Демон искушения - Галина Романова

— Майор милиции он у нее, скажите, пожалуйста! Да что с твоим майором делать-то?! Что на его зарплату сделать можно?! Пельмени магазинные упаковками жрать и только?! Выучит он ее! Ага, как же, выучил уже! В одном пальтеце четвертую зиму ходить станешь!

— Не смейте так говорить о моем отце, вы!.. — «твари» она добавила уже про себя, еле-еле удержавшись от произношения вслух. — Он очень хороший! А пальтецо… Пальтецо мне ваш Фенечка и купит, не за красивые же глаза моя мать с ним живет!

— Ах ты, паскуда, — со всхлипом выдохнула мать, откинулась на спинку стула и принялась обмахиваться кухонным полотенцем, повторяя без конца: — Ах ты, дрянь такая! Мы ей день рождения организовали, подарков накупили, а она… упрекать мать вздумала…

Несправедливостью от ее слов несло чудовищной. Все было враньем, фальшью, гадким искажением. Отец часто ссорился с матерью из-за этого, может, и разошлись по этой причине. Но разве с ней сейчас поспоришь, когда она села на своего любимого конька. Теперь пока за упокой не закончит, не остановится.

День рождения они ей организовали! В гробу она видала такой день рождения! Сидят за столом чужие, неискренние люди. Хлебают водку, заедая ее костлявой селедкой. Пьют чай с клеклым пирогом. Мать ей даже ее любимого салата с крабовыми палочками не сделала, хотя она и просила.

Дорого, говорит, одних ингредиентов на сотню рублей накупить надо. Как много — сто рублей! Обсмеешься! А селедку Маша не ела. И рулет из требухи не ела тоже. Картошку тоже приготовили не по ее. Она пюре любила, а они сделали кругляшом, облив вонючим растительным маслом. Выходило, что за праздничным столом ей ничего, кроме пирога, не полагалось. А пирог был так себе.

Про подарки вообще разговор отдельный. Маша, когда развернула упаковки, чуть не расплакалась с досады.

Мать с отчимом подарили ей тапки домашние и пижаму байковую в крупную клетку. Она даже примерять не стала, зашвырнув ее в угол. Она что — проказница из психушки, чтобы такое дерьмо на себя надевать?! Тетя Зоя принесла бусы стеклянные, уверяя, что это горный хрусталь. Ага, как же, хрусталь! Видела такой хрусталь Маша пару дней назад в местном ларьке, три рубля за килограмм украшение стоит. Но тетя Сима, конечно, перебила всех своим подарком. Она Маше набор «маленькой феи» принесла! Это же…

Это же чокнуться нужно основательно, чтобы до такого додуматься! Ладно бы лет шесть-семь назад она ей его подарила, тогда бы Маша обрадовалась и ногтям клеенчатым, и водичке туалетной в пластиковой бутылочке, и наклейкам с Барби. Но когда тебе исполняется тринадцать лет!..

А отца не пустили, твари! Она так его ждала! И не из-за подарка даже, а просто соскучилась. Его ведь к ней не пускали, а ее к нему. У школы он ее тоже дожидаться не мог, при его-то бешеной работе. Теперь вот и вовсе каникулы, какая школа.

Кончилось тем, что Маша рассопливилась и выскочила из-за стола, запершись в комнате, которую ей выделил Фенечка. Тьфу-тьфу и еще раз тьфу от них ото всех!..

— Да, Машка, это труба! — пожалел ее Макс. — И как же теперь тебе с отцом увидаться?!

— А я знаю! Они за мной секут знаешь как! В магазин даже одну не отпускают. То тетю Симу приставят, то тетю Зою, живут эти гадины в одном с нами дворе. Не прощу матери этого никогда! Ни за что не прощу!!!

— Короче, я правильно понял, — продолжил бестолковиться Макс, — мобила твоя накрылась?

— Какая мобила, Макс?! Ну какая мобила?! Мне пижаму в клетку подарили! И «маленькую фею», а еще бусики стеклянные, будто я папуаска какая. — Маша, не выдержав, заревела. — Уроды, блин! Такие уроды…

— Слышь, ты не реви, а?

Макс тут же засопел, засопел, он не любил, когда его закадычная подружка плакала, он тогда терялся и знать не знал, что нужно в таких случаях делать. Двинуть по плечу, как пацана, и прикрикнуть, чтобы сопли не роняла, он не мог. Машка все же была девчонкой и классной девчонкой, лучше всех — если уж быть точным. Двинь он ее по плечу, вдруг ей станет больно. Как тогда утешать? Обнимать, что ли?! Это нет, этого Макс допустить не мог, стеснялся, хотя и представлял не раз втайне, как он с Машкой того… целуется даже. Но одно дело в мыслях, а другое на самом деле. На самом деле он не мог, он стеснялся. Очень!

— Машка, хорош орать, щас трубку брошу, — забасил Макс сердито, хотя от жалости к подружке в носу защипало. — Все еще наладится, вот увидишь. А что касается твоего отца… Хочешь, я к нему схожу сам?

— Ты? Ты пойдешь к моему отцу?! — Маша поперхнулась слезами.

— А что такого-то? В лоб он мне не даст! — фыркнул Макс, хотя тут же пожалел о своем обещании.

Милиционеров он не терпел чисто по принципиальным позициям. Его старшего брата избили постовые однажды так, что врачам пришлось удалить селезенку. И что? Кого-нибудь наказали за это? Как бы не так! Брата еще и обвинили, задирался, говорят. Нарушал порядок.

Опять же квартиру у бабули обнесли какие-то гастролеры. Думаете, нашли воров? Даже искать не удосужились.

Да и сам Макс уже успел с представителями органов правопорядка познакомиться не в лучшей обстановке. Пара приводов уже имелась в детскую комнату милиции. А за что?! Да за пустяк пустяшный!

Первый раз нечаянно задел мешок с семечками у торговки, та шум подняла и к тому же оказалась теткой какого-то следака. А второй раз пошутил с второклассником на перемене. Взял мобильник поиграться, хотел вернуть после школы. Тот ушел, не дождался. А на следующее утро вернулся с родителями и с милицией. Все были злы и непримиримы, и верить Максу никто не желал.

Были и еще кое-какие провинности, но это так все, по мелочам. За это не сажают, любил повторять его брат, который ненавидел милицию люто.

— Так он же мент, Макс! Я же знаю, как ты к ним относишься, — вздохнула Маша, забиваясь в угол своей кровати. — Станешь ты его ждать часами, да?

— Почему часами?

— Да потому что он и сам не знает, когда уйдет, когда вернется. Работа у него такая ненормальная.

— Ненормированная, Маш, а не ненормальная, — поправил ее со смешком Макс. — Ладно тебе, не переживай за нас. Если не застану, я ему записку оставлю в двери.

— Правда?

Маша растерянно поморгала.

Надо же, как просто! А она и думать не могла, что выход из поганого положения, в которое ее вогнали отчим Фенечка с мамашей, может быть так незамысловат. Всего и делов: передать послание через Макса и назначить отцу встречу возле их дома у подъезда в какое-нибудь удобное для него время. Как установить это самое время? Так снова через Макса.

— Слушай, Максик, — зашептала она, косясь на дверь, за которой точно кто-то ее подслушивал, — давай завтра встретимся, я передам записку для отца, потом ты мне передашь от него и…

— Ты не тарахти, не тарахти. Давай все по порядку.

Макс рассмеялся, очень довольный своей сообразительностью.

Вот и нашелся способ ее утешить, и обнимать не пришлось, и с поцелуями лезть. Голос у подружки сразу повеселел. Плакать она перестала. А если он еще все сделает так, как она хочет, то вообще жизнь у нее наладится. А вместе с ней и у Макса. Машка, она ведь когда веселая, на такие хохмы способна, что месяц вспоминать станешь.

— Где встречаемся, Маш?

— Давай завтра возле моего подъезда часов в девять утра, — попросила Маша.

— В девять? Так рано?! Я к обеду только проснусь!

— Позже нельзя. Позже Фенечка с работы приползает. И мамаша его к нам является. Раньше мать дома. Она к девяти на работу уходит. У нас с тобой и есть минут двадцать. Так как, проснешься?

— Ладно, чего же с тобой поделаешь! — вздохнул Макс. — Завтра в девять возле твоего подъезда. Смотри не опаздывай!

Он сам опоздал на десять минут. Маша уже начала нервничать, без конца посматривая на дешевые пластмассовые часики на левом запястье. Это отец ей дарил на десять лет. Мать тогда еще, помнится, орала на него. Считала, что ни к чему ей в таком возрасте на часы без конца таращиться да перемены в школе ждать. Он все равно настоял, и Маша часы в школу носила.

— Машка, прости, еле поднялся.

Волтузя дворовую пыль, Макс подлетел к ней, тараща заспанные карие глазищи, в расстегнутой до пупка рубашке, в разных носках, сланцах и шортах ниже колена.

— Чего носки-то разные? — улыбнулась она, подходя к скамейке возле подъезда и усаживаясь на нее.

— Какие они разные? Что один черный, что второй.

— Так на одном галочка красная, а на втором надпись белыми нитками. Эх, ты! — Она потрепала его по всклокоченной макушке. — Ладно, хорошо что хоть вообще пришел. На вот, держи письмо отцу. Передай лично в руки! Если не застанешь, то лучше еще раз сходи, в ящик не бросай в почтовый. У нас там постоянно кто-то почту таскал. Вдруг и письмо вытащат. Да и кто знает, может, мамаша до сих пор туда ходит, почту проверяет. Она что-то такое говорила про районную газету. Вроде выписала, а адрес не перевела. Может, и лазает до сих пор по ящику. Передашь?