Взгляд на жизнь с другой стороны - Дан Борисов

– Вытри нос и играй!

Я как бы не обращаю внимания и продолжаю тыкать пальцами клавиши, а течет уже не только из носа, но и из глаз.

– Где твой платок?

Я нервно выхватываю платок из кармана, и на белые клавиши пианино летят грязные окурки из кармана.

Далее без комментариев. Разве что по поводу окурков. Мы их распатронивали, делали самокрутки и играли в войну. Тогда почти все фильмы были про войну, даже если про любовь. А все настоящие герои отчаянно дымили самокрутками, особенно в трудные моменты.

Всплески памяти.

На середине пути от школы большая песочница. Мой товарищ Р научил меня падать в обморок. Я стою в песочнице (чтобы мягче было падать) глубоко вдыхаю воздух, а товарищ сзади, продев руки мне подмышки, крепко сжимает грудь. Тело моментально становится ватным, перед мысленным взором мелькают какие-то образы. Через несколько секунд просыпаешься на песке, встаешь и делаешь тоже самое с товарищем. Товарищ называл это упражнение – смерть на минутку.

Рассказал об этом чуде родителям – строго настрого запретили. Я был послушным мальчиком и соблюл запрет.

Недавно в Интернете я прочитал об этом способе внетелесных полетов. Не очень удивился тому, что этот способ известен автору статьи, удивительно другое – откуда мой товарищ узнал об этом?

В бассейне у меня был один странный случай. Он вспоминается как бы в полусне. Я прыгнул с тумбочки, намереваясь плыть по крайней левой дорожке, совершенно пустой в тот момент. Кто-то видимо занырнул с соседней дорожки на мою. Я этого не видел, только почувствовал удар во что-то не слишком жесткое, но прямо носом, и тут же отключился. Не смотря на отключку, я осознавал какую-то силу, поднявшую меня за плавки далеко вверх. Очухался я от холодной воды из-под крана, под которым держала меня чья-то сильная рука, Из носа текла кровь, но я оглянулся и увидел большого сильного человека в очках. Лицо его казалось очень знакомым. Он спросил меня, смогу ли я дальше обойтись самостоятельно. Я кивнул, и человек исчез. Тогда только я понял, кто это был. Это был ЮВ знаменитейший тогда спортсмен, чемпион мира по тяжелой атлетике.

В моей комнате старый письменный стол. Каждый год перебираю заветный ящик с особо ценными вещами: ножички, гильзы, ракушки, пуговицы и проч. С возрастом набор меняется. Что-то кажется уж совсем детским и выбрасывается. В этой куче у меня лежал револьверный патрон, заряженный. И однажды, ни с того ни с сего, я решил привести его в действие. Зажал патрон в тиски, направил пулю в стену и поднес горящую спичку к капсюлю. На меня затмение какое-то нашло. Спичка уже догорала, когда я понял всю глупость этого поступка. Я точно увидел, что будет дальше, бросил спичку и прикрыл патрон рукой. В этот момент патрон взорвался. Мою руку отбросило страшной силой. Сначала я побежал в ванну, подставил руку под холодную воду, чтобы остановить кровь, потом только вернулся в комнату посмотреть на последствия своей глупости. Тиски оказались пустыми. Пуля, оставив небольшую вмятину в стене, закатилась под диван. Остатков гильзы я не нашел, правда, три осколка остались у меня в правой руке, они и до сих пор там, куда им деваться, не растворились же.

6. Тула

А револьверный патрон я нашел у себя в огороде в Туле. Что касается всякого оружейного хлама, то в Туле этого барахла было хоть отбавляй. Однажды я купил обрез трехлинейки за три рубля. Наган с десятком запасных патронов стоил четверную, но это уже более взрослые дела. Мальчишками мы стреляли из поджигных пистолетов. Так и называли – «поджиг». В Москве такие игрушки делали из тонких медных трубок, в Туле же у нас были гораздо более широкие возможности. Кстати тула по-древнерусски означает колчан со стрелами. Видимо она была арсенальным городом очень задолго до Демидова. Я думаю, что речь идет о многих тысячах лет.

В качестве дров многим привозили с оружейного завода бракованные приклады. Проблем не было – подойдешь к куче дров и выбираешь себе что нужно. Но сначала нужно было найти ствол. За стволами мы ходили на городскую свалку, на 9 км Новомосковского шоссе, сейчас где-то рядом там кладбище, где похоронены мои дедушка с бабушкой и дядья. Отношение к выбрасыванию на помойку с разных заводов тогда было вполне свободное. Например, с радиозавода привозили полными грузовиками наушники, микрофоны и рулоны проводов. Мы опутали этими проводами все свои сады и переговаривались, не выходя из дома. Радио было интересно, но главное были стволы, их привозили редко, да и гоняли нас со свалки после того, как один парнишка подорвался на выброшенном снаряде. И всё равно, особых трудностей найти ствол от автомата Калашникова не представляло особого труда.

Кстати можно было собрать автомат или пистолет целиком, запчасти валялись здесь же. Это был брак, но исправляемый при желании. Качественные запчасти с завода выносили рабочие через речку. Привязывали их к лампочкам и бросали в воду, а потом вылавливали сачком подальше от завода. Нам это тогда было не нужно, наша задача была сделать поджиг. Из одного автоматного ствола можно было сделать два поджига. Отрезался кусок ствола, задняя часть заваривалась. В задней же части напильником и дрелью делалась прорезь. Ствол плотно прикручивался к ложе так, чтобы прорезь была с левой стороны, там ставилась скоба для спичек. Дальше всё просто, засыпаешь порох, запыживаешь газетой, кладешь соответствующего размера картечину, втыкаешь запальные спички и можно стрелять.

Однажды, помогая деду в огороде, я раскопал большую ценность. Я копал возле самого забора, и вдруг лопата хрустнула о что-то железное. Я вытащил ящичек с револьверными патронами. Где-то рядом с нашим домом проходила линия обороны, а с войны прошло не так уж много времени и, если хорошо поискать, можно было найти всё что угодно. Из неразорвавшихся снарядов мы выковыривали или вытапливали тол, находили снаряды редко в лесу, в явных же местах, к примеру, в полуразвалившихся дзотах, как это принято в Росси было до невозможности засрано. Колупаться там было противно.

Что-то из находок я отвёз в Москву, в школьный музей. В подвале школы был музей боевой славы. Ребята еще в пятидесятых годах ездили по лесам собирали старые каски, штыки. Было несколько винтовок, ППШ с подгнившими прикладами, помятый «Шмайсер» и вполне ремонтабельный пулемет Максим. Тогда власти к этому относились спокойно.

Но не в оружии дело, в Туле вообще мне было очень интересно. А, кроме того, это ж были каникулы. Признаком их наступления для меня были желтые цветочки акации во дворе, я любил их отрывать и сосать оттуда сладкий нектар.

Отъезд в Тулу выглядел следующим образом. Родители брали такси на стоянке возле нашего дома. Обшарпанная 21-я Волга увозила нас на Курский вокзал. Там мы садились в поезд дальнего следования Москва – Адлер, Москва – Батуми и т. п. Как только поезд трогался с места, немедленно все пассажиры выкладывали съестные припасы и начинали есть, как будто бы до этого момента у всех был великий пост. Припасы были стандартными: вареная курица в газете, крутые яйца и молоко в водочной бутылке, заткнутой той же газетой. Усатые кавказские проводники разносили чай.

На Московском вокзале в Туле мы опять садились в такси. По сравнению с этой машиной московский рыдван казался почти новым, но к дому подъезжали с шиком. Поцелуи, ахи-охи. На следующий день бабушка жарила котлеты с картошкой, доставала из погреба соленые огурцы, моченые яблоки, квашеную капусту в полувелках. Дед брился (пойду, говорит, поброюсь по такому случаю) и доставал графин с самогоном. Хотя чаще родители привозили с собой водку. В магазине покупалась бутылка кагора и вкусная газировка. Газировки тогда еще были настоящие, на натуральном сиропе. Дюшес пахнул грушей, а ситро яблоками. Котлеты у бабушки были просто замечательными, она как-то умела перемешать фарш и добавить чесночку «в припорцию». В общем, было весело. И Бог из угла со своей рюмкой поддерживал общее веселье.

Но настоящая жизнь начиналась, когда родители уезжали. Я вливался в общую компанию. Соседи, которые давеча сюсюкали с моими родителями, говорили: «Опять шпана московская приехала! Опять житья от него не будет». Почему? До сих пор не понимаю, что я им плохого сделал.

В основную компанию входили: Химик (кличка), Шуптик (фамилия, с которой и клички не надо), Хомяк (кличка по фамилии); мои двоюродные братья: Володя (кличка – Лавыга), и Юрка, без клички. У меня тоже клички не было, звали по имени. Остальные клички получили в школе №1, я же учился в Москве, а Юрка в центре Тулы, рядом с домом. Еще были: Арамис и Кыла (Коля) – сказочный персонаж, Квазимодо. Единственной девочкой первое время была моя сестра. Чем она занималась днем, не помню, а когда темнело, она приходила на скамейку играть в сидячие игры, колечко и проч.