Ясновельможный пан Лев Сапега. Враг России № 1 - Л. Дроздов

«Удивительно много успели сделать за шесть или семь часов: казна была вся опечатана и новые чиновники добавились к тем, кто уже служил этой семье. Двенадцать тысяч стрельцов и военачальников создали отряд для защиты стен великого города Москвы; стража была также дана и мне для охраны Английского подворья», – свидетельствует Джером Горсей [85, с. 87]. На наш взгляд, именно это обстоятельство – предварительная готовность и быстрота – указывает на наличие заговора, все необходимые меры были приняты заранее.

Тем не менее английский посол сэр Джером Баус, со слов Горсея, дрожал, каждый час ожидая смерти. Вспоминая это время, сам Баус писал: «Кончина Иоаннова изменила обстоятельства и предала меня в руки главным врагам Англии: боярину Юрьеву и дьяку Андрею Щелкалову, которые в первые дни нового царствования овладели Верховною думою. Меня не выпускали из дома, стращали во время бунта московского, и Андрей Щелкалов велел сказать мне в насмешку: царь английский умер» [92, с. 14].

Главные заговорщики – Богдан Бельский и Борис Годунов – вышли на крыльцо в сопровождении родственников и окружения. Митрополиты, епископы, иная знать собирались в Кремле, отмечая, так сказать, дату своего освобождения. Это были те, кто первыми на святом писании и на кресте желали принести присягу и поклясться в верности новому царю – Федору. Два других боярина-опекуна, Никита Романов и Иван Мстиславский, отбывшие из дворца на обед, узнав, что случилось, поспешно появились в Кремле в окружении вооруженных людей. Стрельцы отказались открыть ворота опекунам, но потом пропустили их через калитку (правда, без вооруженной стражи). Начал собираться народ. Стрельцы схватились за оружие. В случае успеха Бельский мог ликвидировать регентский совет и царствовать от имени Федора единолично. Над Кремлем нависла угроза новой тирании.

Однако Бельский и его сторонники не учли важного фактора, каковым был народ. Столкновение около кремлевских ворот вылилось в открытое восстание. Его датируют 2 апреля (по другим данным – 9 апреля) 1584 года. Захватив пушки на Красной площади, повстанцы повернули их в сторону Фроловских ворот. Стрельцы попытались разогнать толпу. Во время перестрелки было убито около пятиста двадцати и ранено около ста человек. Такой нежелательный поворот событий заставил выслать на площадь бояр для переговоров. Людская толпа решительно требовала на расправу Бельского, который олицетворял жестокие порядки, установившиеся при последнем самодержце, так что Федору и его окружению пришлось проститься с этой одиозной личностью. Народу было сообщено о высылке Бельского, после чего волнения в столице улеглись.

Отставка Богдана Бельского радикально изменила расстановку политических сил в Московии. Прежде всего, она способствовала усилению власти Бориса Годунова и Андрея Щелкалова. Оба они давно готовились к захвату всей власти в стране, потому как знали: наследник Ивана Грозного совершенно не способен к самостоятельному правлению. Несмотря на то что беспокойство и волнения немного утихли, новый мятеж мог вспыхнуть в любую минуту.

Тем временем собирались делегаты на Земский собор. На нем должны были объявить Федора новым правителем. Андрей Щелкалов и Борис Годунов старались избегать всевозможных непредвиденных ситуаций. Было решено закрыть границы государства. Чтобы нейтрализовать рвавшегося обратно домой с важной информацией литовского посла Льва Сапегу, Щелкалов попросту посадил его в тюрьму, а через некоторое время послал в Речь Посполитую Андрея Измайлова с сообщением о воцарении на престол Федора [110, с. 84]. В заточение вместе с Сапегой попали все члены посольства. А вместе с ним в Москву ехало еще двести семьдесят пять человек, из них двадцать девять купцов [40, с. 100]. Это были глаза и уши Льва Сапеги, но, увы, все они были нейтрализованы. Но, собственно, необходимость в глубоком изучении состояния дел в Московии отпала сама собой, ведь произошло главное: Иван Грозный умер. Более благоприятную ситуацию трудно себе представить. Государство осталось без главы – лучшего не придумаешь. Но вместо того, чтобы в скором времени направить уведомление королю, все члены посольства вместе с Сапегой сидят в тюрьме, как в той белорусской пословице: «Трапiў у нерат – нi ўзад, ні ўперад». В Москве послов закрыли на посольском дворе – шагу не сделать. Высокий забор отгородил их от всего мира. Не только человека нельзя увидеть, но и ветру повеять неоткуда. Личность посла не внушала хозяевам особого почтения. «Здесь меня держали как некоего заключенного, даже дырки в заборе законопатили, да вокруг двора поставили стражу, чтоб следила за мной днем и ночью», – так обрисовывает сам Сапега ситуацию, в которую попал в Москве [71, с. 354, 355]. Но он все-таки смог через своих людей сообщить Стефану Баторию московские новости, воспользовавшись дипломатическими формальностями. Грамоты и послания, которые привез Сапега, были адресованы персонально Ивану Грозному, поэтому требовалось заменить их новыми бумагами на имя Федора Ивановича. Для этого нужно было вернуться на родину. Однако сделать это самому не удалось. Пока не был избран новый великий князь, на отъезд посла бояре не соглашались. Им было важно иметь его в качестве заложника.

На первой аудиенции, которая проходила 12 апреля 1584 года, Лев Сапега стал свидетелем противостояния между боярскими группировками. На его замечание о неподобающем отношении к посольству никто из бояр не обратил внимания. Их мысли были сосредоточены на борьбе за власть. Впечатления Сапеги от встреч с московскими боярами были не из лучших. Он воочию познакомился с нравами, царившими в Кремле, стал свидетелем возмутительного поведения бояр, между которыми с восхождением на престол нового великого князя еще более возросла конкуренция и взаимная неприязнь. Каждый старался как можно выше подняться по иерархической лестнице, приблизиться к трону, приобрести новые привилегии и земли.

Перед аудиенцией московские бояре, несмотря на присутствие иностранных послов, потеряв всякий стыд, а может, и разум, чуть не поубивали друг друга из-за места в ходе переговоров. Так и не придя к соглашению, многие из них после непристойных споров со злыми ругательствами и непередаваемыми взаимными оскорблениями уехали из Кремля [52, с. 15]. Надо сказать, что биограф Льва Сапеги рисует московскую политическую элиту в самых черных красках. На самом деле нечто подобное происходило и в других государствах, в том числе в Речи Посполитой. Сапегу ничуть не смутило то, как московиты борются за власть. Прием иностранного посла – это как раз та сцена, где и должны быть получены ответы на вопрос «кто есть кто в Московском государстве?». Он, один из первых иностранных послов, понял, что вся реальная – исполнительная власть – сосредоточена в руках трех царских чиновников не самого высокого происхождения: Бориса Годунова да братьев Щелкаловых – Андрея и Василия. Именно они да князь Федор Михайлович Трубецкой остались вести переговоры с послом Стефана Батория.

Как уже указывалось, к концу первого дня переговоров было решено отправить посыльных к королю в Речь Посполитую за новыми грамотами. После долгой волокиты бояре все же согласились на это, хотя и без большой охоты [52, с. 15]. Следует отметить, что в первый же день Сапеге удалось на равных вести разговор с человеком, управлявшим московской внешней политикой долгие годы, – Андреем Щелкаловым. Литовский посол не только не уступил ультимативным требованиям московского «канцлера» «править посольство» к великому князю Федору, но смог убедить его, что это было бы нарушением дипломатической практики. Более того, договоренности с Федором не имели бы юридической силы, так как на переговоры с ним Сапега не был уполномочен.

Тем временем в Речи Посполитой объявились посыльные Льва Сапеги. Они доложили королю о состоянии дел в Московии, о трудностях посольства, и это позволило молодому послу с честью выйти из сложной ситуации. Но хоть новости Баторий узнал вовремя, фактор внезапности, безусловно, был потерян, да и король не мог начать военные действия против Московии в наиболее подходящее для этого время – когда не было монарха и царили беспорядки.

В Москве же очень активно готовился Земский собор. Кандидатура Федора на нем была поддержана, тем самым были подтверждены и полномочия правительства во главе со Щелкаловыми и Годуновым, стоявшими за спиной Федора Ивановича. 31 мая 1584 года состоялась торжественная коронация Федора в Успенском соборе Кремля. Сапега на ней не присутствовал, а потому был лишен возможности насладиться этим действом, которое, как и следовало ожидать, не обошлось без скандала. Не дождавшись окончания церемонии, уставший от ее продолжительности Федор передал шапку Мономаха князю Мстиславскому, а тяжелое золотое яблоко (символ государства) – Борису Годунову, чем привел всех присутствующих в крайнее замешательство.