Похождения иркутского бича - Евгений Ладик

— Как не называй, а брать у мертвого — мародерство. — И пошел прямо на север, туда, где сливались две могучие реки Алдан и Лена, и где на сотни километров не было жилья, кроме охотничьих зимовьев и заброшенных хатонов.

Вторую неделю Марк блуждал по аласам. Вначале он пытался выдерживать направление на север, но аласы, ведущие на север, неожиданно кончались тупиками, и тогда приходилось лезть то через гари, то идти по ернику, то через бурелом[8]. Марк пошел по пути наименьшего сопротивления, туда, где легче идти. Несколько раз он ночевал в заброшенных якутских деревнях. Пытался разводить костры прямо в хатонах, но дым быстро выгонял его на улицу. В лесу у костра оказалось теплее всего, хотя и требовало значительных физических усилий: наготовить на всю ночь бревен, нарубить ерника на подстилку. Однажды он вышел к охотничьему зимовью. В зимовье стояла железная печка, и Марк две ночи провел в нем, но больше не стал, заскучал. Ходьба придавала какой-то смысл его существованию. На десятый день кончились продукты, и Марк оказался в положении Робинзона. Вокруг летала, плавала и бегала всевозможная пища, но как ее добыть с одним топором? Марк был сугубо городским человеком, т. е. твердо знал, что еда продается в магазине. Откуда она попадает в магазин, он в общем виде представлял, но только в «очень общем». Рыбалкой он иногда занимался, но сейчас у него не было ни крючка, ни лески. Выстрелить из ружья по утке, зайцу или ондатре, которыми кишели здешние озера, он тоже сумел бы. Но где взять ружье? От мысли изготовить лук он отказался сразу. В детстве мальчишками они стреляли из луков, и он прекрасно помнил с какой меткостью. Нет, если зайца привязать к пеньку метрах в трех, то с третьего или четвертого выстрела он в него попадет. Из рогатки он стрелял лучше, и даже резина у него была — жгут из аптечки, но где набрать гаек или хотя бы камешков? Как-то ему попалась гильза 12-го калибра, и он вспомнил еще одну разновидность детского оружия, среднюю между рогаткой и луком. Расковыряв топором и гвоздем отверстие в гнезде для капсюля, чтобы пролезла стрела, Марк отрезал кусок резинки от жгута и привязал концы к гильзе. Выстрогал стрелу, просунул в отверстие в гильзе и натянул резинку-тетиву до отказа. Стрела улетела метров на сто. Марк сделал несколько стрел с наконечниками из проволоки и консервных банок — этого добра в якутской тайге валяется не меньше, чем в Подмосковье, и целый день тренировался в стрельбе. К вечеру ему удалось метров с десяти подстрелить кулика. Кулик был чуть больше скворца, но голодный Марк сожрал бы и воробья. Ночью он сел у озера, замаскировал себя ветками и стал ждать, когда ондатры выйдут на вечернюю прогулку.

Озеро, метров двести в поперечнике, лежало почти на одном уровне с окружающей местностью. Бывает, что такие озера замечаешь, только свалившись в воду. Марк сидел и слушал. В тайге о цивилизации напоминают только иногда пролетающие самолеты, других шумов нет. Городскому человеку, с его огрубевшими слуховым аппаратом, кажется, что в лесу стоит мертвая тишина. Но, когда уши немного отойдут — то есть барабанные перепонки отмякнут в тишине — начинаешь слышать почти неслышимое. Жука-древоточца слышишь метров за сто — как он сверлит упавшую лиственницу, метров за пять слышен шелест муравейника, бекас, пикирующий чуть не в километре от тебя, кажется реактивным истребителем и шуму производит не меньше.

Первый плеск раздался почти на другом конце озера. «Ондатра», — догадался Марк, присмотревшись, увидел водную дорожку, оставленную плывущей ондатрой, потом вторую, потом третью. Ондатры то пересекали озеро, то плыли вдоль берега. Наконец одна оказалась метрах в десяти от Марка. «Ну, ближе, ближе», — заклинал тот. Но ондатра вдруг нырнула, на секунду подняв над водой свой жирный зад. Марк, уже приготовившийся стрелять, расслабился и решил запастись терпением. Ондатра вынырнула у самого берега в двух метрах от Марка. Рука выстрелила сама, автоматически. Только увидев стрелу, торчавшую в спине у зверька, Марк ощутил охотничий азарт. Ондатра сделала слабую попытку уйти под воду, но тут же всплыла, уткнувшись мордочкой в берег. Шашлык, даже без уксуса, вышел превосходный. Мясо ондатры нежнее и вкуснее баранины. В эту ночь Марк подстрелил еще трех ондатр. До отвала наелся, а оставшееся мясо засолил. С солью у него проблем не было, в одном из хатонов стоял мешок соли, видно, колхозники подсаливали сено в стогах. Марк набрал с килограмм. Теперь, убедившись в своей охотничьей сноровке, он решил прекратить скитания, остановиться, наготовить запасов пищи, а потом выходить к реке Лене, к людям. Марка достало одиночество.

Целую неделю Парашкин пахал, как первобытный человек. Ночами охотился, днем коптил и вялил мясо, а также рыбачил. Все-таки он нашел рыбацкую снасть, обыкновенную литровую банку из-под борща, или, может, перловой каши, что валялась на высоком красивом берегу большого озера. Такие места, обычно, выбирают для привала. Кто-то перекусил у костра и выбросил банку, не гадая, что Марк превратит ее в орудие лова. Опять помогли детские воспоминания. Закрыв банку воронкой, изготовленной из картона или рубероида, ребята насыпали в нее сухарей и опускали в речку. Глупые пескари на запах хлеба залезали через отверстие воронки внутрь, а обратной дороги найти не могли, конус воронки мешал увидеть маленькую дырку. Зато стекло в воде становилось абсолютно прозрачным, и рыбки тыкались в невидимую преграду, дожидаясь, когда рыбак вытряхнет их из банки. Пескарей в озере не могло быть, но гольяны ничуть не умнее своих речных собратьев и на порядок прожорливее. Они отлично лезли в банку не только на крошки, но и на внутренности ондатры. Марк каждые двадцать минут доставал банку и потрошил рыбок, то есть просто надавливал большим пальцем на брюхо, и все кишки вылетали наружу. Затем, обволакивал в соли и вешал вялиться на солнце. За четыре дня Парашкин наготовил вяленого мяса и рыбы на две недели. Рюкзак потяжелел, но свой груз не давит. До Лены примерно двести километров — за десять дней должен дойти. Марк по компасу нашел запад, прикинул по какому аласу идти и двинулся в сторону великой сибирской реки Лены.

Глава 10

Река Ильена. Одинокая башня

Ученые объясняют название Лены от тунгусского Ильена — большая вода. Наверное, так оно и есть, но все-таки Лена — имя русское. За этим именем видится светловолосая, голубоглазая красавица. Такая она, Лена, и есть — прозрачная голубая вода, светлые небеса и белые ночи. Лена не просто мила или красива, она прекрасна, ибо величественна. Лена самая большая река в стране. Уступает по площади бассейна только Оби, зато на 750 километров длиннее. В мире не более десятка рек сравнимых с Леной — Амазонка, Ла-Плата, Конго, Нил, Янцзы, Миссисипи. Но сравнимы только количеством воды, а никак не качеством. Лена собирает свои воды на тех же хребтах, что и Байкал, и так же чисты ее воды и девственны берега, почти не тронутые цивилизацией. В ряду очеловеченных русских рек — Волга-матушка, Амур-батюшка, Дунай-богатырь — стоять и Лене с эпитетом «прекрасная».