Хулиганы с Мухусской дороги - Ардашес Оникович Овсепян

Мать распахнула дверь, и Сабина в тот же миг вернулась из воображаемого пятнадцатого века. Переживая, что мама застала эти исторические карикатуры и, как бы не пришлось высокой натуре, решающей судьбы людей, опускаться до уровня оправдывающейся шизофренички, она вылетела из комнаты. Приветственно кивнув попивающим в кресле кофе маминым подругам, она схватила красный кошелек и вышла из дома. Три женщины, провожая ее взглядом, гадали над тайной ее наряда. Мать даже побежала за ней, чтобы окликнуть, но, быстро вернувшись, резюмировала:

— Такой уж возраст! У всех свои тараканы.

***

Ирина Анатольевна привыкла к жизни в Москве. Семейный переезд, состоявшийся пару месяцев назад, тяготил ее не меньше, чем дочь Сабину. Москва девяносто пятого, потрясенная развалом страны, уступала по благоустройству ведущим европейским столицам и имела свои неудобства. Однако с бытом в послевоенном Мухусе она не шла ни в какое сравнение. Будучи женой бизнесмена, воспользовавшегося кризисом и сколотившего на приватизации целое состояние, она стремилась в бомонд московского общества. Покупала брендовые вещи, читала литературу, учила языки, оттачивала манеры. Никак не из интереса. Исключительно, чтобы не попасть впросак на светских мероприятиях. Но неожиданное и не подлежащее обсуждению решение мужа вернуло семью на родину.

Снаружи трехэтажный дом, купленный за баснословные для Мухуса деньги, имел изъяны. Причиной тому было нежелание хозяев привлекать к себе излишнее внимание. Поэтому особняк не выделялся из общей городской картины, но внутри все складывалось иначе. Ирина Анатольевна с карт-бланшем от мужа в качестве компенсации за переезд творила ремонт, как могла и хотела. Причем довольно быстрыми темпами. Работа шла каждый день. Отшлифовали паркет, начинали клеить обои. Не понравились обои на стене, которые Ирина Анатольевна лично выбирала, заново клеили уже другие. Лучшая мебель свозилась со всей страны и иногда, минуя блокаду, даже из-за границы. За бесценок скупали ценные художественные работы, чудом пережившие пожары и не нашедшие места в тяжелое время. Справедливости ради стоит признать, что шустрые мухусчане под предлогом шедевра продавали Ирине Анатольевне и хлам, но опять же, все за те же копейки.

Одна история вообще запомнилась членам семьи надолго.

Молодые ребята принесли в дом портрет какой-то женщины и заявили, что это — сама Мона Лиза! В крайнем случае, ее бесподобная, максимально приближенная к оригиналу копия. Ирина Анатольевна краем уха слышала о картине и даже знала о какой-то там загадке. Но откуда Моне Лизе быть в Мухусе? Тогда торговцы, не придумав ни одного аргумента, скинули цену на двадцать пять процентов.

С первых же секунд Ирина Анатольевна утонула в загадочном взгляде незнакомки, попав пальцем в небо, что полотно могли и украсть. Соблазн купить известную картину за цену золотых сережек увлекал и дразнил самолюбие. Она дала аванс и велела зайти за остатком после обеда. Картину повесила в зале на самом видном месте. Тетя Люся и тетя Вера также слышали о работе Да Винчи и никогда её не видели, но это не помешало им изумиться. Конечно, они тоже удивились, откуда Мона Лиза появилась в Мухусе, но сочли, что Ирина Анатольевна, человек богатый, может многое себе позволить. Несколько минут глядя на портрет, они наслаждались. К тому же на дворе девяносто пятый год, интернета и в помине нет. А если читатель до сих пор противится признать возможность такой примитивной ошибки, то предлагаю вспомнить следующие работы: «Девушка с персиками», «Дама с горностаем», «Бедная лиза», «Девушка с жемчужной сережкой». Эти и многие другие, не менее значимые в мире живописи, произведения, также попадали в руки общественности и не всегда были узнаны. Так что судить о человеке только потому, что она не имела достаточно опыта, чтобы отличить подделку от оригинала, — дело хоть и лёгкое, но далеко не самое этичное.

Ирина Анатольевна выдержала паузу, дав в полной мере вкусить зрителям находку, а потом спросила:

— Что вы видите?

— Изысканность! Аристократичность! Фешенебельность! — говорили наугад по очереди подружки.

— А вот и нет. Глядя на эту картину, нужно видеть загадку. Но вы не расстраивайтесь, опыт приходит с годами.

В тот день тетя Люся и тетя Вера смотрели на Ирину Анатольевну как-то по-особенному, как обычно смотрят на одаренных людей за их одаренность. Ирине Анатольевне это так польстило, что она отказалась от скидки и благодарно переплатила изначальную цену. Только вернувшийся домой супруг хохотал так, что коллекционеру пришлось несладко. Ирина Анатольевна перевесила картину подальше, но выкидывать не стала, ведь муж все-таки — не суд последней инстанции. Вдруг выяснится, что это хоть и не Мона Лиза, но какая-нибудь Поли Катя, о которой он скорей всего ничего не слышал. И тогда она непременно вернула бы и картину, и чувство потерянного творческого вкуса на всеобщее обозрение.

Тетя Люся и тетя Вера были одноклассницами Ирины Анатольевны. На их долю выпала тяжелая жизненная ноша. Страна, в которой они родились, казавшаяся им нерушимой, полетела, словно карточный домик. Рассыпалась на множество новых стран. Некогда братские народы ввели танки, чтобы убивать. Лучшие сыны Страны души взялись оспаривать свое право на свободу, которое, если отбросить решение товарища, хотя нет, не товарища, а просто Сталина, они имели исторически, если не больше, то уж точно не меньше, чем любой другой бежавший от коммунизма народ.

Люся, попавшая в блокаду Лачраукта, не чураясь никаких дел, выполняла любые поручения, способные помочь общему делу. Ценой жизни ходила по несколько десятков километров в день в поисках провианта в горные села. Вера и вовсе, бабочкой порхая по местам сражений, воевала медсестрой. Хотя до сражений умела только измерить давление и сделать внутримышечный укол. Но война, как двигатель прогресса, многому учит. Под конец боевых действий она уже умела «собирать людей по частям».

Одинаковых в юности подруг, учившихся в одном классе и прошедших столь разный путь, вновь свела судьба. Их встречи поначалу давались тяжело Ирине Анатольевне. Она с годами становилась все краше. Никогда не жалела на себя денег. Привезла целую коллекцию фирменной косметики. Нашла в Мухусе мастера по ногтям и бровям. Питалась исключительно по рекомендациям диетологов. Выжимала максимум по уходу за собой. Другое дело — ее подруги, положившие на алтарь победы свою жизнь и женственность: загрубевшие от полевых условий руки, выпавшие от невозможности лечения зубы, превалирующие над прядями натурального цвета седые волосы.