Смерть в Лиссабоне - Роберт Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Должно быть, вы и есть инспектор, сеньор доктор Жозе Афонсу Коэлью.
Брови Антониу поползли вверх.
— Инжинейру Нарсизу будет доволен вашей проницательностью, — сказал я. — И как это вы догадались?
Он, в свою очередь, быстро обежал взглядом бар. Лет ему было около двадцати пяти, но похоже, он вряд ли сильно изменился с шестнадцати. Темно-карие глаза уставились на меня. Казалось, мои слова ему не понравились.
— Держитесь вы как-то неуверенно, — сказал он, для убедительности сопровождая свои слова кивком.
— Интересное наблюдение, аженте[6] Пинту, — хмуро заметил я. — Большинство сказали бы что-нибудь насчет бледности моих щек. И не стоит называть меня доктором. Я им не являюсь.
— Мне кажется, вы имеете диплом в области современного языкознания.
— Диплом Лондонского университета, а там доктором называют не человека с дипломом, а человека, защитившего диссертацию. Называйте меня просто Зе или инспектор.
Мы обменялись рукопожатиями. Мне он понравился. Не знаю почему, но понравился. Нарсизу считал, что мне нравятся все, но он просто путал это с моим умением ладить с людьми — преимущество, которого сам он был лишен из-за своей холодности. На самом деле любил я в жизни всего одну только женщину, а число близких мне людей не переваливало за десяток. И вот теперь Карлуш. Что же в нем такого особенного? Одежда? Ее старомодность? Его шерстяной костюм летом, доказывающий отсутствие тщеславия, как, впрочем, и отсутствие денег? Его шевелюра? Черная, жесткая, коротко подстриженная, как у солдата, она убеждала в серьезности, надежности. Недовольный взгляд, который он на меня бросил, свидетельствовал о дерзком характере парня и одновременно о его обидчивости.
А первые его слова? Прямота и проницательность, по-видимому, следствие бескомпромиссности. Сочетание качеств, не слишком подходящих для работы в полиции. Неудивительно, почему никто другой не захотел с ним работать.
— О Лондоне я не знал, — сказал он.
— Там жил мой отец, — сказал я. — Ну, а что вы знаете обо мне?
— Отец ваш был военным. Вы много лет провели в Африке, в Гвинее. Семнадцать лет служите в полиции, из которых восемь — в отделе убийств.
— Вы знакомились с моим досье?
— Нет. Расспросил инжинейру Нарсизу. Но он не все мне рассказал. — Парень сделал глоток кофе. — Например, не рассказал, в каком чине был ваш отец.
Антониу казался безучастным, но в самой глубине его глаз теплился огонек интереса. Вопрос был политический: входил ли отец в число молодых офицеров, инициировавших революцию 1974 года, или же он принадлежал к старой гвардии? Оба ждали ответа.
— Мой отец был полковником, — сказал я.
— А как он оказался в Лондоне?
— Вот его спросите, — сказал я, кивком указывая на Антониу, без восторга воспринявшего подобное пожелание.
— Сколько времени в вашем распоряжении? — спросил он.
— Нисколько, — ответил я. — Там, у берега, нас ждет труп.
Мы прошли через парк к Маржинал и затем по подземному переходу вышли к небольшой автостоянке и лодочной станции возле спортивного клуба Пасу-де-Аркуша. Пахло вяленой рыбой и соляркой. Запах шел от старых лодок, лежавших на боку или положенных на покрышки между старыми ржавыми трейлерами и мусорными баками. На костерке из щепочек грелась жестянка с маслом. Несколько знакомых мне рыбаков как ни в чем не бывало суетились возле своих металлических сарайчиков, разбирая сети, поплавки и крабовые и омаровые ловушки. Я поздоровался, и только тогда они, оторвавшись от своих занятий и оглянувшись, увидели толпу, уже собравшуюся, несмотря на ранний час.
На каменной балюстраде парапета, шедшего вдоль берега, выстроилась цепочка зевак. Все глядели вниз на песок. Несколько приземистых ширококостых женщин-работниц воспользовались случаем, чтобы передохнуть и поохать, зажимая рот рукой.
— О Матерь Божья! Бедняжка!
Четверо из службы охраны общественного порядка, нечувствительные к зрелищу, беседовали с двумя парнями из береговой полиции. Еще часа два — и пляж наводнят девчонки, начнутся ахи-охи, расспросы, и уж тут даже береговой полиции будет не протолкнуться. Я представился и спросил, кто нашел тело. Парни указали мне на рыбака, сидевшего поодаль на парапете. Поза трупа, лежавшего на прибитом песке выше линии прибоя, убеждала в том, что тело не было выброшено на берег волной, а упало вниз с парапета, примерно с того места, где стоял я, с высоты в три метра. Береговой полиции было достаточно этого, но они ждали от эксперта-патологоанатома подтверждения, что в легких пострадавшей нет воды. Мне разрешили начать следственные действия, и я послал ребят из охраны общественного порядка отогнать от парапета зевак. Подошел полицейский фотограф, и я велел ему сделать снимки как сверху, так и с берега.
Голое тело девушки было неловко вывернуто, так что левое плечо ушло в песок. Лицо с единственной ссадиной на лбу устремлено вверх, глаза широко раскрыты. Она была совсем молоденькая, грудь высокая, живот довольно пухлый, но бедра худые, левая нога выпрямлена, правая согнута в колене и пяткой упирается в ягодицу, правая рука откинута назад. На вид я не дал бы ей и шестнадцати. Было понятно, почему рыбак даже не удосужился спуститься вниз, чтобы проверить, действительно ли девушка мертва. Лицо ее, если не считать ссадины, было совершенно белым, а ярко-синие глаза мертвенно застывшими. Никаких следов вокруг тела видно не было, и я разрешил фотографу присесть рядом, чтобы отснять несколько крупных планов.
Рыбак объяснил мне, что увидел тело в полшестого утра, когда направлялся к себе в сарайчик. С первого взгляда он понял, что девушка мертва, и не стал спускаться, а сразу прошел к спортивному клубу и там попросил в канцелярии позвонить в полицию.
Я потянулся к подбородку, но рука вместо того, чтобы нащупать бороду, ухватила голую кожу. Я недоуменно взглянул на руку, не веря своему ощущению. Придется привыкать к новым.
На берегу лежала мертвая девушка, и чайки, пронзительно крича, кружили над телом.
Прибыл эксперт-патологоанатом, маленькая смуглая женщина по имени Фернанда Рамалью; в свободное от исследования покойников время она увлекалась марафонским бегом.
— Я оказалась права, — сказала она, переведя на меня взгляд после того, как я представил ей Карлуша Пинту, уже писавшего что-то в своем блокноте.
— Лучшие из экспертов-патологоанатомов всегда правы, Фернанда.
— Вы просто красавец. А ведь были те, кто подозревал, что борода вам нужна только для того, чтобы скрывать недостаточно решительный подбородок.
— Значит, теперь полагают, что мужчины отращивают бороды лишь для маскировки. В моем детстве бороды были у всех.
— А зачем мужчины отращивают бороды? — спросила Фернанда с искренним недоумением.
— Да затем же, зачем кобели лижут себе яйца, — сказал Карлуш, на секунду отрывая ручку от блокнота. — Затем, что находят это возможным, — пояснил он.
Фернанда вопросительно вскинула бровь.
— Это первый его день, — сказал я, чем вновь вызвал неудовольствие Карлуша. Второй раз, хоть не прошло и часа. Дурак он, что ли? Фернанда сделала шаг назад, словно опасаясь, что он может продемонстрировать то, о чем только что упомянул. Почему Нарсизу не предупредил меня, что парень настолько неотесан?
Фотограф заснял свои крупные планы, и я кивнул Фернанде, уже стоявшей наготове с открытым чемоданчиком и в хирургических перчатках.
— Проверьте заявления о пропавших, — сказал я Карлушу. — Не значится ли там девушка пятнадцати-шестнадцати лет, блондинка, глаза голубые, рост метр шестьдесят пять, вес пятьдесят пять килограммов. Особые приметы, Фернанда?
Фернанда приподняла руку девушки и стала наговаривать что-то в диктофон. Карлуш между тем пролистывал заявления о пропавших — их было много, целая прорва людей, ухнувших в черную дыру. На Маржинал уже мелькали машины. Фернанда внимательно рассматривала промежность и влагалище девушки.
— Начните с тех, кто пропал за последние сутки, — сказал я.
Карлуш вздохнул.
Фернанда развернула и раскрыла, установив перед собой, пластиковый пакет для вещдоков. Вынув термометр из-под мышки девушки, она приподняла тело и положила его к себе на колени вниз лицом. Трупное окоченение уже было заметно. Фернанда пинцетом разбирала пряди волос, трогала запекшуюся кровь на запачканном песком затылке девушки. Кинув что-то в пакет, она сделала запись. Тронула волосы и вновь сказала что-то в диктофон. Потом прошлась по всей длине тела, пальцами раздвинула ягодицы, не переставая наговаривать на диктофон результаты обследования. Затем она отключила его.
— Родинка на затылке, под волосами, по центру. Пятно кофейного цвета на левом бедре в пятнадцати сантиметрах выше колена, — объявила она.