Сентябрь (СИ) - Зарин Ярослав "RavenTores"

Оторваться от печатной машинки заставил стук в дверь. Тэйлос недовольно оглянулся: комната уже тонула в сумраке, солнце опустилось за крыши, и тени пролегли через улицу, заполнив собой и пространство его квартиры. Строчки на листе бумаги слились, слова были почти неразличимы, но ещё секунду назад он видел их все до единого. Поёжившись от неприятного ощущения, Тэйлос встал и зажёг лампу, только после того вспомнив, почему остановился.

Стук повторился, на этот раз более громкий.

— Иду, — отозвался Тэйлос, спешно оглядев комнату. Но прибираться, конечно, было уже поздно, так что он только посетовал, каким неприглядным предстанет его обиталище перед ночным гостем.

За дверью прислонившись к стене стоял Дэвид. Он был одет даже щеголевато, точно собирался на приём, а не зайти к другу.

— А ты не торопился, — заметил он. Его внимательный взгляд оказался почти физически ощутимым. — И не спал. Что случилось?

— Ничего особенного, — пожал плечами Тэйлос, наконец-то пропуская его внутрь. — Тут не прибрано, извини…

— Не имеет значения, я видел и куда более захламлённые места… Чем ты занят? — Энрайз ловко выставил в центр комнаты стул и сел на него верхом.

— Я… — Тэйлос не знал, как именовать то, что он делает. Было слишком смело сказать: «Я пишу книгу», потому что книга — если это была книга — писалась сама по себе. История выплёскивалась на бумагу текстом, совершенно не зная границ или законов литературного творчества, она сама собой завязалась и сама по себе раскрывалась, подобно цветку. Тэйлос, конечно, ещё не дошёл до кульминации, он словно читал параллельно тому, как писал, и понятия не имел, что же там будет на следующей странице.

Дэвид ждал ответа, и Тэйлосу пришлось отвернуться к столу. Он взглянул на отпечатанные листы и, решившись, собрал в пачку и последнюю страницу, выдернув её — ещё недописанную — прямо из машинки.

— Вот что я делаю, — выдохнул он, отдавая Дэвиду всё разом.

Тот словно и не удивился, только переложил страницы по порядку, прежде чем начать читать. Отвлечённо Тэйлос отметил, насколько сильна в нём привычка — он проставил вверху страницы номер, хотя был настолько захвачен текстом, что не помнил сам себя.

Энрайз между тем уже дочитал первую и перешёл ко второй. Внезапно Тэйлос заволновался, будто бы дал Дэвиду прочесть дело всей своей жизни, и теперь можно было ожидать насмешки или же критических замечаний.

Но разве должно ему волноваться за историю, которая пишет себя сама? Успел ли он вложить в неё хоть чуточку собственного мастерства?..

— Интересное изложение, — сказал Дэвид, не отрывая глаз от текста. — Очень любопытное. Ты давно задумывал эту историю?

— Я не думал над ней ни секунды, — едва сдержал выкрик Тэйлос. — Она пришла сама по себе. И я… не могу остановиться, едва сажусь к машинке, чтобы писать её.

— Как будто кто-то диктует тебе? — теперь Дэвид вчитался с гораздо большим интересом. — Удивительно.

Тэйлос вздохнул, стараясь хоть немного успокоиться. Он не знал, что именно в этой истории было удивительного, потому что сейчас не мог даже точно вспомнить всех сюжетных поворотов, если там были именно сюжетные повороты. Казалось, ему нужно ощущать пальцами клавиши машинки, чтобы сознавать историю целиком.

— Автоматическое письмо — истинное, я имею в виду, — очень редкая особенность для медиума, — почти снисходительно пояснил Дэвид. — Ты пишешь историю, рассказанную маленькой, но чертовски умной девочкой. Она, быть может, не знает всех имён взрослых, что её окружают, а потому зовёт их придуманными прозвищами, но совершенно точно подмечает такие моменты, которые могли бы многих чрезвычайно напугать… Скажи, — тут Дэвид повернулся, — что тебе известно о Глории?..

Но Тэйлос уже понял и сам, сумел наконец-то сложить все факты, и осознание обрушилось на его плечи подобно неумолимой морской волне, захватывающей берег.

— Она говорит со мной, — прошептал он, потому что не сумел совладать с голосом. — Она всё-таки пришла.

Дэвид не был бы своего рода экспертом, если бы не понял сразу, о чём идёт речь. Лицо его засияло, он снова посмотрел на страницы, которые держал в руках.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты — медиум, ты говоришь с мёртвыми, а они говорят через тебя. В этом сила твоего предвиденья!

— Разве предвидеть не означает смотреть в будущее? — резонно заметил Тэйлос, хотя всё внутри него дрожало.

— Прошлое влияет на будущее, — с радостью принялся объяснять Энрайз. — А уж смерть — постоянная спутница жизни. Глядя через неё, как через зеркало, ты видишь и отражения в будущее. Потому и…

— Запутанно, — признал Тэйлос. — Но ты можешь оказаться прав, хотя я понятия не имею, что и как происходит. Но… Марко… Марко умирает?

— Марко? — Дэвид нахмурился. — Кто такой Марко?

И Тэйлосу пришлось дополнять историю, с которой и началось его погружение в самого себя.

Дэвид долго молчал, то поглядывая на отпечатанные страницы, то потирая подбородок. Потом он посмотрел на Тэйлоса с прежним чутким вниманием.

— Не могу считать себя компетентным, прости, но мне кажется, что ты связан со смертью, — он тут же заторопился, вскинул ладонь, и Тэйлос едва не побежал взглянуть на себя в зеркало, чтобы понять, как изменилось его лицо, что Дэвид так бурно отреагировал на это. — Не торопись делать выводы. Вовсе не значит, что ты виноват в смерти Марко — будущей или уже свершившейся, какой бы то ни было. Ты видишь смерть, когда она неизбежна, и можешь принять послание с той стороны. Это… вполне обычно, если мы рассуждаем о метафизике, конечно.

— Пусть так, — отмахнулся Тэйлос и подошёл к окну. — Не желаю разбираться в этом сейчас.

— Устал? — понимающе переспросил Дэвид.

— Нет, не устал… — Тэйлос провёл рукой по лицу, словно снимая с него налипшие паутиной чувства и эмоции. — Это всё очень странно, как будто кто-то внутри меня открыл кран, и душа начала заполняться… чем-то… жидкостью, не имеющей отношения к нашему миру.

Дэвид положил ладонь ему на плечо — Тэйлос даже не заметил, когда он подошёл.

— Вот здесь можешь мне поверить, я видел многих… имеющих дар. И каждый обретал этот дар совершенно внезапно. Кому-то пришлось отказаться от собственной жизни, кто-то едва не оказался на пороге гибели в тот самый миг, когда обрёл силы. Видимо, дар до поры до времени спокойно спит внутри, пока не пробуждается, мгновенно заполняя носителя.

Тэйлос только кивнул. Ему было, в общем-то, безразлично, нормально ли это для проявления дара, или он на самом деле необычен, отличается от всех прочих. Понимание такого рода ничуть не помогло бы переживать то, что он сейчас испытывал. На самом деле в нём уже назревала потребность снова сесть за рабочий стол и продолжить печатать.

— Она зовёт тебя, — заметил Дэвид и это. — Пожалуй, тебе лучше сделать то, о чём она просит. Я принесу тебе чай.

Тэйлос послушался, хотя никогда прежде не писал в одной комнате с наблюдателем. Его всегда раздражали чужие люди рядом в момент работы.

Впрочем, Дэвид оказался достаточно деликатным. Он действительно заварил чай, поставив его так, чтобы Тэйлосу оказалось удобно между делом делать глоток из чашки, а затем словно испарился. Немногим позже Тэйлос понял, что Энрайз сел в углу, в тени, и почти не двигался.

Призрака — если это действительно надиктовывал призрак — не смущало присутствие кого-то ещё. Текст лился свободно, проходил сквозь память Тэйлоса, сквозь его пальцы и ложился чёрными отпечатками на свежую бумагу строка за строкой.

Он почти не осмыслял написанного, но сама собой сложилась живая картина о хрупкой девочке, которая за недолгую жизнь увидела слишком многое. И всё же Тэйлос никак не мог понять главного — что её убило?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Стало ясно — болезнь не приходила к ней, но что тогда позволило перейти на другую сторону? Даже в призраке оставалось ещё столько жизни, что Тэйлос едва ли мог не завидовать. И он страстно надеялся, что призрак расскажет всё до конца.

« …и тогда она велела мне одеться и повела гулять. Я думала, что прогулка будет такой же, как обычно, но оказалось, что мы идём в новое место. Никогда и не знала, что такие места бывают. Там висел густой табачный дым, я даже закашлялась поначалу. Много взрослых, к которым нужно было относиться очень почтительно… Я так хотела, чтобы мама хотя бы взяла меня на руки, как это обычно делает воспитательница, что мы зовём Плюшкой, но мама, конечно, ничего такого не сделала.