Проклятие семьи Пальмизано - Рафел Надал

Витантонио также скучал по Франко, который летом превращался в незаменимого товарища. Они научились ловить рыбу на небольшой глубине, погружая в воду стеклянную банку, закрытую лоскутом ткани, рыбы заплывали внутрь через сделанный разрез, привлеченные приманкой – кусочками хлеба и сыра. Когда мальчишки, выныривая на поверхность, обнаруживали в банке пойманную таким простым способом добычу, они визжали от радости на всю деревню.

Жизнь на море была райской, и Витантонио и Джованна не понимали, почему в то лето тетя не отправила их вместе с двоюродными братьями и сестрами, как обычно. Однако накануне праздника святого Петра, когда дети уже стали потихоньку смиряться со своей участью, они переехали в старинный крестьянский дом Пальмизано, и, едва оказавшись там, Витантонио и Джованна забыли и о песке, и о рыбах, и о друзьях в Савеллетри. На окраине Беллоротондо, в доме, где в одиночестве жила Кончетта, было еще меньше правил, чем на побережье, и дети согласились, что так даже лучше. Они купались в бассейне с водой для полива, охотились в огороде на сверчков, бегали по оливковым рощам, пока крестьяне выдирали там сорный кустарник, а после вместе ужинали на кухне. Вечером все собирались на гумне, наслаждаясь прохладой. Взрослые пели и рассказывали истории, а дети играли в прятки до изнеможения и в конце концов засыпали на коленях у тети. Дом Пальмизано стоял в центре контрады, квартала из нескольких труллов с резервуаром для воды, хлебопекарней и большим гумном, который делили между собой три семьи – Пальмизано, Вичино и Галассо. Кончетта и Доната были единственными женщинами Пальмизано, оставшимися в Беллоротондо после трагической гибели мужей на войне, они и унаследовали совместные права на дом и три гектара виноградников и оливковых рощ. С тех пор как Доната переехала в центр Беллоротондо, Кончетта одна занималась рощами и виноградниками, а кроме того, ухаживала за коровой, свиньей и лошадью, которыми владела совместно с Вичино. Третьи соседи, Галассо, в жизни не могли бы позволить себе купить корову или свинью, даже пополам с кем-нибудь: детей у них было семеро, а земли один гектар.

Дом по привычке называли усадьбой, хотя он представлял собой скромное прямоугольное строение вокруг старинного трулла. Конусообразная каменная крыша трулла смотрелась очень изящно, и Пальмизано нарисовали на ней известкой большое солнце с волнообразными лучами. Сбоку к дому были пристроены еще два трулла; один предназначался для животных, а в другом хранились инструменты для работы в поле, туда же складывали и урожай оливок. В результате двух перестроек в основном корпусе здания были выделены две спальни – с расчетом на то время, когда семья разрастется, – но из-за Большой войны и тяготевшего над семьей проклятия они стояли ненужными. Несмотря на несчастья, Кончетта и Доната и не подумали сдаваться и, бросая вызов богам и людям, нарисовали в центре солнца, украшавшего крышу трулла, большую букву «П» – «Пальмизано». Посоветовавшись с Донатой, Кончетта забрала к себе в дом четверых старших детей бедняков Галассо, поскольку их семья ютилась в единственной комнатушке небольшого трулла.

Когда Тощий привозил ящики овощей и фруктов, во всем доме Кончетты стоял аромат, какой на площади Санта-Анна бывал только на кухне. В такие дни вся площадка перед входом была уставлена ящиками и корзинами с кабачками, луком и огурцами, пахнущими на весь дом. Ярким пятном выделялись помидоры, особенно первые поспевшие плоды сорта «Реджина ди Торре-Канне», – их выращивали особенно много, чтобы связывать в грозди и хранить до зимы. В отдельном ведре лежали первые фрукты – ранние сливы, груши «Сан-Джованни» и несколько персиков, а на буфете в гостиной стоял круглый поднос с горой источающих сладкий аромат мелких абрикосов всех возможных оттенков желтого и оранжевого, треснувших от жары и покрытых темными пятнышками. Еще пару ящиков абрикосов пристроили на полу кухни – Кончетта чистила их на варенье.

Запах овощей и фруктов не покидал их все лето. Постепенно созревали новые плоды, добавлявшие свои нотки в аромат, пропитавший стены дома. В конце августа консервировали в оливковом масле баклажаны, развешивали грозди жгучего перца, а спелые помидоры захватывали все комнаты. Дом словно окрашивали в праздничный красный цвет: повсюду тазы, ведра и корыта похожих на лампочки томатов. Три дня кряду тетя, Кончетта и жена Тощего набивали ими стеклянные банки и бутыли, заготавливая плоды целиком или в виде соуса на весь год.

Джованна помогала ошпаривать и чистить помидоры. При этом каждый второй она клала в рот, пачкаясь соком с ног до головы. Витантонио предпочитал сливы и персики – он съедал их в несколько укусов прямо с дерева. Чтобы отогнать пчел, привлеченных фруктовым соком, которым были вымазаны их лица, руки и даже ноги, Витантонио и Джованна бежали купаться в поливочном бассейне. В первый день, когда они обнаружили его в центре сада, купание длилось совсем недолго – дети залезли в воду, только чтобы показать, что им не страшно. Вода была не слишком чистая, на поверхности плавали полусгнившие осклизлые листья инжира и сновали водомерки, там же жили и жабы. Как только дети залезли в бассейн, их ноги погрузились в ил, а когда Сальваторе, сын Тощего, сказал, что иногда туда заползают змеи, они решили, что довольно, и, объявив, что замерзли, поспешно вылезли из воды.

Но через несколько дней они уже вовсю купались. Сальваторе учил Джованну плавать, поддерживая ее рукой, Витантонио наблюдал за водомерками и охотился на головастиков, уверенный, что сможет приручить их, когда они превратятся в лягушек. В середине лета поливочный бассейн высыхал и снова наполнялся водой только в конце августа, когда начинались грозы, однако, пока вода оставалась, купание было вторым по значимости событием каждого дня в списке, который Витантонио каждый вечер сообщал тете. А первым, конечно, были вечерние посиделки на гумне, когда они слушали истории взрослых и ждали, пока с моря подует ветер, чтобы идти спать.

Когда уровень воды в поливочном бассейне упал настолько, что купаться стало невозможно, они в первый раз отправились на экскурсию в Станьо-ди-Манджато, на полпути между Мартина-Франкой и Альберобелло. Правивший повозкой Сальваторе не подгонял шедшую медленным и размеренным шагом кобылу, которая не сбивалась с ритма, даже когда поднимала хвост и выпускала мощную струю, отчего Джованна и Витантонио умирали со смеху. Все утро дети бегали по лесу, а перед обедом искупались в темной и словно загустевшей воде давшего название местности пруда – станьо. Через некоторое время после обеда они вернулись на пруд, чем вызвали переполох среди шедших в Альберобелло крестьян: те иногда приходили к воде отдохнуть, но им и в голову не приходило в нее лезть. Потом они распевали двусмысленные песенки, лежа на лугу вместе со взрослыми, а ближе к вечеру пустились в обратный путь; Витантонио дали править лошадью. Постепенно поездки в Станьо-ди-Манджато вышли на первое место в вечерних рассказах мальчика о лучших событиях дня.

В конце лета Витантонио и Джованна собирали темные плоды инжира с тонкой шейкой с дерева неподалеку от поливочного бассейна, но не доносили до стола, съедая урожай прямо с дерева или по пути к дому. Дни становились короче, дети возвращались домой раньше и чистили миндаль, выбирая орехи по размеру. Смеясь и болтая, они катали их по кухонному столу, нажимая на скорлупу ладонями, пока та не отлетала.

В последний день сентября прошел небольшой дождик, отчего инжир полопался на деревьях, особенно сорта «Санта-кроче» и «Дель-абате». Напитавшиеся водой плоды никуда не годились, но дети все равно срывали их со смехом: треснувшие инжирины как будто разевали рты, показывая красную мякоть. Потом все сидели на кухне, Кончетта хлопотала у плиты. Почуяв сладкий запах томатного соуса, дети вытаращили глаза, пытаясь угадать, что она готовит, ведь в последнее время они ели только бараний горох и бобовое пюре с цикорием. Как раз в эту минуту вошла тетя. Увидев помидоры, она сразу разгадала замыслы невестки:

– Фаршированные баклажаны к воскресному обеду?

– Как говорится, что за Рождество без «пальцев апостолов» с кремом[15], что за Пасха без баранины с рисом или Духов день без пирога сарту?[16] Что за свадьба без засахаренного миндаля и что за лето без фаршированных баклажанов?

– Еще скажи, что сама все это ела!

– Я-то не ела, но так говорится.

– А еще по праздникам можно есть ореккьетте[17] с заячьим рагу или с дроздами, – добавил, входя, Сальваторе, принесший связку лука. – Точнее, можно было бы, если бы мы могли оставлять себе добытую на охоте дичь, а не отдавать ее хозяевам из Беллоротондо в знак верноподданнических чувств.

Доната и Кончетта с трудом сдержали одобрительные улыбки и притворились, будто не слышали.