Роль в сказке для взрослых или "Таланты и Полковники" - Георгий Полонский

Его собственный голос осекся, он закашлялся… Затем включил воспроизведение.

- "Я никудышный политик, видит Бог. Я даже пытался убежать, спрятаться от действительности. Скажем, в стихи. Но они то и дело выталкивают меня обратно! Вот я лезу в 17-й век - куда уж дальше!… Безумно далекая страна, чужой язык, автор с неизвестной фамилией, ему-то откуда было знать про нашу Каливернию? Но слушайте:

Что значит в наши дни

быть баснословно смелым?

Звать черным черное,

а белое звать белым.

Чрезмерно громких од

убийцам не слагать.

Лгать только по нужде,

а без нужды не лгать…

26.

Инфанту разбудили стихи!

Она обнаружила себя на балконе, в скрипучем шезлонге, все в том же чужом черном засаленном пончо… Приподняв голову, увидела через балконное стекло спину Филиппа, он сидел там на подоконнике, загораживая ей часть обзора… Однако еще в комнате просматривался тот Рубен, который агитировал носить самые плохие амулеты как самые хорошие… и еще трое там было таких, которые ему поверили… в том числе та красивая женщина (у нее, кроме "кобры", висел на шее почему-то фонендоскоп…)

Инфанта напряглась, чтобы яснее слышать молодой чей-то голос, совсем не актерский:

Здесь, кажется, сам свет закован в цепи,

Озноб идет по коже от их лязга,

Здесь все науки срезаны под корень,

И люди носятся по улицам бессонным,

Как утлые челны по морю крови…

Щелчок. Шуршит лента. Снова щелчок.

- Виноват, я прервался: приходила соседка попросить чеснока… Она смутно знает, кто такой Гарсия Лорка, зато у нее муж в Легионе надежности… Смог бы я доказать ей, что строчки эти были не про нас? Или, скажем, вот эти? - другого уже автора…

"Право, я живу в мрачные времена.

Беззлобное слово -

это свидетельство глупости.

Лоб без морщин

говорит о бесчувствии,

Тот, кто смеется,

еще не настигнут страшной вестью.

Что ж это за времена,

Когда разговор о деревьях

кажется преступлением,

Ибо в нем заключено молчание

о зверствах!" *

Дверь в комнату кто-то пытался открыть из коридора, один из мужчин приложил палец к губам, другой выключил аппаратик, произошли невнятные переговоры через щель с этим вторгающимся.

Паузой воспользовался Филипп:

- Инес, простите… меня все же беспокоит ваша пациентка немного… Это точно уже не обморок?

- Да клянусь вам, что она просто спит. Пульс выровнялся… Спит, спит! И - розовенькая! Это самолечение организма от стресса, - уверенно говорила женщина.

Между тем Инфанта уже несколько минут бодрствовала! И сейчас подыграла доктору: плотно-плотно закрыла глаза, зачмокала губами…

- А кто она такая, Филипп?

- А почему… - он запнулся - почему это ко мне вопрос? Я поинтересовался так просто… из общегуманных соображений… Нет, мы знакомы, не отрицаю, но совсем мало… Когда-то я выступал в их женском Лицее, ну и вот…

Он явно терял лицо в этих поспешных и маловразумительных объяснениях.

- А знаете, - сообщила красивая докторша, - на ней нет никакого амулета! Что это - дерзость или…

- Или проще, - предположил кто-то. - Скорее всего, ей нет еще 15-ти…

- Самое правдоподобное, - это снова Филипп.

Пауза.

- А твой-то где амулет? - спросили его. - Ты ведь тоже не поднялся у них выше "кобры"?

- Неверно! - топнул ногой Рубен. - Надо говорить: ниже не опустился!

- Но позвольте… что же мы? Такой парень говорит с нами - вечная память, цены ему нет! - а мы слушаем самих себя… включайте!

Вот тут Инфанта и подала голос: ей больше не хотелось этой поэзии.

- Сеньор Филипп! - окликнула она, открывая балконное окно пошире. Женщина-врач непроизвольно сделала два шага к ней. Филипп же, напротив, замер, втянул голову в плечи.

- Нет, нет, доктор, вам не надо, со мной уже все в порядке. Я только сеньора Филиппа зову.

Он сполз с подоконника и, ни на кого не глядя, отправился к Инфанте. Теперь она притворила окно: их тет-а-тет не предназначался чужим ушам.

- Ну как, обошлось? - спросил он.

- Хочу есть.

- Что ж… хороший признак.

- И вообще нам пора отсюда. Вы не представляете, как там роют землю!… Насколько я исчезла, на два часа?

- Больше. Прошло около четырех.

Она изобразила ужас.

- Когда майор Вич потерял меня в универмаге "Меркурий", было знаете что? Пол-Легиона туда съехалось… объявили по радио, что ни один покупатель не выйдет, а их там было тысяч семь! Так что возьмите меня на ручки - и на выход…

- Что такое… "на ручки"? Я вроде бы не удочерял вас…

- Это вы плохо сказали. Удочерять не надо, папа у меня свой… вот только занят он очень. Ну что - слабо взять меня на руки и вынести?

- Послушайте… мы в доме, где такая оглушительная трагедия! И вы смеете…

- Вот она и оглушила меня! Мало?! Надо еще, чтоб я сошла с ума? Хорошо, - вздохнула она, - пойду своими ногами. Хотя еще слабенькая.

Встала. Стянула с себя чужое пончо.

- Вперед?

- Я хотел бы остаться… И быть на погребении! Впрочем, на такси я могу посадить вас…

- Вот уж нет! Вместе пришли - и уйдем вместе. А не то… Не то я скажу всем этим "кобрам", кто я такая! И что на папины деньги мы делаем спектакль, что у меня в вашей пьесе главная роль… а у вас теперь приличный амулет, которого вы стесняетесь так глупо и так не по-мужски…

К великому для него счастью, она говорила это шопотом. Но ведь в любую же секунду и по-иному могла…

- Ну как, вместе уходим?

- Да.

Он постарался поскорее пересечь ту комнату, только пообещал в дверях:

- Я вернусь… я не прощаюсь. Извините меня.

- А я прощаюсь, - повернулась к мужчинам Инфанта, а затем к женщине. - Доктор,спасибо… вы ничем таким не кольнули меня?

- Нет… не было надобности. Послушайте, но мы так и не познакомились с вами!

- Не жалейте! А вы красивая… Если б амулетики давали за это, у вас был бы не такой! Ручаюсь!

Закрылась за ними эта дверь… хлопнула и входная.

27.

"БОЛЕРО" - так называлась харчевня, про которую Инфанта твердо сказала "Вот!"

- У вас есть хотя бы пятерка, чтоб меня накормить? Ну правда же, я голодная!

По-плебейски обшарив карманы, Филипп нашел целых восемь пеньолей, о чем и доложил. Он устал от этой милой непосредственности, от этих капризных аппетитов, обмороков, бурных слез, высыхающих мгновенно, от бархатных лапок с беспощадными коготками…

Еще не заняв столика, она стоя потребовала "большую такую отбивную с грибами, перцем, черносливом и всем, что полагается". Для них нашелся отдельный уголок за бамбуковыми жалюзи. Себе Филипп спросил, передразнивая Инфанту, "большую такую… кружку пива и бутерброд".

- Если войдет полицейский или легионеров парочка, и у них будет радиоболтушка, "воки-токи", - это точно за мной! Следите! Мне тогда лучше в уборной пересидеть… Не хочу, чтоб нас накрыли раньше, чем я наемся!

- Такой аппетит… после зрелища смерти?

- А докторша объяснила же: "самолечение организма от стресса!"… Вот интересно: допустим, она узнала, кто я такая, а сознание я теряю уже потом… Она не воткнула бы мне стрихнин в вену? Или что-нибудь наподобие?

- Не говорите вздора!

- А по-моему, могла бы. А старый Делано - он что… ядом?

- Нет. Отворил себе вены в горячей ванне. Римский способ… очень популярный во времена упадка империи.

Пауза. На уровне слов Инфанта была смышленой.

- Это как бы намек, что у нас время упадка? Его намек или ваш?

От надобности отвечать Филиппа освободил хозяин, принесший еду. Ее вид и запах, сами по себе превосходные, а также хищный восторг, с каким Инфанта принялась за мясо, вызвали у Филиппа маленький горловой спазм. Она что-то заметила и жадничать прекратила… После паузы сказала тихо:

- Какой мальчик был обаятельный… на том фото.

- Да. Он и другие имел достоинства, - жестко добавил Филипп, - например, здорово разбирался в поэзии… хотя готовился стать хирургом. По нынешним временам - просто на редкость хорошо разбирался!

Она усмехнулась еле заметно: наверное, Филипп проверяет, что именно она слышала, когда эти бородачи забыли ее на балконе.

- Это вы для меня сказали, специально! - она выдержала его взгляд. - Потому что у самого у вас - совсем другой вкус… более лирический, что ли. Вы - сказочник! И не изображайте, пожалуйста, что вы тоже… хирург! Давайте лучше о наших делах… Об "Исповеди лгуньи"… Что? Что вы головой качаете?!

- Здесь нельзя это играть, - вздохнул он. - Здесь надо играть не это.

- Ерунда! - она вновь принялась за отбивную, словно ей срочно понадобились свежие силы, чтобы его победить ради него же. - Сами говорили ведь: смягчать сердца! Смягчать - это так нужно сейчас!… Это просто главное. Ха! Неужели я должна объяснять это вам?… Такому глубокому, такому изумительному знатоку наших сердец?!

Предполагается, что не устоять ему против такой примитивной, но вкусной наживки?