грязь…» И Вера подумала про себя, что комендант, пожалуй, вот-вот… Однако комендант просморкался и сказал:

— Сударыня! Я тронут. Отечество нуждается в подобных женщинах. Наш государь…

Про себя же подумал: «Что это меня понесло?» Но остановиться уже не мог. Он повернулся к Лене и спросил:

— А вы, милая барышня, вероятно, сестра этого мужественного раненого или усопшего воина?

— Ничего подобного, — отрезала Лена.

— Вот как. Великолепно! Значит, он вам даже не брат. Восхищаюсь вами.

Он замолчал, постучал себя пальцами по виску и резко сказал:

— Это невозможно. Как вы думаете, что будет, если все жены, матери, сестры и бабушки в разгар военных действий бросятся забирать и утешать своих раненых родственников?

— Думаю, — с готовностью отозвалась Лена, — начнется дикая неразбериха. Жены, матери и дети пустятся колесить по стране, переполнят все казармы и госпитали, запрудят гостиницы и трактиры, поезда перестанут ходить, грузы застрянут. Военные действия нацело спутаются, а то и вовсе приостановятся. Очень может быть, мы проиграем войну. Если у врага не произойдет то же самое. И тогда всякая война станет невозможной!

— Так точно! Именно это и произойдет, — подтвердил комендант, замолчал и погрузился в размышления. — Ну, и что дальше?

Вера пнула Лену в лодыжку и воскликнула:

— Мы с вами совершенно согласны! Но ведь у нас случай исключительный, господин комендант!

— Тогда конечно, — согласился комендант. — Только что ж тут исключительного?

— А то, что это мой муж лежит раненый в госпитале, — терпеливо объяснила Вера.

— Очень огорчен, — сказал комендант, и, судя по его виду, это было действительно так. — Видите ли, Смоленск располагается слишком близко к границе. Штатских лиц туда не пускают. Вам лучше бы проехать в Тулу — в той стороне это самый близкий город вне района военных действий. Оттуда вы смогли бы установить связь с госпиталем в Смоленске. Правда, и в Тулу не так легко попасть, — задумчиво добавил он.

— Почему? — спросила Вера.

— Как почему? — обидевшись, спросил комендант. — Это очень нелегко. Можно даже сказать, очень трудно. Надо сесть на поезд в Тулу, но попробуйте взять на московском вокзале билет в Тулу — вас сейчас же сочтут за шпионок.

— Но ведь нас уже не раз проверяли здесь в Петербурге… и убеждались, что никакие мы не шпионы, — сказала Лена.

— Это совсем другое дело. В Тулу-то ездят одни туляки да шпионы. И по правде сказать, вы больше похожи на шпионов, чем на туляков, — учтиво добавил он.

— Вы очень любезны! — хором воскликнули Вера и Лена, а Лена к тому же сделала книксен.

— Но… смею предложить маленький план, — продолжал комендант, — надеюсь, вы не проговоритесь и не поставите меня в затруднительное положение. — Он запнулся, явно забыв, о чем только что говорил.

В помещении воцарилась тишина. Присутствие женщин действовало на коменданта усыпляюще… Но вот снаружи послышался шум, крики и конское ржание. Ржание, цоканье копыт, взволнованные возгласы все ближе… Затем шум стал удаляться. Комендант очнулся от забытья:

— Так вот… О чем это мы говорили? Вы покупаете в Москве билеты, но не до Тулы, а до Курска. Почему так? А потому, что до Курска можно проехать без особых хлопот, не привлекая к себе внимания. В Курск ездят только жители Курска или их родственники. Люди едут в Курск из Орла, Воронежа и даже из Харькова, не знаю почему, там вроде бы нет ничего особенного. Это надо выяснить, — сказал комендант и, взяв перо, хотел сделать заметку на память, но так и застыл с пером в руке. Вера громко кашлянула. — Итак, вы сидите в поезде. К вам в купе заходит, посвистывая, кондуктор, смотрит на вас, на ваши билеты, снова на вас и говорит: «Стало быть, дамы едут в Курск?» Вы улыбаетесь, киваете и, пока кондуктор компостирует ваши билеты, тихо мурлыкаете в унисон: «Тулалла тралалла, щеки надулалла» — и так далее, подмигиваете кондуктору и суете ему в руку две десятирублевки. Когда поезд останавливается на вокзале в Туле, вы, всплеснув руками, восклицаете: «Так мы в Туле? Нам совершенно необходимо купить отцу на память что-нибудь этакое сугубо тульское, чего бы это ни стоило!» — или что-нибудь в этом роде. Затем сходите с поезда, бежите по направлению к вокзальному киоску, но, не задерживаясь перед ним, пробегаете дальше и прячетесь за магазином.

— Но как же… — попыталась вставить Вера.

— Тем временем кондуктор сгружает ваш багаж с другой стороны поезда, — продолжал комендант, не обращая на Веру внимания, — и какой-нибудь кривой хохол, по имени, к примеру, Петро, принимает его. Когда поезд уходит, вы бросаетесь вдогонку за этим, к примеру, Петром…

— Каким еще Петром? — перебила Вера.

— Да за хохлом же! — воскликнул комендант. — И если вам повезет, вы догоните его. За десятку он соблаговолит вернуть вам багаж и, быть может, если будет в хорошем расположении духа, пустит вас к себе на квартиру. Знаю я этих хохлов, — добавил комендант. — Правда, может статься и так, — продолжал он, — что проводник вам попадется или болван, или не музыкальный, или вовсе глухой, или то, и другое, и третье, и не поймет или не захочет понять вашу байку про Тулу, а решит, что вы хотите подмазать его и открыть бордель на колесах между Москвой и Курском.

— Как вы смеете, господин комендант! — возмущенно воскликнула Вера.

— Я же сказал, что кондуктор болван, — прервал ее комендант. — Он может привести к вам в купе пару подвыпивших финских дельцов, которые едут в Киев продавать мебель в большие гостиницы. И что тогда? — Комендант встал. — Откуда я знаю? Почему вы меня спрашиваете? Собственно говоря, вам было бы лучше отправиться прямо в Крым, дожидаться там конца войны, а не мельтешить тут у меня перед глазами.

Тяжело отдуваясь, комендант что-то нацарапал на двух клочках бумаги и трижды грохнул по каждой печатью.

— Вот ваши разрешения на поездку! — пыхтя, сказал он и поклонился женщинам. — А теперь двигайте отсюда, дорогие дамы, и благодарите Создателя за то, что сегодня я в хорошем настроении.

И он разразился хриплым смехом, перешедшим в кашель, когда женщины закрыли за собой дверь.

Два дня Вера и Лена отдыхали в петербургской гостинице, делали покупки, ходили в оперу, собрались навестить одного родственника Лены, но он, увы… Наконец, отдышавшись, они снова отправились на извозчике на вокзал.

На вокзале было большое скопление народа, и, чтобы добраться до скорого на Москву, женщинам пришлось протискиваться сквозь плотную толпу. Поезд должен был отправиться с третьего пути, а нашли они его на шестом. Когда они уже взобрались на лесенку вагона, их и других пассажиров заставили спуститься на перрон, и поезд посредством нескольких маневров перевели на третий путь. Они перебрались в давке и толчее на перрон номер три и, измотанные, уселись на ворох своих дорожных сумок, и тут к ним подскочили два офицера — старший лейтенант и капитан. Женщины, вымученно улыбаясь, постарались напустить на себя бодрый вид. Один из офицеров сказал, что они будут счастливы, если дамы соблаговолят занять места в их купе. Дамы соблаговолили.

— Эй, Никитин, черт косолапый, занеси-ка в купе багаж дам, — приказал старший лейтенант своему денщику.

— Слушаюсь, — сказал тот.

Они уселись вместе с офицерами в уютном купе, поезд тронулся, офицеры закурили. Разговор зашел о войне.

— С войной все в порядке, милые женщины, — сказал старший лейтенант. — Разумеется, мы ее выиграем. У немца не хватает воображения. Австрия опять показала, что она насквозь прогнила. Не желаете ли еще шоколада?

— Спасибо, — сказала Вера. — Но если вспомнить опыт японской войны… Я такое слыхала!

— Это совсем другое дело, — возразил Ракитис. — Эти две войны нельзя сравнивать.

— Почему же нельзя? — спросила Лена. — Очень даже можно. То война и это война!

— Но войны совершенно различные.