Песнь копья (СИ) - Крымов Илья Олегович

* * *

Королева прошла по луговым цветам, росшим в коридорах дворца, преследуемая рысями. Она благосклонно принимала знаки почтения подданных, хотя мечтала поскорее скрыться с их глаз. Так сиятельная Цеолантис достигла королевских покоев, врата которых сторожили лаушани.

В прошлом эти могучие существа были друидами, чья связь с природой провела их через перерождение в существ леса. Огрубевшие бородатые лица ещё хранили узнаваемые, эльфийские черты. Власть лаушани над всем, живым уступала лишь власти айонн, ими нельзя было повелевать, но можно было давать им поручения. Так и поступил Арнадон, призвав двух древних леших на охрану своего покоя.

Они качнули рогатыми главами, открывая двери, чтобы сразу закрыть их за спиной женщины и вернуться к бдению. Королева прошла через несколько залов, где свет всегда был приглушённым, вечерним, и порхали светившиеся бабочки.

Цеолантис вошла в комнату, где на примятой траве валялись в беспорядке наряды, книги, украшения. Она ступала по бесценным сокровищам как по мусору, водя потерянным взглядом. Кошки нашли себе место, улеглись, но женщина-эльф ещё долго блуждала, живя в прошедшем времени, претерпевая ужас совета раз за разом.

Кроме двери, через которую она прошла, в помещении была и другая, закрытая на множество чародейских печатей-замков. А рядом стояло ростовое овальное зеркало. Королева встала перед ним и коснулась стеклянной глади, стала выводить знаки. В зеркале появились помехи, послышался белый шум.

— Что такое? — донеслось с другой стороны. — Ах, ваше величество. Сейчас я немного занят…

— Я хотела рассказать вам о последних новостях прежде чем это сделают ваши наушники.

— Право слово, Цеолантис, сейчас немного не время…

— Вы знали о том, что надвигается из Дикой земли? — спросила она прямо. — О красном тумане?

Ответ последовал не сразу.

— Мне известно об этом проявлении магии Крови. Оно стало возникать на границах Ривенского королевства и связано с нашествием чудовищ из Дикой земли.

— Значит, и вы не всеведущий. Так вот…

Она рассказал собеседнику о ходе большого совета, о том, что было сказано и о том, что было решено.

— Вот как… что ж, в нынешних условиях вы выбрали самый правильный ход. Я понимаю, чего это вам стоило.

— Мой брат… я боюсь его, — неживым голосом признала Цеолантис и перевела взгляд на запертую дверь. — Он любит Арнадона как бога, от которого жаждет откровений. Если он узнает правду… гнев Эгорхана убьёт нас всех.

— Вы хорошо справляетесь с ролью стража, Цеолантис.

Женщина-эльф не слышала его:

— Казалось, что брат умирал внутри и грозил смертью мне. Казалось, он обнажит меч…

— Я желал бы помочь вам в этой миссии, но сам должен выполнять свою часть дела, как Арнадон выполняет свою. Простите. Скажите лучше, что там с Сердцем?

«Уже? — подумала королева. — Попытка произошла вчера, но он уже всё знает. Разумеется».

— Агент так называемого дома Ворона попытался украсть его и почти преуспел. Я отправила бы в погоню лаушани и свою доверенную айонну, вор не скрылся бы от них, однако не понадобилось. На пути злодея оказался Эгорхан.

— Хм-м-м. Слуга Тьмы пытался украсть Сердце, — проговорил собеседник. — Это плохо. Плохо, потому что непонятно, как Тьма прознала и что собиралась сделать с таким уникальным артефактом. Он ведь абсолютно бесполезен для мёртвых богов.

— Сердце — драгоценнейшее из сокровищ, — напомнила Цеолантис.

— Сердце, — сквозь белый шум донеслись снисходительные нотки собеседника, — лишь символ, ваше величество. Оно и его мощь не принадлежат никому, а оттого и пользоваться им практически невозможно. Вам ли этого не знать?

Вопрос не нуждался в ответе.

— Я подозреваю, что у похищения мог быть скрытый мотив, Цеолантис. Но Сердце лучше перепрятать. Заодно и проследим за вероятными поползновениями. Прошу вас сделать вот что…

Пролог 3. Повелитель разбитых зеркал

Среди неисчислимых долин Драконьего Хребта была одна совершенно особенная, звавшаяся Керн-Роварром, — Могилой Великана. Она являлась именно тем, чем её называли, — огромным углублением в теле гор, где лежало мёртвое тело невероятной величины. Каменная плоть без чётких очертаний: руки и ноги, грудь и голова. Мёртвый великан из числа тех, кого гномы называли Зодчими, уже много тысячелетий покоился на ложе, окружённом пиками.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда-то долина принадлежала Горному Государю, однако триста лет назад из ниоткуда появился волшебник, назвавший себя Гедом Геднгейдом. Он изгнал Государевых слуг и объявил Керн-Роварр своей собственностью. В ответ на подобную наглость тогдашний владыка Кхазунгора послал в долину пятитысячное воинство. Затем десятитысячное. Затем привёл в движение триста тысяч щитов, тысячи орудий, рунных мастеров и громадных осадных гулгомов. Та армия могла покорить любой край мироздания, но большая её часть растаяла в бесплодных попытках отвоевать Керн-Роварр.

Восемь мучительных лет отняли у Кхазунгора несметное число жизней и ресурсов. Лишь тогда к долине прибыл сам Горный Государь и они с Гедом Геднгейдом подписали Договор Вечного Согласия и Взаимного Почтения.

С того дня великий маг, как говорили, ни разу и не покинул Могилу Великана. Он возвёл меж ступней ворота, выстроил на окружавших пиках парящие башни, которые отпугивали драконов, а ещё поднял к небесам крепость, прямо на голове исполинского мертвеца, — Зеркальный Оплот.

На мир снизошла ночь, и в ту пору хозяин долины пребывал на вершине своего жилища, в тридцатигранной зале с круговым окном, из которого можно было обозревать все стороны света.

Геднгейд обладал поистине статным обликом, жгучий брюнет не старше тридцати пяти с телом бога войны, каждое движение коего было преисполнено явной и величественной мощи. Мужественное лицо украшала клиновидная бородка и подкрученные усы; чуть длинноватые волосы были уложены к затылку безукоризненно, а глаза оттеняла сурьма.

Архимаг парил, заложив руки за спину и смотрел в овальное зеркало, которое также парило перед ним. По стеклянной глади гуляли помехи из-за активности анамкаровых пород, звук искажался белым шумом, однако слова сквозь пространство и время доносились разборчиво.

— Таким образом, ваше величество, я надеюсь обезопасить Сердце от дальнейших посягательств. Заодно, если кто-то всё же клюнет на нашу приманку, обещаю, я сам настигну его.

— Ваша задумка не кажется мне внушающей… — донеслось с другого конца канала.

— Положитесь на меня, ваше величество. И не забывайте, у каждого из нас есть обязанности, каждый из нас в ответе перед всем Валемаром. Ваш супруг инициировал этот союз, и он верен своим убеждениям. Не подведите его.

Движением брови уснувшее зеркало было отослано под потолок, к десяткам других таких же. В них мелькали картины далёких краёв, облики различных существ, разумных и не слишком. То и дело по зеркалам пробегали помехи, где-то более сильные, где-то терпимые. А кроме зеркал и самого Геда в зале был ещё один парящий предмет, — сфера материального света, которая держалась точно над его головой.

Через некоторое время волшебник материализовал перед собой иное зеркало, на этот раз не волшебное, но отражавшее его неизменный на протяжении веков облик. Рассмотрев знакомое в мельчайших подробностях лицо, Гед сделал глубокий вдох и с силой выдохнул. Зеркало отразило мгновенную перемену, — вместо прекрасного мужчины оно показало седовласого старика с бесцветными глазами и пятнами на коже. Он сохранил крохи былой красоты, но лишь крохи, лишь прозрачный, почти невидимый налёт себя прежнего.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Какое печальное зрелище.

Чувства, обуревавшие Геда Геднгейда, были связаны не с грустной горечью старости, а с грядущим обновлением. Ещё одним в череде.

— Нужно, — напомнил себе старик, — нужно.

Всякий волшебник всегда знал, что происходило в его обители, поэтому Гед Геднгейд, сосредоточив внимание, увидел, как гигантский ястреб-ягнятник прибыл в крепость. С этого величественного существа сошли двое, а навстречу им бежала прислуга.