Много шума из никогда - Арсений Миронов

Напрасно. Я даже удивиться не успел. Волкогав неловко, но быстро ткнулся мордой в протянутую конечность. Глухо икнув. Гай отдернул руку — брызнуло чем-то темным и жидким, покатившимся пыльными шариками по песку, — а животное уже висело, уцепившись пастью, на Гаевом бедре.

Тут я успел удивиться и отозвал собаку. Просто выкрикнул команду «Отбой!» — звучную и лаконичную. Волкогав немедля оставил ногу дружинника при статус-кво и, радостно вращая хвостом и прижимая лицо к земле, побежал ко мне здороваться. Очевидно, крикнув «Отбой!», я случайно угадал его кличку — отсюда эффект.

Гай ругался. My God[50], как он ругался! Вы заболели бы от смеха, услыхав эту брань. Октябрята в моей школе заворачивали концы куда более умело, чем этот зрелый и не запятнанный высшим образованием мужчина. Упомянув прах каких-то там древних богов и пообещав утопить четверолапого врага в болоте. Гай затих, целеустремленно стягивая пальцами края убойной раны на бедре. Отбой между тем улыбчиво скалил на меня желтые от крови зубы и подобострастно тыкался носом в хозяйские колени. Щенок. Пупсик. Милашка. Говорят, после кастрации вы становитесь еще добрее…

Пальцы сами собой почесали милашку за ушком и наткнулись на что-то твердое. Под покровом грязной шерсти на звериной шее была намотана веревка. Кто-то уже пытался удавить тебя, радость моя? Видимо, не преуспел. Жаль беднягу, неглупый был человек.

Словно реагируя на матюкания дружинника, из пучин сада вынырнула Клуха. Очаровательно покраснев опухшим лицом, она вытаращилась на окровавленного Гая.

— А, Клуха, привет, — сказал я, — знакомься: это Гай. Прошу любить, но потом не жаловаться. Кстати, помоги ему в плане перевязки. Видишь, человеку неудобно.

Помахав немного руками, Клуха бросилась к дружиннику, отрывая на ходу подол своего… сарафана, видимо. Отвлекшись от бедра, Гай следил за ее действиями с видимым одобрением.

— Да что уж тамо… Безделица, — выдохнул он, превозмогая боль. — Порана чистая, без яду — как на суке затягнется. К чему уж и платие рвать…

— М-да, Клуха! — перебил я. — А… где народ? Где всякие там Гнеданы, Лита? Им задание имелось ужин приготовить, потом сауну с бассейном, массажисток и прочее… Я почти разочарован, Клуха!

Клуха сообщила, что Гнедан с Лито, натурально, пошли в баню — ждали-ждали меня, уж и все глаза проглядели, а потом отправились. Я рискнул выяснить, где оная баня находится, и получил на удивление толковый ответ, что за селом по-за рекой, где коровы. Оставив Гая в исцеляющих объятиях Клухи, я направился к реке.

Если это баня, то я — шведский летчик. Коровы, вынужден признать, были на месте — три или четыре особи. А вот бани… увы. Все, что мне предлагалось в качестве помывочного учреждения, — это подозрительное деревянное сооружение на невысоких сваях, торчавшее над водой и испускавшее клубы паровозного дыма. Я приближался. Изнутри донесся плеск воды о дощатый пол, хлестание веников и чьи-то визги — де… де… девичьи визги! Без лишних мыслей я взбежал по мокрым ступеням и вскрыл крошечную дверцу.

Рассекая плечом облака горячего пара, я спешил, увлажняясь на ходу, сквозь маленькую раздевалку, заваленную комками одежды. Впереди проступили очертания чьей-то атлетической фигуры, яростно содрогавшейся в телодвижениях. Это был Гнедан, и в руках его было по венику, и, возбужденно покрякивая, лупил он кого-то, размазанного внизу по лавке. Причем — Гнедан был далеко не одинок в своем оживлении. Более того. Сквозь мутные куски пара мелькали совершенно невозможные видения. В голове произошел отрыв, и мои действия дружно устремились в область подсознательного. Немудрено. Влажные, молоденькие, такие неосторожные — везде мелькали сплошные секс-символы!

Тело кинулось в гущу событий. И со всех сторон на тело посыпались визги, и брызги, и откровенные наезды веником. В горячем тумане ситуация напоминала игру в жмурки — из теплого мрака выныривали фрагменты узеньких нежных спинок, чьи-то розовые плечи, залепленные мокрыми волосами. Руки постоянно втыкались в живое: очевидно, людей было немало. Я слышал, что славяне — чистоплотная нация, но не ожидал, что так оно и есть. И что до такой степени. В этой бане было человек пятнадцать, не меньше — настоящая тусовка любителей групповой гигиены. Тут я понял, что я тоже любитель. Баня — это гуд. Народ, который не парится в банях, не может построить империю.

Бьюти, визжа, ускользали меж пальцев, а подсознание голосом Зигмунда Фрейда выкрикивало их обнаженные параметры: восемьдесят пять — шестьдесят — девяносто! Третий приз! Девяносто — шестьдесят пять — девяносто пять! Мисс Фото! Сто — семьдесят — сто! Приз Зрительских симпатий!

Зрительская симпатия, наполовину скрытая от оценок жюри мокрыми волосами, плеснула в лицо теплой жидкостью из ведра и покинула поле зрения. Тонкие руки, выделившись из жаркого дыма, стащили с моих напряженных бедер размокшие командирские штаны. Тут же отовсюду ударило раскаленными вениками — раздались вопли, и прекрасная половина человечества шумно набросилась на меня, пытаясь, видимо, задать жару.

— А-атставить веники! — заорал я, но березовые листья уже набились в ротовую полость, и протест как-то угас. Людское море отшвырнуло мое туловище к лавке. Ах, если б не веники! Приятную тяжесть навалившихся девичьих тел я готов был терпеть вплоть до отмены президентского правления. Но — загорелая садисточка, мелькнув мимо моих глаз скользкими бедрами, приблизилась с корытом вонючего уксуса, кровожадно блеснула зубами, накренила шайку, и…

— А-а-а!!! О-о! — Я вгрызся зубами в древесину лавки. Едко-пахучая кислота выплеснулась из корыта, разжигая кожу на спине и подготавливая ее к новой атаке веников.

«Девяносто — шестьдесят — девяносто!» — звонко щелкнуло в мозгу, когда смуглая гестаповочка отбросила корыто и радостно запрыгала, хлопая в ладоши и облизывая губы — а крепкие грудки с нежными коричневыми сосками запрыгали вместе с ней. «Первый приз! Золотое сечение! Мисс Турция!» — пронеслось в голове, и рудименты сознания активизировались.

— Урра-а! — взревел я, переходя в наступление. Мисс Турция поспешно прекратила аплодисменты и, всплеснув руками, юрко полезла под лавку. Честное слово, она убийственно похожа на мисс Турцию. Только волосы не черные, а рыжеватые. И ростом повыше. И глаза светлые. А так — копия.

Правая рука, парировав хлесткий наезд веника из можжевеловых колючек, освободилась на минутку и полезла под лавку. Там она планомерно нащупала увиливавшую от ответственности мисс Турцию. Последней это почему-то не понравилось — электрическая боль просверлила запястье: меня укусили!

Я зарычал от избытка ощущений и в едином порыве оторвал живот от раскаленной лавки. Реагируя на мой возглас, окружающие вдруг замерли, спрятали веники и попятились назад, укрываясь в дымовой завесе. Похоже, я вскричал слишком энергично — эротическое сновидение с массажистками утратило чувственную конкретность.

— А ну, девойки, полегче! Расступи по домам! — уловил я властный голос Гнедана. — Довели Мстиславку до грая! Ну, расступи, кому речь!

— Стоп-стоп-стоп! — поспешно забормотал я, высматривая Турцию под лавкой. — Ну зачем же по домам? Еще немного потанцуем!

Too late.[51] Девойки, потупясь и виновато улыбаясь, заторопились в раздевалку. Тщетно пытался я удержать их страдальческим выражением глаз: даже Турция мелькнула из-под лавки и заторопилась на выход. Взгляд прощально скользнул по ее спине и… плечам.

…Упустил. И все из-за Гнедана! Рыжий нехристь умудрился-таки испортить чудесную вечеринку с массажистками… Досадно, но пора заниматься бизнесом.

— Тебе, Гнедан, привет от старого князя Всеволода. — Я небрежно тряхнул челкой. Умирая, князь оставил нам одну шестую часть своего потерянного царства и солидный пакет акций Чернобыльской АЭС.

Никто не засмеялся. Народ ждал деталей о кончине начальника. Через неприкрытую дверь в баньку ломился холодный воздух — стало как-то просторно и даже не жарко. Подчиненные, важно скрестив руки на мокрых волосатых грудях, уселись на подоконник и приготовились слушать долгий и тоскливый рассказ про князя, его тетушек и их фамильные тайны. Напрасно. Я приготовил новости посвежее. Поиск княжеских деток — это моя интимная человеческая тайна. А вот про депешу Берубоя — такое можно рассказать.

— Господа, — начал я, постепенно сбиваясь на классику, — спешу сообщить вам пренеприятное известие: к нам плывет алыбер! Я перехватил почтальона с вестью о его прибытии.

Немая сцена провалилась с треском: Гнедан от радости вздрогнул и так резко дернул локтем, что выдавил оконную раму. Бычий пузырь с готовностью лопнул, и вместе с ним лопнуло мое терпение.

— Отбой! — сказал я. — Хорош гулять. Не надо аплодисментов. Расскажите лучше, почему все так восхищаются приезду этого алыбера?