За пределами замка - Ольга Жван

– Доброе утро, – даже голос говорящего, казалось, был пропитан пылью, дорогой, расстояниями…

У Аурелии почему-то отчаянно закружилась голова, заурчало в пустом животе, и она буквально ощутила последнюю каплю силы, способной удержать ее на ногах. Практически уронив себя на лавку напротив говорящего, она устало оперлась на локти, вопреки всякому этикету, о котором здесь, возможно, никто и не знал.

– Ты решила?

– Что решила?

– Решила, где твоя граница?!

Картинки в голове Аурелии, как в калейдоскопе, стремительно начали сменять друг друга, замещая реально окружающую ее действительность.

Аурелия идет по пустынной улице, на ней нет ни травы, ни деревьев, только пересохшая земля под ногами, все здания вокруг, земля и, наверное, сам воздух – серые и сухие. Она увидела трехэтажное длинное здание. Вход находится со двора и на улицу выходят только окна. Она забегает в это здание и закрывает за собой дверь, оглянувшись вокруг, она понимает, что здание это построено недавно, но уже заброшено. Стены, полы, потолки – голые. Аурелия бежит по лестнице наверх, поднимается на крышу, она – плоская, и по ней можно спокойно ходить, по периметру располагается невысокий парапет. Она подходит к краю, выглядывает с опаской на пыльную улицу и видит, что там стоит группка людей в темных плащах, это – те, от кого ей нужно спрятаться, кто не должен ее увидеть. Подойдя к другому краю крыши дома, Аурелия видит внизу вдали какие-то дворы, парки, зеленые деревья и траву. Она расправляет руки – и летит над этим зеленым миром, понимая, что он огромен.

Аурелия забегает в это же здание. Поднимается по лестнице, но не на крышу, а сворачивает направо в комнату второго этажа. Забежав в комнату, девушка понимает, что в ней нет стены, т. е. видимо планировалось сделать на всю стену напротив входной двери окно, но работы не доделали и стекло не вставили. В правой стене она видит проем для будущей двери на балкон, подойдя к нему, она обнаруживает, что балкона нет, и выходить некуда. Она подходит к окну, делает шаг наружу, взмывает в воздух и летит.

Она снова забегает в то же здание, закрывает за собой дверь. Ей страшно. Она бежит по лестнице, куда-то сворачивает и попадает в другую комнату. Она – маленькая, напротив двери находится маленькое не остекленное окно. Аурелия подходит к нему, забирается на подоконник, выглядывает наружу и думает о том, что окно – это сожаление. После этого она расправляет руки и выпархивает на улицу.

Каждый раз, когда она вылетает из этого здания, она летает над какими-то дворами и лужайками, видит много деревьев и зелени и ощущает простор, залетая все дальше. Сюжет повторяется раз за разом с небольшими отличиями, новыми комнатами и неизменным чувством преследования и жесткой необходимости выбраться, взмыть вверх, двигаться вперед.

Аурелия опять оказывается перед дверями в это здание, забегает внутрь, запирает за собой дверь. Бежит по лестнице на крышу, взмывает в небо и летит над зелеными деревьями и лужайками. Все это – под ней.

Она летит дальше и видит дерево, которое намного выше остальных, верхняя половина его кроны утопает в облаках, и девушка не видит верхушки. Подлетев к нему, она пытается подняться еще выше, чтобы пролететь над ним и посмотреть на него сверху. Ей очень хочется подняться еще выше, она старательно машет руками, изо всех сил пытаясь взлететь выше, но чувствует, что ее голова упирается в невидимую преграду. Как будто чья-то мягкая рука лежит на ней, не давит вниз, но и не дает подняться выше. Подняв глаза вверх, Аурелия видит белые облака прямо над своей головой. Чей-то мягкий голос, как будто звучащий внутри нее, говорит: «Это уже – небо!». Внутри нее появляется понимание, что облака – это граница, и ей туда еще не нужно.

– Граница? – потихоньку Аурелия начала возвращаться к действительности.

– Да! Нашла, наконец, свою границу?

– Наверное, – Аурелия задумчиво и медленно наводила резкость на присутствующих за столом людей, странно напоминающих людей из сна, все в тех же темных пыльных плащах, и, кажется, ни один фон так хорошо не подходил им, как пыльная безжизненная улица.

– Мир путника – это пыль на дороге, у которой нет ни начала, ни конца, ни времени, ни остановки. Мир лекаря – забота и любовь. Твой мир – небо!

– Но я же лекарь!

– А зачем ты хочешь быть лекарем? У тебя ведь есть и другой дар!

– Какой дар? – нить разговора начинала ускользать от Аурелии, не любящей абстрактные неконкретные высказывания, но, кажется, все в этом странном мире любили поупражняться в плетении узоров из слов, которые тут же покрывались пылью и теряли от этого свою резкость, ясность и четкость…

Мысли потекли внутри Аурелии, принимая исключительно вопросительную форму: «Хочу ли я быть лекарем? Кто решил, что я лекарь? Зачем он сказал мне, что я лекарь? Если это не так, то кто я? Почему мне говорят о даре, но не говорят о том, что это? Знает ли о нем кто-то? Как же я тогда лечила, если у меня нет дара лекаря?»…

Тихий смех прервал цепочку вопросов, продолжившись тихим шепотом: «Вместо того, чтобы признать новый дар ты начала отрицать уже существующий…».

Аурелия растерянно оглянулась, она, кажется, не говорила вслух…

– Путники слышат дорогу, стелющуюся под ногами. Твои мысли – твоя пыльная дорога, без развилок, времени и остановок, поэтому ты – путник. Твое сердце потихоньку наполняется любовью, и ты проявляешь заботу, поэтому ты – лекарь. Твоя душа уносится в небо, требуя простора, поэтому ты – легкокрылая. В тебе живет потребность создавать красоту окружающего мира, поэтому ты творец…

Казалось, он может перечислять до бесконечности, новые и новые названия взлетали к потолку, кружились и оседали на пол вместе с мелкими пылинками. Смысл некоторых был не понятен Аурелии, назначение других, уже прочитанное в книге, подаренной Боргом, всплывало и оформлялось в приемлемую форму. Постепенно тревога заполняла душу Аурелии и все ее сознание, потому что следующий вопрос она практически почувствовала, ее неспособность выбирать сейчас возникла, как остроугольная статуя, громоздкая и холодная, мешающая всем и занимающая слишком много места…

– Умение или сила?

– Сила… – ответила Аурелия не задумываясь, не потому что поняла или выбрала, а потому что почувствовала правильность слова…

– Сила. Правильно. Умения тебе еще не хватает, как и знаний. Вслед за которыми придет понимание. И только после них к тебе придет принятие…

Постепенно звук становился все более отдалённым, превратившись в неразличимый шум, напоминающий отголоски чужого эха…

– Аурелия? Ты совсем меня не слушаешь?!

Девушка перевела тяжелый взгляд на говорившего. Верес смотрел на нее с легким раздражением, видимо он уже долго пытался добиться какой-то реакции на свои слова. Аурелия растерянно улыбнулась, невольно залюбовавшись тонкими и немного жесткими чертами уже привычного лица, и пошла вперед по пыльной дороге. Обдумывать и обсуждать произошедшее ей совершенно не хотелось. Теша себя надеждой на то, что ее сознание само справится с новой полученной информацией, она молча смотрела себе под ноги, стараясь отогнать обрывки еще звучавших в голове мыслей.

…Стихоплеты сочиняют стихи-заклинания, которые впоследствии реализуются. Такие заклинания могут служить для помощи или вреда, лечения или умерщвления, наполнения отвагой и радостью или поглощения ужасом и тоской. Любые оттенки состояний и ощущений могли быть заключены в слова. Все зависело от человека, использующего такой мощный инструмент, как слово, поклоняясь его силе и проявляя должное уважение. Позже, переходя из уст в уста, такие творения становились народным фольклором, видоизменяясь под влиянием чужой неточной памяти и теряя при этом часть своих первоначальных качеств. Знание страшных или нет, сильных и слабых, злых и добрых звуков зарождалось в стихоплетах вместе с жизнью и вместе с нею же уходило в небытие. Им не положено было кого-то учить, считалось, что только рожденный с этим талантом мог правильно реализовать задуманное Вселенной через собственные мысли и речь. Вдохновение являлось неотъемлемой частью характера таких бродячих мужчин…

Да, и этот дар был предназначен для мужчин, может быть в силу их более устойчивой психики, а возможно просто потому, что в девочках никто не пытался рассмотреть какой-либо другой талант, кроме умения ухаживать за младшими братьями-сестрами и помогать матери по хозяйству… Аурелия уже потеряла надежду увидеть описание дара женщин. Впрочем, свой талант в этой замечательной книге она еще тоже не нашла, и то, откуда о ней узнал Борг, ее интересовало с нарастающей силой. Она уже не единожды пожалела о том, что не спросила у него, пока была такая возможность. Теперь же девушке оставалось лишь смотреть на такой знакомый, и в то же время чужой профиль Вереса, который являлся отдаленным и единственно доступным напоминанием о палаче.