Отец камней - Люциус Шепард

Коррогли потребовал, чтобы ему дали возможность переговорить с подзащитным. Едва они оказались наедине, он спросил:

— Вы знали о завещании?

— Знал, — Лемос кивнул. — Но к Колари я пошел по другой причине. Те деньги мне были ни к чему, я не желал ничего из того, что принадлежало Земейлю. Я боялся за Мириэль, хотел увести ее оттуда, а иного способа добиться этого мне в голову как-то не приходило. — С лица резчика начисто исчезло привычное для Коррогли выражение безразличия.

— Почему вы мне ничего не сказали?

— Как-то не подумал.

— Странно, что вы могли забыть такое.

— Не то чтобы я забыл… — Лемос сел прямо и пригладил ладонью волосы. — Я понимаю, вам со мной тяжко, но… я не могу объяснить, каково было мне. Я не предполагал, что вы мне поверите, и до сих пор не знаю, что вы обо мне думаете. Мне было плохо, очень плохо. Простите за то, что доставил вам столько неприятностей.

Короткая стрижка, комбинезон, нездоровая бледность — тем не менее Лемоса будто подменили. Коррогли не знал, как ему быть — то ли радоваться, то ли огорчаться. Невероятно, подумал он, более чем невероятно, этому типу невозможно верить и все-таки хочется. Но Мириэль, как она могла скрыть от него подобный факт? И на чем тогда строятся их отношения? Неужели ненависть к отцу пересилила в ней все остальные чувства? Неужели он ошибался в ней?

— Кажется, дела идут не очень хорошо? — спросил Лемос.

— Еще не выступили свидетели защиты, — ответил Коррогли, подавляя смешок, — и потом, я не намерен сдаваться только из-за показаний Мириэль.

— Что вы намерены делать?

— Исправлять последствия вашего молчания.

Вернувшись в зал заседаний, Коррогли прошелся возле свидетельского места, оглядел Мириэль, которая, казалось, нервничала — она то и дело принималась теребить платье, — и наконец спросил:

— За что вы ненавидите своего отца?

Мириэль изумленно воззрилась на него.

— Отвечайте, пожалуйста, вопрос простой, — требовательно произнес Коррогли. — Все в этом зале уже поняли: вы хотите, чтобы его признали виновным.

— Возражаю, — воскликнул Мервейл.

— Не переходите границу дозволенного, мистер Коррогли, — предупредил судья Ваймер.

— Так за что вы ненавидите своего отца? — повторил адвокат.

— За то… — Во взгляде Мириэль читалась мольба. — За то…

— За то, что он, по-вашему, держал вас в узде?

— Да.

— За то, что он старался разлучить вас с вашим возлюбленным?

— Да.

— За то, что он вызывает у вас презрение убогостью своей жизни?

— Да.

— Позволительно ли мне заключить, что у вас имеются и другие причины для ненависти?

— Да! Да! Что вы от меня хотите?

— Я всего лишь доказываю, что вы, мисс Лемос, ненавидите своего отца, ненавидите его достаточно сильно для того, чтобы попытаться превратить это заседание в мелодраму и добиться осуждения обвиняемого. Вы скрыли от суда важный факт с тем, чтобы сообщить о нем в нужный момент. Быть может, вам содействовал в том склонный к драматическим эффектам мистер Мервейл?..

— Возражаю!

— Мистер Коррогли!

— Как бы там ни было, ваши показания лживы…

— Мистер Коррогли!

— Вы лгали суду, вы не произнесли ни единого слова правды!

— Мистер Коррогли, если вы не прекратите…

— Прошу прощения, ваша честь.

— Вы идете по тонкому льду, мистер Коррогли. Больше на мою снисходительность не рассчитывайте.

— Уверяю вас, ваша честь, такого не повторится. — Коррогли приблизился к скамье присяжных и продолжил, задавая вопросы как бы от их имени: — Мисс Лемос, вы знали о завещании, правильно?

— Да.

— Вы упоминали о нем в разговоре с обвинителем?

— Да.

— Когда именно?

— Вчера днем.

— А почему не раньше? Вы должны были отдавать себе отчет, насколько это важно для суда.

— Ну, оно выскочило у меня из памяти.

— Ах, вот как? — язвительно проговорил Коррогли. — Выскочило из памяти? — Он повернулся к присяжным и печально покачал головой. Затем продолжил: А больше вы ничего не забыли?

— Возражаю!

— Возражение отклоняется. Свидетельница должна ответить.

— Я… Нет.

— Надеюсь, что так, для вашей же пользы. Говорил ли вам ваш отец, что хочет объявить вас недееспособной лишь для того, чтобы увести из храма и оторвать от Земейля?

— О, он уверял меня в этом, но…

— Отвечайте только «да» или «нет».

— Да.

— Вы знали содержание завещания? Я имею в виду в подробностях.

— Да, разумеется.

— Тот разговор, когда вы рассказали своему отцу о завещании… Насколько я понимаю, он велся в довольно резких тонах?

— Да.

— Значит, посреди бурного разговора, во время выяснения отношений вы сообщили отцу содержание столь серьезного документа? Я полагаю, вы изложили его целиком и полностью?

— Нет, не целиком.

— Да? — Коррогли приподнял бровь. — И что же конкретно вы сказали отцу?

— Я… Я не помню.

— Давайте разберемся, мисс Лемос. Вы помните, что рассказали ему о завещании, но запамятовали, что именно. Может быть, вы просто заявили, что Мардо сделал вас своей наследницей?

— Нет, я…

— Или же вы…

— Он знал! — воскликнула Мириэль, вскакивая. — Он знал! — Ее взгляд, устремленный на отца, выражал жгучую ненависть. — Он убил Мардо из-за денег! Но он никогда…

— Сядьте, мисс Лемос! — приказал судья Ваймер. — Немедленно сядьте!

Когда она подчинилась, он предупредил ее о недопустимости подобного поведения.

— Итак, — продолжил Коррогли, — посреди спора вы выкрикнули что-то невразумительное…

— Возражаю!

— Возражение принимается.

— Вы выкрикнули что-то насчет завещания, но не можете вспомнить что. Так, мисс Лемос?

— Вы искажаете смысл моих слов!

— Напротив, мисс Лемос, я всего лишь повторяю сказанное вами. Получается, что единственными, кто знал о сути завещания, были вы и Мардо Земейль.

— Нет, не…

— Это не вопрос, мисс Лемос, вопрос будет позже. Поскольку вы, судя по всему, заинтересованы в осуждении вашего отца и он тем самым лишается возможности возбудить дело о признании вас невменяемой, скажите, не жадность ли побудила вас дать именно такие показания?

— Мне нужен был только Мардо.

— Мне кажется, любой из здесь присутствующих подтвердит, что вы называли Мардо Земейля гнусным выродком.

— Не стоит возражать, мистер Мервейл, — заметил судья Ваймер и обратился к Коррогли: — Я многое вам позволил, но моему терпению приходит конец. Вы поняли?

— Да, ваша честь. — Коррогли подошел к своему столу, взял бумаги, перелистал и вернулся к Мириэль, на лице которой бала написана ярость. Мисс Лемос, вы верили Мардо Земейлю?