Ледяная кровь - Андреа Жапп

– Ах, нет… Вашей смерти? Никогда, мсье. Что делать? Что делать, чтобы навсегда остаться с вами?

– Иными словами, вы…

– Тише, – прервала она его. – От дамы нельзя требовать подобных признаний.

– Я грубиян, мадам. Тысяча извинений. Но вы опять заставили трепетать мое бедное сердце, которое я считал уснувшим. Что делать? Я перебрал все решения и понял, что существует лишь один выход. Если ваша мать заберет вас, она вас погубит. Вы молодая, красивая, соблазнительная. А она стареет, и у нее нет иного будущего, кроме неблагодарной работы в Суарси. Ее женская ревность не будет знать передышки. Она чувствует, что вы завоевали меня, признаюсь, без особого труда.

Эд так умело набросал соблазнительный портрет Матильды, противопоставив ее матери, что девочка, не задумываясь, согласилась с ним.

– И какой же этот единственный выход, мой дорогой дядюшка?

– Зовите меня Эд, прошу вас. Не напоминайте больше о наших связях, которые ранят мое сердце.

– Эд… Я тысячи раз шептала ваше имя, мсье. Итак, выход?

– Монастырь, моя прелестница. Монастырь, где вы будете гостить пять недолгих месяцев до вашего совершеннолетия.

– Монастырь?

– Вы поедете туда как гостья, а не как облатка. Своего рода духовное уединение, как это делают многие высокородные дамы королевства, в том числе и дочь короля, мадам Изабелла.

– Мадам Изабелла? Правда?

– Разумеется, и многие другие.

– Пять месяцев – это так долго… В монастырях можно умереть от скуки.

– Пять месяцев – и свобода, навсегда. Вы, я… Но вы такая красивая, такая изящная, что я опасаюсь, как бы однажды вы не покинули меня…

– О нет, мой… Эд, мой нежный Эд, – пообещала Матильда, предчувствуя, что скоро замок Ларне станет недостаточным для будущего, о котором она мечтала. К тому же сводный дядюшка никогда не получит от Церкви разрешения жениться на племяннице. – Ну что же, мой нежный Эд, нас ждет короткая разлука. Но молю вас, выберите женское аббатство, более привлекательное, чем Клэре.

– Я уже подумал об этом, – солгал Эд, который искал самый удаленный от Ларне и Суарси-ан-Перш монастырь. – Вам надо написать короткое письмо и объяснить, почему вы хотите на время покинуть светское общество и воссоединиться с Богом… Так я огражу нас от гнева Аньес.

Выбор Эда пал на Аржантоль, женское аббатство ордена цистерцианцев, основанное Бланкой Наваррской и ее сыном Тибо IV Шампанским. Это аббатство полностью отвечало его желаниям. Удаленность, поскольку Аржантоль находился в Шампани, и суровость. Устав, написанный святым Бенедиктом, был строгим, вменял в обязанность бедность и строгое затворничество в стенах монастыря и возводил в догму ручной труд.

«Твои хорошенькие ногти будут рыть землю, прекрасная кокетка, твоя поясница будет разламываться от боли при сборе хвороста, и тебе придется колоть лед в тазу, чтобы умыться».

– Прошу вас, Эд, диктуйте.

Все время, пока Эд подбирал слова, как можно более убедительно свидетельствовавшие о том, что его племянница сделала окончательный выбор, он смотрел на нее, полуобнаженную, сидевшую на неудобном табурете. Он видел, как монахиня подносит нож к ее прекрасным волосам, режет, стрижет их. Он видел, как длинные курчавые пряди падают на землю. Он видел, как из глаз Матильды градом льются слезы, орошая ее маленькие груди. Он даже чувствовал запах грубой льняной рубахи, которую надевают ей через голову. Шлюха!

Когда мать разыщет ее, невыносимая глупая болтунья станет уже совершеннолетней. Ничто и никто не сможет забрать ее из монастыря, которому он пообещал щедрый дар. Вернуть девочку означает вернуть деньги. Эд сумеет убедить аббатису, что племянница ведет себя неподобающе и он, дядюшка-опекун, заботящейся о ее благополучии и чистоте души, вручает Матильду Богу и дисциплине, чтобы направить племянницу на путь истинный. И как славная женщина, которая окажет ему такую услугу, сможет проверить, что он вовсе не является опекуном мадемуазель?

Шлюха!

Шартр, дамские бани, улица Бьенфэ, Бос, декабрь 1304 года

Од де Нейра потянулась всем телом и залюбовалась своей молочной кожей, слегка порозовевшей после горячей ванны, ароматизированной эссенциями розы и лаванды.

Одетая только в вышитые шелковые туфельки, она рассматривала себя в маленьком зеркале, висевшем в ее личной кабинке. Совершенство. Она всегда была совершенством, вплоть до прекрасного чела, изящная линия которого стала еще длиннее благодаря эпиляции, как того требовала мода. Это не было ни тщеславием, ни кокетством. Тело и очаровательное лицо были самым надежным оружием, не говоря уже об уме и изворотливости. И поэтому они требовали ухода.

В ожидании своего гостя она решила пройти через умывальню обнаженной: восхитительное испытание, которое она порой позволяла себе.

Од вышла из кабинки и, неся в руках тяжелый кувшин с настойкой мальвы, беззаботно стала рассматривать новых посетительниц с видом знатной дамы, ищущей родственницу. Не менее десяти женщин устремили свои взгляды на Од, более или менее явно оценивая ее. Убедившись в правильности своих предположений, Од вернулась в кабинку. Нет более беспристрастного судьи женской красоты, чем другая женщина, поскольку мужчина сразу же начинает путаться в своих желаниях. А здесь их было почти десять!

Подобные проверки были первой из причин, по которым Од любила публичные бани. Положение в обществе и состояние позволяли ей принимать ванну дома. Вторая причина носила стратегический характер. Женщины охотно болтали друг с другом, даже если встречались только в банях. Они обменивались альковными тайнами, кулинарными рецептами, рассказами о семейных или денежных затруднениях и, при случае, анекдотами, которые, если правильно ими воспользоваться, могли низвергнуть обладающего властью человека. Од здесь собирала информацию. Кроме того, ни в одном другом месте не было так удобно принимать женщину, особенно тогда, когда Од не хотела, чтобы прохожие или слуги видели, как та входит в особняк, снятый для нее Гонорием Бенедетти в Шартре, например. Разве можно найти лучшее место для конфиденциальных признаний и анонимности, чем залы, гудящие от разговоров и смеха?

В то время, когда нагота никого не смущала, многие бани были общими для мужчин и женщин. Некоторые даже становились местом галантных встреч – за плату или бесплатно, – если не неофициальными борделями. Од избегала этих лупанариев, пусть и роскошных, где перед ваннами, надежно защищенными занавесями, стояли прелестные столики, чтобы любовники могли подкрепиться и насладиться вином в перерыве между двумя сеансами физических упражнений. Если не считать редких, но требовательных жалоб тела, плоть уже давно перестала интересовать мадам де Нейра, поскольку она знала все ее хитрости, все уловки. Плоть превратилась в обыкновенный способ добиваться цели.

Од легла на маленькую кушетку, стоявшую в ее кабинке, и закрыла глаза.

Гонорий, дорогой Гонорий… Во время своего последнего приезда в Рим она нашла камерленго постаревшим, исхудавшим. Странно, но многие люди так никогда и не могут утолить жажду власти. Они постоянно вырывают, поглощают, проглатывают новые частички власти, но вечно остаются голодными.

Од открыла глаза и выпрямилась. На нее смотрела женщина, не по сезону легко одетая, в головном уборе матроны, скрывавшем, вероятно, обритую наголо голову. Од встала, неторопливо взяла полотенце, лежавшее на полу, и завернулась в него. Женщина внимательно смотрела на белокурые волосы Од, обрамлявшие идеальный овал прелестного лица, на гармоничный выпуклый лоб, огромные миндалевидные изумрудные глаза, похожие на озера, и маленький рот в форме сердечка. Она сразу возненавидела эту слишком красивую женщину, слишком уверенную в себе, слишком дерзкую, которая с непроизвольной жестокостью напомнила ей обо всем, чего ей не хватало и что мучило ее.

Сдержанным, но любезным тоном Од де Нейра спросила:

– Я вижу, мадам, что у вас нет ни свертка, ни пакета. Неужели вы до сих пор не завладели ими? Наш общий «друг» расстроится, узнав об этом.

– Напротив, они у меня.

– Все три?

– Да.

– Какая приятная новость! И где же?

– В аббатстве Клэре, где есть тайная библиотека, которую мне удалось обнаружить с большим трудом.

– Но ведь вам щедро заплатили за подобные трудности, – сыронизировала Од наигранно-веселым тоном, а затем добавила: – Итак, столь желанные манускрипты по-прежнему находятся в Клэре… Мы не продвинулись ни на шаг.

– Дело в том, что наша матушка приказала обыскивать повозки и всех, кто выходит из монастыря, невзирая на их обязанности и положение. Я не могла подвергать опасности…

– Досадное препятствие, которое очень огорчит нашего итальянского друга. Что касается аббатисы, мадам де Бофор, она вызывает у нас все большее раздражение. Нам срочно нужны эти книги. Как вы думаете, она скоро снимет наблюдение за воротами?