Глаз Охотника - Деннис Маккирнан

Риата и Араван разбудили остальных еще затемно. Однако было уже не очень рано, ведь в северных широтах в это время года солнце встает поздно. И все же Фэрил чувствовала себя разбитой. Гвилли тоже явно недоспал: ночью он часто стонал во сне и просыпался от холода.

Варорцы вылезли из спальных мешков и вышли на свежий, бодрящий воздух. С небес на них все так же угрюмо взирал Глаз Охотника.

Когда варорцы возвратились в убежище, в воздухе стоял аромат свежезаваренного чая, который смешивался с едким дымом от горевших лепешек из кизяка. Путники позавтракали быстро: Риате не терпелось поскорее отправиться в путь. Она нервно ходила взад-вперед, поминутно выглядывала в дверной проем, устремляя свой взгляд на юг, туда, где в лучах догорающих звезд выступали темными силуэтами горы Гримволл.

Погонщики занялись обычными утренними делами: они растопили снег и принялись наполнять водой фляги, в изобилии имевшиеся у каждого из них.

Барр пояснил:

— Собака нужно много пить. Им давать хозяин. Тогда быть сила. Кушать снег — нехорошо, собака холодно внутри. Тогда нужно много пища, чтобы согреться и возвращать сила. Но иногда пища мало, и мы давать много пить. Пить — хорошо: много сила.

Погонщики поили собак перед дорогой, возвращались и опять наполняли фляги растопленным снегом. Варорцы помогали им.

Араван и Риата тоже не сидели сложа руки: они плотно сворачивали спальные мешки, запаковывали кухонную утварь и продукты.

Когда все собаки были напоены, варорцы и эльфы принялись складывать поклажу на нарты. В это время Барр, Чука и Рулюк запрягали собак: коренников пристегивали позади упряжки, ближе к нартам, где могла особенно пригодиться их сила, а самые быстрые и легкие собаки оказались впереди. Барр приговаривал: «Сила позади, скорость впереди».

Последними запрягли вожаков — Шли, Лэску и Гарра.

Повинуясь знаку Барра, Гвилли и Фэрил залезли на нарты и накрылись теплыми шкурами. Погонщик обернулся, проверил, все ли готовы к отъезду, и скомандовал: «Вперед!» Собаки всей тяжестью налегли на постромки и медленно двинулись в путь, постепенно разгоняясь и набирая скорость. И вот они уже неслись по бескрайней заснеженной равнине. До слуха Гвилли доносились крики погонщиков с упряжек, бежавших позади них.

Они спешили навстречу первозданной природе, навстречу лунному свету, гаснувшим звездам и Глазу Охотника, зловеще пылающему на самом краю небес.

Через час пути на юго-востоке наконец показалось солнце, озарив своими лучами небольшой кусочек неба. Тишину то и дело прорезали крики погонщиков. Подобно предвестникам дурного, вдалеке черно-серыми каменными громадами вставали Гримволлские горы. Фэрил и Гвилли переглянулись — им было страшно.

— Не бойся, любовь моя. — В голосе Гвилли звучала решительность, которой он в действительности не ощущал. — Когда мы познакомимся с Гримволлом поближе, он перестанет казаться нам таким зловещим.

Фэрил вновь принялась пытливо всматриваться в далекие горы, надеясь постичь их истинную сущность и справиться таким образом со своим страхом.

А собаки все бежали вперед, с каждым шагом приближаясь к этому гнездилищу опасности, где, судя по слухам, обитал ночной народец.

Они ехали весь день, примерно раз в два часа ненадолго останавливаясь, чтобы размять ноги и напоить собак. Во время одной из таких стоянок они перекусили вяленым мясом и сухарями, но вскоре опять двинулись в путь. Собаки бежали быстро, и с каждым разом горные вершины Гримволла маячили все ближе и ближе.

Под лучами закатного солнца они наконец остановились на ночлег, уже почти вплотную подобравшись к горам. Здесь, в неглубокой болотистой лощине, леденящее дыхание Гримволла ощущалось не так сильно.

Сегодня вечером собакам не дали перед сном лососины: их кормили через день.

В наскоро разбитом лагере было нечем согреться: хоть путники и захватили с собой оленьи лепешки, их нужно было сохранить до утра, когда придет время заготавливать питьевую воду для людей, варорцев, эльфов и собак.

На небе опять появился Глаз Охотника, волоча за собой огненный хвост, а земля продолжала сотрясаться от подземных толчков.

В предрассветные часы Гвилли и Фэрил вновь принялись наполнять фляги растопленным снегом. Заранее почувствовав приближение варорцев, собаки повылезали из сугробов, в которых провели ночь, и начали радостно отряхиваться от снега. Их пушистая шерсть, как всегда, сослужила им ночью хорошую службу: она была такой плотной, что не пропускала ни холода, ни тепла, и снег, в который они зарывались с головой, не таял.

Наскоро перекусив, путники продолжили свой путь к Гримволлу, который теперь был уже совсем близко: казалось, протяни руку — и сможешь дотронуться до мрачной громады.

— Страк, страк! — кричали погонщики-алеиты, и собаки послушно бежали вперед по снегу, блестевшему, как серебро, в лучах луны. Солнце наконец зажглось на небесах, но путешественникам не дано было согреться в его лучах: на них падала зловещая тень Гримволла. Но вот они достигли берега широкой, покрытой льдом реки у самого подножия горной гряды.

— Венстр! — прокричали погонщики один за другим и, свернув налево, упряжки понеслись вдоль берега.

Так прошло около часа. Внезапно Барр скомандовал: «Станна!» — и, нажав ногой на дощечку позади нарт, принялся тормозить. Постепенно собаки перешли на шаг, а вскоре и вовсе остановились, настороженно озираясь по сторонам.

— Что стряслось, Барр? — спросила Фэрил, скидывая с себя шкуры и слезая с нарт.

Погонщик мрачно показал на лед, где алело маленькое круглое пятнышко.

— Кровь, — сказал он и тут же крикнул по-алеитски, обращаясь к Чуке и Рулюку: — Блёд! Зёрге фор дин спанс! — Барр снова повернулся к Фэрил, к которой уже успел присоединиться Гвилли, и пояснил: — Я говорить им, чтобы смотрел собака. Лед порезать лапа.

Погонщик начал обходить собак, внимательно осматривая лапы каждой, и наконец нашел двух, у которых из подушечек сочилась кровь. Он вздохнул и направился к сумке, стоявшей на нартах, из которой извлек…

— Башмачки! — восторженно воскликнула Фэрил и, несмотря на то что ей было очень жалко собак, не смогла удержаться от смеха: — Собачьи башмачки!

— Ренхуд, — проворчал Барр, но невольно улыбнулся искреннему восхищению дамны. Он принялся надевать башмачки стоявшим неподвижно собакам, каждая из которых терпеливо ожидала своей очереди. Туго затягивая шнурочки, погонщик приговаривал: — Защищать от порез. Собака не любить, но носить, пока бежать.